И тут же непроизвольно вновь скосил глаза на сверкающий свежей эмалью орден.
– Нет, Серега, что ни говори, а сейчас бы по нашему Балыклею пройтись да и к матери на порог, мол, здравия вам желаем, Дарья Васильевна!.. И бате тоже – здравия желаем!..
– А потом к Веруне… – ядовито вставил Сергей.
– И к Веруне: «Здравствуй, ясноокая моя!..» Э-э-эх! – Сашка, совершенно не обращая внимания на язвительную реплику брата, мечтательно прикрыл глаза.
– Да, Сань, домой бы сейчас хорошо! – с не меньшей мечтательностью вздохнул младший брат. Встрепенувшись, спросил с надеждой:
– Сань, а может, отпуск дадут, как участникам боев?
– Ну, ты даешь! По ордену, да еще в отпуск! Не, брат, такое не отломится.
Александр подошел к брату вплотную, шутливо толкнул плечом.
– Слышь, а может быть, как тогда, на призывной комиссии, рискнем? Орденоносец, герой! Уговорим эскулапов?
– Куда там, их уговоришь… – Сергей с грустью взглянул брату в глаза. – Мне теперь, после этой чертовой контузии, Сань, дороги в военное училище нет. Врачи же сказали: срочную отслужу и – привет. Да и знаешь… Я как-то без военной жилки все-таки. Домой поеду. Профессия фрезеровщика имеется, не пропаду, в МТС при хорошем деле буду. Жаль только вот, что сегодня нам с тобой расставаться… Привык, что всё мы вместе…
Голос у младшего осекся. Странно задышал, отвернувшись, и Александр. Помолчали. Старший брат первым нарушил тишину, заговорил, будто оправдываясь:
– Да я бы, ты же знаешь, и не стал бы рапорт подавать на училище, если бы…
Сергей обнял брата за плечи.
– Знаю, Сань, знаю… Знаю, как хочется тебе в небо… Черт его разберет, может быть, ты и прав. Может быть, и вправду так у тебя что-то получится…
– Точно получится! – тут же с жаром принялся в который раз убеждать Александр брата. – Ну, не берут в летное училище с моими семью классами. Правильно, конечно, говорят, что десятилетка нужна да еще аэроклуб в придачу. Но где бы я успел все это, сам знаешь. А в военно-автомобильное – берут! И учиться всего год. Год! Кубаря в петлицу – и там уже другое дело! Там я все равно в авиацию пробьюсь! Тогда уж точно уговорю, чтобы в летное послали…
ДВЕ ДОРОГИ, ДВА ПУТИ…
Санька, Санька… Как будто вчера все это было. Разве знал тогда, в последний февральский день сорокового года, Сергей, что на целых тридцать лет вскоре разведет их судьба! И столько всего будет за эти годы, да и какие будут эти годы…
В училище брат поступил. Через год, в марте 1941-го, свежий выпускник Ленинградского военно-автомобильного училища младший лейтенант Александр Мезин отбыл к месту назначения, в особый Западный военный округ, командиром автотранспортного взвода.
После выпуска, в свой первый офицерский отпуск, который конечно же Александр провел в родном Горном Балыклее. Покрасовался в шевиотовой гимнастерке перед родней, женился на своей Веруне. Медовый месяц догулять не пришлось: пора было ехать в часть. Поехал один: молодые решили, что как устроится новоиспеченный комвзвода, так и женушку вызовет. Но 22 июня 1941 года разом перечеркнуло все жизненные и семейные планы.
В боях под станцией Дно часть, в которой служил и воевал Александр, попала в окружение. Попытка вырваться из фашистского кольца оказалась неудачной: тяжелораненый Александр попал в плен. Неудачными были и две попытки бежать из гитлеровского концлагеря. В начале 1942 года немцы отправили большой этап военнопленных в генерал-губернаторство, как захватчики именовали оккупированную Польшу. Там пленных распределили для работы в имениях новоиспеченных гитлеровских помещиков. В одном из таких имений пришлось поработать и Александру. Пытался бежать и оттуда. Быстро догоняли и рвали собаками. И снова возвращали в помещичье рабство. Лишь когда в сорок четвертом Советская армия погнала гитлеровцев с польской земли, Александр и его товарищи по несчастью вновь бежали и двинулись навстречу нашим частям.
Но не такой оказалась встреча, как представлялось за годы неволи. Случай спас от самосуда своих же братьев-танкистов. А потом долго и придирчиво допрашивали в армейской контрразведке «Смерш». И… вместе с бывшими полицаями, бандеровцами и власовцами отправили «на Родину» – в исправительно-трудовой лагерь, на лесоповал…
Нескоро вернулся Александр домой. А там уже и похоронили. Не дождалась Веруня, вышла в конце войны вновь замуж, за бравого армейского капитана, и уехали они куда-то…
Надо жить. Устроился Александр в Балыклейскую МТС, где до призыва в армию токарил. А потом познакомился со славной девушкой Раей, которую военная круговерть занесла в эти края из-под Архангельска. Туда вскорости Саша с Раей и уехали. На новом месте, в небольшом поселке Рогачево, Александр стал работать на лесозаводе токарем. За несколько лет подкопили деньжат, переехали жить в Ставрополь: на севере здоровье стало подводить. До самой пенсии так и токарил Александр на авторемонтном заводе. Работал и жил по совести, в коллективе уважали, даже выдвинули в депутаты горсовета. Несколько лет рабочий депутат не на словах, а на деле защищал интересы рабочих. Рабочей косточкой оставался Александр Степанович до самой смерти.
И дети пошли по его стопам. Старший сын Виктор вначале работал вместе с отцом, затем, после окончания электротехнического техникума, стал высококвалифицированным специалистом, электриком высшего разряда. Длительное время работал в ГДР, куда его откомандировали монтировать оборудование на строящихся в германском государстве народной демократии с помощью Советского Союза электротехнических предприятиях. А дочь Нина всегда работала и жила со своей семьей в родном Ставрополе, не уезжая далеко от родителей, а потом и вовсе – от овдовевшей в 1978 году матери.
Лишь за несколько лет до смерти Александра Степановича довелось братьям встретиться. До той поры как-то всё разводила жизнь. Но побывал младший в гостях у старшего брата. Наговорились, навспоминались вдосталь.
…Вскоре после отъезда Александра на учебу Сергея назначили старшим в роте по сдаче старой техники, а затем – командиром танка в отдельный танковый батальон 57-й Краснознаменной дивизии.
В батальоне состояли на вооружении два типа танков: амфибии Т-37 и легкие БТ-7. Сергей получил «бэтэшку». В апреле сорокового батальон танкистов перевели в Тамцаг-Булак, приказали обустраиваться капитально. Бойцы копали глину, косили траву, месили из них сырец, а из него изготавливали саманные кирпичи, которые шли на постройку полуказарм-полуземлянок.
Но особенно досталось в первую ночь. По календарю – апрель, но налетел такой снежный буран! Что делать? Хорошо, что одна казарма была, вернее, только ее стены. С помощью брезентовых чехлов, жердей кое-какую крышу соорудили. Больше ничего и не смогли с марша придумать. И спали первую ночь, сидя на корточках в этом, наспех заделанном помещении. Наутро стали обустраиваться уже основательнее, но надо ли говорить, что до элементарного быта было еще далеко. Несколько недель танкисты спали только на боку – в пригодное для сна помещение все входили только таким образом. А когда, наконец, более-менее обжились, – новый приказ: передислоцировать батальон к озеру Буир-Нуур, в состав 11-й танковой бригады, которой командовал Герой Советского Союза полковник Алексеенко, получивший эту высокую награду за Халхин-Гол. И командиром батальона, кстати сказать, тоже был халхинголец – Герой Советского Союза майор Спехов.
На новом месте вскоре пришло черное известие о нападении Германии. Откровенно говоря, танкисты ждали этого, уж слишком много было признаков приближающейся войны. Но не думал никто, что так быстро наступит время смертельной битвы. Сергей и его товарищи не могли не верить газетным сообщениям о переговорах с немцами. Как не верить, когда на самом высоком уровне подписан такой серьезный документ – пакт о ненападении, потом уверенное заявление ТАСС… И буквально несколько дней спустя…
Вероломство фашистов потрясало! Конечно, все были ошеломлены. Но растерянности не было. Наоборот, танкисты с первых дней ждали, что вот-вот часть отправят на фронт, ждали с нетерпением и горячим желанием вступить в схватку с гитлеровской нечистью.
Но вскоре командование заявило: будем стоять в Монголии, против японцев.
Известие было встречено в штыки, от бойцов и командиров посыпались рапорта с просьбой об отправке в действующую армию, на фронт. На все рапорта ответ был один: здесь тоже фронт. Надо будет – пошлют.
– Мезин, я тебе не первому долдоню: забудь про свою писанину! Ты военный человек или шпак какой? – комроты злился не на шутку. – Самого Верховного товарища Сталина приказ! Ты понял?
– Товарищ капитан! У меня брат на фронте. Никаких известий не имею.
– Ага… Так ты воевать просишься или брата аукать?
– Товарищ капитан!
– Иди, Мезин, иди… И чтобы больше никаких рапортов. Нам приказано стоять здесь. Если понадобится – насмерть. Кто Родину прикроет со спины? Иль про японские подлости запамятовал? Иди!.. Не выворачивай ты мне душу!..
Сергей не обиделся. Разумом все понимал, а вот сердце… Знал, что и комроты не один рапорт подал. И его, только командиры повыше, за эти рапорта взгрели, как политически не полностью зрелого…
В октябре бригаду передислоцировали в город Чойбалсан. Забот хватало. Строили капониры для танков, шла напряженная боевая учеба, в основном по отработке практических действий на поле боя. В январе сорок второго Сергея включили в группу командиров танков, которым, после сдачи подробнейших зачетов и политсобеседования («уточнения анкетных данных»), приказом наркома обороны присвоили офицерские звания. По маленькому малиновому кубику засветилось на черном бархате петлиц. Одновременно младший лейтенант Мезин был назначен исполнять обязанности командира взвода. А комсомольцы батальона избрали своим комсоргом.
Учебные будни выматывали. Но верилось, что отрабатываемые навыки вскоре пригодятся. Эта вера и придавала силы. Ну, не питание же! С ним как раз обстояло неважно. Бойцы получали по шестьсот граммов хлеба на день. Вот и весь паек. Офицеры могли в столовой хлеба поесть вдоволь, но кусок в горло не шел. Командир взвода Никита Куприянов, бывший старшина роты, который закончил курсы переподготовки комсостава и вернулся в батальон уже старшим лейтенантом, первым подал пример: носил в полевой сумке хлеб своим подчиненным, подкармливал этим «доппайком» тех, кто рыл капониры (та еще работенка – вырыть укрытие на четыре танка каждое!). И так делали многие офицеры.