я собственностью германского государства. На всей территории немецкий язык объявляется государственным. Несколько позже, в марте сорок второго, генеральный комиссар Латвии Дрекслер создаст административное самоуправление в городах и в сельских поселениях латвийского генокруга, но Бангерскис прекрасно видел, кто дергает за ниточки этих марионеток.
Нет, Бангерскис ничего не имел против всех этих решительных мер. В разгар войны с красными в целях оздоровления прибалтийского климата всё это насущно и логически обоснованно. Вплоть до создания сети концентрационных лагерей. Но вскоре помимо центральной тюрьмы в Риге, «Шталага-350» с его шестью отделениями под Ригой и «Шталага-340» в Даугавпилсе, оккупационные власти создали на территории генокруга еще 46 тюрем и 23 концлагеря. И все они, особенно саласпилский «Шталаг-350» и лагеря уничтожения в Бикерниекском и Румбульском лесах, принялись перемалывать десятки тысяч далеко не одних большевистских комиссаров и евреев.
Мечтания Бангерскиса о наступлении его звездного часа – в качестве вождя освобожденной от большевизма свободной Латвии – были похоронены, по его мнению, окончательно.
Он, помпезно вернувшийся в Ригу и даже получивший обратно свой генеральский особняк, не пострадавший, к счастью, от бомбежек люфтваффе, но основательно изгаженный казенщиной какого-то располагавшегося в нем с сорокового года советского учреждения; он, столько сделавший для распространения идей национал-социализма среди латышей; он, имеющий такие прочные и обширные, как ему верилось, связи в кругах высшей германской элиты; наконец, он – полноправный член СС с июня сорокового года – оказался… невостребованным! Никем! Определили на фактически рядовую должность в директорате юстиции Латышского самоуправления – имитации национального правительства, которое и шагу не могло сделать без санкции Генерального комиссара Латвии Отто Дрекслера и непосредственно рейхсминистра Альфреда Розенберга.
Туманными обещаниями изредка подкармливал Розенберг, но они пока оставались обещаниями, а добиваться аудиенции у Дрекслера, чтобы клянчить себе должность, равноценную генеральскому рангу, Рудольфс Карлович считал ниже своего достоинства. Кто такой вообще этот выскочка Дрекслер!
В глубине души Бангерскис прекрасно понимал подоплеку своей невостребованности. Латышские корни, как и изрядный кусок биографии, связанный с российской военной службой, были чужеродным вкраплением в арийскую идеологию Третьего рейха. Причем второе по большому счету не шло ни в какое сравнение с первым. Альфред Розенберг может сколько угодно распинаться о своих эстонских истоках, но в его жилах течет кровь прибалтийских немецких баронов, чем латыш Бангерскис, увы, похвастаться не может, хотя еще в Германии вновь опустил последнюю букву в фамилии, подписываясь во всех документов совершенно по-немецки – «Бангерски». Дрекслер однозначно – выскочка и тупой фанфарон, но в Главном управлении расы и поселений и Личном штабе рейхсфюрера СС его принадлежность к нордической расе сомнений не вызывала. А принятие Бангерскиса в ряды ордена «Мертвая голова» прошло с таким скрипом и вообще состоялось ли еще, кабы не давление на командира берлинского СС-абшнита-III со стороны руководителя внешнеполитического отдела НСДАП Альфреда Розенберга.
Зато выскочивший вскоре после прибытия Бангерскиса в Ригу, как черт из табакерки, Круминьш – эта самоуверенная гомосексуальная свинья, в чем у Рудольфса Карловича исчезли последние сомнения, когда он принялся, после визита бывшего адъютанта, наводить о нем максимально возможные справки, – о, этот английский шпион передавал все новые и новые задания своих хозяев. Тех интересовало буквально всё: дислокация и наименование, численность и вооружение немецких войск, фамилии, адреса представителей германской администрации и тэ дэ и тэ пэ. Бангерскис, что знал – а знал он не так уж много в силу своего отставного положения, – передавал Круминьшу, где-то даже недоумевая: зачем эти подробности Лондону? Но фунты стерлингов поступали исправно, а на остальное, откровенно говоря, Бангерскису было наплевать.
Беспокоил только Круминьш. Рудольфс Карлович понимал: если гестапо или СД заподозрят бывшего майора в шпионаже или хотя бы застукают его педерастические связи, – судьба самого Круминьша окажется крайне незавидной, но где гарантия, что ниточки не потянутся к нему, Бангерскису. Это не просто тревожило – пугало! А контакта с королевской спецслужбой ужехотелось! В отместку напыщенным арийским бонзам, которые, получается, попросту вытерли об него ноги, если не применять иное, более обидное и оскорбительное сравнение.
Постепенно старый генерал все больше и больше укоренялся в мысли, что Круминьш – лишнее звено в тайном общении с Туманным Альбионом.
Знать бы Бангерскису, что и Круминьш пребывал в тревожном недоумении. Фактически минуло более чем полтора года, а пока от «господина Мартина» обещанных перспективных предложений так и не поступило. Одна текущая рутина. Он и «работал»-то через тайники: получал задание – оставлял информацию, получал деньги и новое задание… Как и Бангерскиса, Круминьша нередко настораживал характер заданий, но деньги… При всей своей интеллектуальной незаурядности Круминьш никак не мог соединить, на его взгляд, несоединимое: деньги и ЧК. Да и потом… Какая разница, однажды признался себе Круминьш, деньги-то и в самом деле не пахнут.
И он, наверное, с классической прибалтийской невозмутимостью и полнейшим безразличием воспринял бы известие о трагических судьбах своих ночных гостей – «господина Иванова», погибшего от руки спятившего экс-танкиста СС Мюнше весной сорок третьего, и «господина Мартина» – молодого латвийского чекиста Альберта Скулме, ушедшего из Риги в составе той самой эвакоколонны республиканского НКГБ, которую уничтожила полевая абверкоманда Абвернебенштелле-Рига полковника Неймеркеля. Скулме успел сжечь практически все агентурные дела, в том числе и дело Круминьша с его распиской, прежде, чем на него, тяжелораненого, навалились дюжие абверовцы. Сил у Скулме хватило лишь вырвать чеку последней противотанковой гранаты…
А у Круминьша весной сорок второго «поперла карьера»: ему предложили вакансию делопроизводителя в ратуше – городском административном самоуправлении: поиски лояльных «национальных кадров» вывели кадровиков гэбистскомиссара на бывшего секретарь-адъютанта военного министра давно почившей в бозе Латвийской республики.
Когда «невостребованный» Бангерскис узнал об этом, его захлестнула злоба, сменившаяся очередным приступом страха. У шелудивого похотливого пса на новом месте могли разгореться самые разные аппетиты, что увеличивало риск!.. Генерал даже себе не в состоянии был признаться, что им двигает тривиальная зависть – к чужому, даже пустяковому, успеху. И страх утонул в генеральской ярости.
В тот же вечер Бангерскис связался с собственноручно взращенным руководителем одной из молодежных нацистских групп:
– Оскар! Я оскорблен до глубины души! Ходят слухи, что мой бывший адъютант – грязный гомик! Не хочется верить, но… Слышать такое мне, убеленному сединами… Мальчик мой, я высоко ценю твою беззаветную преданность высоким идеям национал-социализма, твою нравственную чистоту. Не в службу, а в дружбу, уважь старика – проверь эти подлые слухи. Мне безразлично, кто их распускает, но я хочу знать правду о Круминьше…
Рудольфс Карлович прикрыл рукою глаза, изображая полнейшее душевное опустошение и крах веры в людей.
– Почту за честь, Рудольфс Карлович, оказать вам эту пустяковую услугу! – Глаза ретивого «охотника за черепами» разгорелись хищным азартным огнем. – А если…
– Оскар, мальчик мой, – тут же встрепенулся наставник, и его голос зазвенел стальными нотками, – разве мы не знаем, как искоренять подобную скверну на родной земле?!
– Не сомневайтесь, господин генерал!
– Одна только просьба, мой юный друг… – старый хитрец снова вернулся к усталому отеческому тону. – Если подтвердиться худшее… Будем благородны. Мы не палачи, мы несем возмездие… Круминьш завершил службу в чине старшего офицера, и мы должны уважать этот чин. И если он… Тогда пусть примет смерть офицера, а не свиньи… – Бангерскису совершенно не улыбалось, чтобы под пытками или ножом Круминьш разговорился или по той же причине еще какое-то время существовал в лагере или тюрьме.
Спустя сутки после этого короткого вечернего разговора Пауль Круминьш был застрелен на лестничной площадке у дверей собственной квартиры – вместе с другим мужчиной, богемной наружности, в боковом кармане которого прибывшие на место преступления агенты криминальной полиции обнаружили изящный кожаный футляр с разобранной флейтой…
Убийство Круминьша, по роковому стечению обстоятельств, совпало с серией провалов в рижском подполье. В Москве эти события ошибочно связали воедино и приняли решение на время операцию по использованию Бангерскиса свернуть. «Господин Мартин» перестал беспокоить Рудольфса Карловича, денежный ручеек иссяк.
Это генерала расстроило. После некоторых размышлений, он пришел к неутешительному выводу: либо ликвидация бывшего адъютанта насторожила британцев, либо гестаповский бредень порушил и их агентурную сеть. Как бы там ни было, но получать деньги Рудольфсу Карловичу понравилось. И – даже неожиданно для себя! – он заактивничал: используя свои былые министерские связи, сам принялся осторожно нащупывать ниточки к Лондону, ни на йоту не сомневаясь, что секретная служба Ее Величества вряд ли оставила без внимания Ригу – центр рейхскомиссариата «Остланд». В Риге благополучно проживали несколько благородных и достопочтенных латвийских буржуазных семейств, кои в старые и добрые времена приятельствовали с сотрудниками британского консульства. Бангерскис прощупывал круг своих былых знакомых с завидным терпением, и его усилия не пропали даром. Через несколько месяцев престарелым прибалтийским фашистом заинтересовались в британской столице. С Бангерскисом был установлен контакт.
А еще пару месяцев спустя востребованность Рудольфса Карловича возросла кратно. Сначала о нем вспомнили «забывчивые» немецкие хозяева: 3 марта 1943 года приказом рейхфюрера СС Генриха Гиммлера Рудольфс Бангерскис получил звание легион-группенфюрера войск СС (что соответствовало званию генерал-майора в вермахте) и был назначен генерал-инспектором латышского добровольческого легиона СС. Старая лиса Розенберг все-таки свои обещания выполняет! Теперь по всем вопросам Бангерскис отчитывался только перед рейхсфюрером Гиммлером. Только кадровые вопросы он обязан был согласовывать с высшим фюрером СС и полиции в «Остланде» Фридрихом Йекельном – инициатором создания латышского легиона СС.