– Мое звание соответствует майору Красной армии.
– Ясно, товарищ майор! – снова заулыбался Игнатов. – Вот я и говорю – решили ударить по лагерю, наших людей освободить.
– Наши намерения совпадают… И еще один вопрос, Игнатов. Комендантский пост на шоссе у Тельпушино – ваших рук дело?
– Наше! – снова довольно разулыбался Игнатов.
– А как немцев врасплох застали, если не секрет?
– Какие секреты, товарищ майор! Ряжеными к ним туда нагрянули, придавили пулеметным огнем, потом захватили танк – есть у нас парочка танкистов в отряде – ну и тут уж из танковой пушки всё разнесли к чертовой матери! – Игнатов глубоко затянулся, ногтем мизинца сбил с сигареты столбик пепла.
Что-то промелькнуло у Ткачева в голове, не понял и что. Какой-то обрывочек, хвостик какой-то ниточки.
– Ладно, будем трогаться, – кивнул Ткачев. – Давайте вперед, показывайте дорогу на базу. Некрасов! Алешин! Сбор!
Через десять минут колонна отряда втянулась в ельник.
Некрасов, как всегда, двигался в арьергарде. Наблюдал за Мятликовым. Было заметно, что парень здорово устал. Капли пота то и дело сбегали у него по вискам, он утирал их рукавом телогрейки, торчащим из короткого рукава белой маскировочной рубахи, надетой поверх. Лицо прибрело зеленоватый, землистый оттенок, который не скрывал, а еще больше оттенял желтизну синяков под глазами. «Красный – синий – зеленый – желтый, – неожиданно вспомнилось Некрасову. – Точно! Так на курсах по криминалистике преподаватель и предлагал запоминать стадии рассасывания синяков – по цвету денежных купюр – от старшей до достоинству к низшей: десять рублей – пять – трешка – рупь…»
– Как самочувствие, Василий? – окликнул Некрасов Мятликова.
– Нормалёк! – пытаясь улыбнуться, сразу же откликнулся тот и ускорил лыжный шаг, тяжело опираясь на палки.
«Ну и славно, – подумал Некрасов, – не киснет. Со стерженьком, видать, паренек…» Он остановился, пару минут прислушивался к звукам вокруг, внимательно обшарил биноклем лесное безмолвие позади уходящей в глубину леса колонны. Все спокойно, тихо. И Некрасов продолжил движение, нагоняя колонну.
– Товарищ лейтенант!
Тяжело дышащий Мятликов сидел в снегу, неловко подвернув ноги с надетыми лыжами и сжимая побелевшими на костяшках пальцами лыжные палки.
– Ты чего, оступился? Нога?! – встревоженно подлетел к нему Некрасов.
– Товарищ лейтенант! Там… – Мятликов высоко вздернутым подбородком тыкал в сторону уходящих лыжников, последним из которых неумело плелся на лыжах старшина Паздников.
– Что там? Где? – закрутил по сторонам головой Некрасов, непроизвольно сжав шейку приклада висевшего на груди автомата.
– Да вон… Этот крендель из «окруженцев»… Товарищ лейтенант! Из города он… Сука полицайская! Он меня допрашивал, когда я на жратве спалился. Бил так, будто я гансовский штаб взорвал, а не ящик с ихней сраной тушенкой подломил. Товарищ лейтенант! Это как же?.. Он! Б… буду – он!
– Тихо! – Некрасов рывком поднял Василия на ноги. – Тихо! Чего уселся? За мной! И – рот на замок! Никаких дерганий, понял? Как шел, так и иди. Я вперед пробегу, а ты – так сзади и иди. Понял, Василий? Никакой самодеятельности! Усек? Никого ты не узнал, плетешься и плетешься. Понял?
– Понял…
– Молодец… Всё, давай.
Некрасов упруго пошел вперед, не останавливаясь, миновал арьергард отряда. Василию было слышно, как лейтенант на бегу бросил бойцам:
– Оттянитесь на фланги, метров на двадцать-тридцать, тыловым дозором. И не расслабляться!
Некрасов догнал Ткачева, который шел впереди колонны вместе с Игнатовым. Третий из «окруженцев» – Ерохин, ушел вперед с головным дозором.
– Дмитрий Павлович, растянулись мы здорово, – сказал Некрасов. – Эти наши горе-лыжники в хвосте! Еще и ноги умудрились стереть!
– Кто? – удивился Ткачев.
– Да этот парень, что к нам прибился… И ваш старшина, – бросил Игнатову Некрасов, – не ходок на лыжах. Может, перекурим, Дмитрий Павлович? Отстающие подтянутся. Да и, честно сказать, у меня у самого уши опухли – весь свой табачок бойцам раздал. У вас, товарищ Игнатов, как понимаю, с немецким куревом дефицита нет?
Ткачев понял. И обрывочек в голове на место прилепился: вспомнил Ткачев подробный доклад Алешина о разгроме на тельпушинском посту. Всё наоборот там было! Сначала танк из пушки бил, а потом пулеметы-автоматы заработали.
– Разжились по случаю, – в очередной раз разулыбался Игнатов, доставая сигареты. – Прошу. Подарок от Гитлера, но табачок неплохой, не эрзац…
– Руки! Руки вверх! – Ткачев упер ствол автомата Игнатову в бок. – И не дергайся.
Некрасов тут же разоружил «окруженца», сдернув у него с шеи автомат. Проходившие мимо бойцы остановились, перехватывая оружие наизготовку.
– Насибов! Мирошников! – отрывисто скомандовал Ткачев. – Нагоните головной дозор. Там еще один из этих, – он качнул головой на Игнатова. – Разоружить без шума. Алешину – команда «Стой» и полная готовность к бою. Вперед!
– Ты че?! Ты че, майор?! – завопил, тряся поднятыми, согнутыми в локтях руками, Игнатов.
– Заткнись! Разберемся! – оборвал его Ткачев. – Сел на карачки и затих!
– Командир, я – обратно, за третьим! – Некрасов перекинул отобранный у «окруженца» автомат одному из бойцов и повернул лыжи.
– Да вы че творите?! На своих кидаетесь! – снова закричал опустившийся было на корточки Игнатов. Внезапно он повалился на бок в снег, выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил в Ткачева. Ствол пистолета метнулся в сторону стоящего рядом бойца, но вторая пуля Игнатова ушла в небо – автоматная очередь разорвала на его груди только что белоснежную маскировочную блузу.
– Командир! – выкрикнул Некрасов. Неуклюже путаясь с лыжами, устремился было к Ткачеву, согнувшемуся под толстой лесиной.
– Всё нормально! – прохрипел Ткачев. – Блядь, шуму-то подняли!.. Эх ты, чертова бабушка!..
Как в подтверждение его словам, впереди ударила сначала одна, затем вторая автоматная очереди. Некрасов различил: первая – из МП-40, вторая – из родного ППШ. И понял, что выстрел Игнатова и автоматная очередь, прикончившая гада, опередили Насибова и Мирошникова. И, видимо, лже-лейтенант в головном дозоре успел кого-то зацепить, если не хуже.
– Ребята! Командиру помогите! Я – за третьим!
Некрасов изо всех сил рванул по лыжне в хвост колонны, ожидая предательскую стрельбу и там. Тем временем бойцы, при звуках выстрелов, многократным эхом разнесшихся в лесной тиши, уже, как и положено, рассредоточились, залегли, изготовившись к бою. Лишь двое из них, увидел Некрасов, возились на тропе: один склонился над уткнувшимся в снег лицом «старшиной», другой навалился на дергающегося, хрипло матерящегося Мятликова.
– Товарищ лейтенант! – шумно дыша, выпалил удерживающий Василия боец подлетевшему Некрасову. – Тут такое дело… Вот этот при первом же выстреле бросился на «окруженца» да как шкварнет его по затылку, а потом в шею вцепился и давай душить! Еле успели подскочить. На немцев напоролись? – Второй вопрос он выдохнул без паузы, бросая взгляды по сторонам.
– Отпусти парня, – махнул рукой Некрасов. – А этого – вяжите, да обыщите хорошенько, вражину. Обстановка пока неясна, но не исключено, что на засаду напоролись. К бою, хлопцы!
Некрасов опустился на корточки рядом с поднявшимся со снега на колени Василием, утирающим обеими рукавами лицо.
– А ты не обознался. Молодец! Считай, всех спас. Ну а сейчас, Василий, давай-ка, укрытие себе выбери. Похоже, наша тихая лесная прогулка закончилась. С автоматом обращаться умеешь? Хотя, откуда… Мальцев! Ты здесь за старшего. Если что – взаимодействуй с тыловым дозором, ему в помощь. И растолкуй нашему новому бойцу Василию Мятликову, как с этой немецкой дурындой обращаться. – Некрасов показал на валявшийся в снегу автомат лже-старшины и добавил, вставая:
– Я – к командиру. Ждать команды…
Его слова потонули в нарастающем свисте, оборвавшемся оглушительным взрывом неподалеку. В воздухе словно взвизгнули десятки невидимых дисковых пил, осыпая снег с сосновых лап и усеивая белизну под деревьями обрезками этих же лап. Следом поодаль ухнул еще один разрыв мины, потом – еще и еще! Теперь уже осколки запели сотнями дисковых пил.
– Мальцев! Мальцев! – крикнул Некрасов, распластываясь на снегу.
– Вот что, Мальцев, – сказал он подползшему бойцу. – Передай Соломину мой приказ: возвращаться на базу отряда, выйти на связь с Москвой и доложить обстановку. Организовать эвакуацию имущества на резервную базу. А этого Крюкова, который там у нас… С этой сукой потом разберемся – глаз пусть с него не спускают. Соломину и остальным ждать нашего возвращения на базе-три…
…Лай минометов и пробивающиеся сквозь него автоматные и пулеметные очереди Тимохин и его группа услышали задолго до выхода к условленной точке. Но Тимохин еще верил, что они успеют, что их появление изменит ситуацию к лучшему. Он верил до той минуты, пока его группа не достигла убегающей в Коростянский лес дороги, снежный наст на которой был измолот до черной земли гусеницами танков и бронетранспортеров.
Разведчики продолжили движение навстречу звукам боя и довольно скоро различили меж деревьями, на краю внезапно открывшейся пустоши, две, застывшие поодаль друг от друга, танковые коробки, с нацеленными в глубь леса за пустошью стволами. Здесь же, на опушке, натужно ревя двигателями и выбрасывая клубы сизого дыма, расползались в разные стороны грязными белесыми жуками четыре полугусеничных бронетранспортера, высыпавшие из своих пузатых утроб по меньшей мере роту солдат, которые уже успели развернуться в цепь. «Запечатали горлышко! – со злостью подумал Тимохин. – Обложили знатно…»
Он подал условный знак.
– Ну что, братцы, – сказал Тимохин, оглядывая тройку собравшихся вокруг него разведчиков, – ситуация, вижу, всем понятная… Припоздали мы, и припоздали крепко… Отряд наш и в лесу засада поджидала, и, сами видите, здесь закупорили…
«Вы…док Крюков, скорее всего, даже преуменьшил численность так называемого отряда “окруженцев”, – мелькнуло в голове. – Судя по интенсивности огня… Но как же мы концентрацию немцами карательных сил проглядели?»