Боргхильд ответила сразу. В коротком «слушаю вас» в равных долях присутствовали и услужливость, и энтузиазм.
— Говорит Харри Холе. Скажите, к кому мне обратиться по поводу болезни Фара?
Пауза.
— Это зависит от…
— От чего?
— От того, чем болен господин Фар.
— Действительно. А Идар Ветлесен на месте?
— Он уже ушел.
— Уже?
— Он играет в кёрлинг. Попробуйте позвонить в другой день.
Ее голос звучал неумолимо, и Харри сообразил, что она и сама уже собирается уходить.
— В бюгдёйском кёрлинг-клубе?
— Нет, в частном клубе. Недалеко от «Гимле».
— Спасибо. Удачных выходных.
Харри вернул Катрине телефон.
— Там-то мы его и прижмем.
— Кого?
— Доктора, ассистент которого ничего не знает о болезни, на которой шеф специализируется.
Поспрашивав у прохожих, они наконец нашли «Вилла Гранде» — частное владение, которое в годы Второй мировой принадлежало норвежцу, чье имя, в отличие от мореплавателей на тростниковых лодках и искателей Северного полюса, было известно всем, в том числе и за рубежом: министру-президенту Норвегии, нацисту Квислингу, расстрелянному в 1945 году.
В дальнем углу участка у подножия невысокого холма стоял длинный деревянный дом, похожий на старинную солдатскую казарму. Миновав первую дверь, полицейские сразу ощутили, как холодно внутри. За следующей дверью холод еще усилился. Там, на ледяной дорожке, находилось четверо мужчин. Их возгласы эхом отражались от деревянных стен. Никто из мужчин не заметил появления Харри и Катрины. Они кричали вслед гладко отполированному камню, который скользил по дорожке. Двадцати килограммам гранита с шотландского острова Эйлса-Крейг преградила путь шеренга из таких же камней, выстроившаяся возле внешнего из двух нарисованных в конце ледяной дорожки кругов. Мужчины выскочили на лед, балансируя на одной ноге и отталкиваясь другой, спорили, опершись на свои щетки, и решали, куда направлять следующий камень.
— Спорт для снобов, — буркнула Катрина. — Ты только посмотри на них.
Харри не ответил. Ему кёрлинг нравился. Что-то было медитативное, успокаивающее в том, как медленно скользил по дорожке камень, словно плыл во Вселенной, где нет трения. Ни дать ни взять космический корабль у Кубрика, только не под аккомпанемент Иоганна Штрауса, а под тихое шуршание камня и яростный скрип щеток.
И тут мужчины их заметили. Харри узнал двоих журналистов: один был Арве Стёп.
Идар Ветлесен отделился от них и двинулся к Харри.
— Пришли поиграть, Холе?
Он крикнул это издалека, как будто обращался к кому-то из своих, а не к Харри, даже выдал взрыв добродушного хохота. Но мускулы, напрягшиеся вокруг челюсти, выдали врача с головой. Он остановился возле Харри, дыхание паром вырывалось у него изо рта.
— Игра закончена, — произнес Харри.
— Не думаю, — улыбнулся в ответ Идар.
Харри чувствовал, что холод уже проник сквозь подошвы ботинок и медленно двинулся вверх по ногам.
— Мы бы хотели, чтобы вы проехали с нами в Полицейское управление, — сказал Харри. — Немедленно.
— Зачем? — удивленно улыбнулся Идар.
— Потому что вы сжульничали: никакой вы не специалист по болезни Фара.
— Это кто вам сказал? — спросил Ветлесен и бросил короткий взгляд на остальных кёрлингистов, желая убедиться, что они стоят достаточно далеко и ничего не слышат.
— Ваш ассистент. Она — видимо, по чистой случайности — и слыхом не слыхивала о такой болезни.
— Послушайте… — Голос у Идара дрогнул, и в нем зазвучали нотки смятения. — Вы не имеете права врываться сюда и тащить меня в Полицейское управление. Только не здесь, не при…
— Ваших клиентах? — подхватил Харри и прищурился на Идара через плечо, повернувшись к Арве Стёпу, который выметал ледяное крошево из-под одного из камней, а сам в это время разглядывал Катрину.
— Я не знаю, что вы ищете, — понизил голос Идар, — и я готов сотрудничать. Но не в том случае, когда вы унижаете и уничтожаете меня перед моими лучшими друзьями.
— Ну что, Ветлесен, продолжим? — окликнул Идара Арве Стёп.
Харри посмотрел на несчастного хирурга. Интересно, что он имеет в виду, называя этих людей «лучшими друзьями»? Черт, если и был у них крошечный шанс вытащить из Ветлесена хоть что-нибудь, то именно здесь и сейчас.
— Хорошо, — вздохнул Харри. — Мы уходим, но вы должны прибыть в управление не позже чем через час. Если не хотите, чтобы мы явились за вами с сиренами и мегафонами. А уж эти звуки весь Бюгдёй услышит.
Ветлесен кивнул, и Харри даже показалось, что тот пытается по старой привычке одарить его широкой улыбкой.
Олег с грохотом захлопнул дверь, скинул обувь, наступая на задник второй ногой, и помчался по лестнице на второй этаж. По всему дому разливался свежий лимонный запах политуры для мебели. Он ворвался в свою комнату, и трубочки «музыки ветра», закрепленные на потолке, в ужасе звенели, пока он срывал с себя джинсы и натягивал тренировочные штаны. Выскочил обратно и уже приготовился одолеть лестницу двумя прыжками, как из спальни матери раздался ее голос. Он вошел туда и увидел Ракель на коленях перед кроватью, под которой она шуровала длинной шваброй.
— Я думал, ты убиралась в выходные.
— Да, но не так тщательно, — ответила мать, встала и провела рукой по лбу. — Ты куда?
— На «Грёссбанен». Покатаемся на коньках. Карстен меня ждет. К обеду вернусь.
Он оттолкнулся от порога комнаты и в носках проехался по паркету, удерживая центр тяжести внизу, как его учил Эрик В., местный ветеран конькобежного спорта.
— Подождите-ка, молодой человек. Кстати, о коньках…
Олег остановился. Только не это, подумал он. Она нашла коньки!
Ракель застыла в дверях и, склонив голову набок, пристально смотрела на него:
— Уроки сделал?
— Да сегодня мало задали. Сяду после обеда.
Он видел, что она колеблется, и добавил:
— Ма, ты такая шикарная в этом платье.
Она опустила взгляд на свое старое голубое в белый цветочек платье, и хотя глаза оставались суровыми, в углу рта притаилась усмешка.
— Ты говоришь прямо как твой папаша.
— Да? А я думал, он только по-русски балакает.
Он не хотел сказать ничего такого, но что-то с матерью произошло: ее как будто дернуло током.
— Мне можно идти? — И он загарцевал на месте.
— «Да, вы можете идти»? — Голос Катрины Братт раскатился по всему тренировочному залу в подвальном этаже Полицейского управления. — Ты что, так и сказал Идару Ветлесену? «Можете идти»?
Харри посмотрел на ее лицо, склонившееся над гимнастической скамейкой, на которой он лежал. Свет потолочных ламп обволакивал ее голову сверкающим золотым нимбом. Он тяжело выдохнул: у него на груди покоилась штанга. Он собирался отжать девяносто пять кило и как раз снял штангу со штатива, когда в зал парадным шагом вошла Катрина и испоганила ему всю тренировку.
— Пришлось, — выдавил Харри и подтянул штангу чуть ближе к ключицам. — С ним был его адвокат, Юхан Крон.
— И что?
— Ну, Крон начал с того, что мы применяем к его клиенту недозволенные методы давления, что купля-продажа секса в Норвегии вполне законна и что наши попытки заставить уважаемого хирурга нарушить закон о врачебной тайне тоже могут заинтересовать прессу.
— Да господи боже ты мой! — воскликнула Катрина, и голос ее задрожал от ярости. — Речь идет об убийстве!
Харри никогда еще не видел ее в таком состоянии, поэтому ответил наимягчайшим тоном:
— Послушай, у нас не получится напрямую привязать убийство двух женщин к диагнозу их детей. Тут может быть простое совпадение. И Крону это отлично известно. Так что никак не мог я этого Идара задержать.
— Да уж. Все, что ты можешь, — лежать здесь и ничего не делать!
Харри почувствовал боль в ключицах и понял, что Катрина, как ни печально, совершенно права.
Она закрыла лицо руками:
— Прости… Я просто… Сумасшедший денек выдался.
— Ох, — простонал Харри из-под штанги, — помоги, пожалуйста…
— Но с другой стороны! — Она отняла руки от лица. — Мы можем зайти с другой стороны. Из Бергена!
— Нет, — просипел Харри, выдохнув последние молекулы воздуха, остававшиеся в его легких. — Берген нельзя рассматривать как самостоятельную версию. Ты бы не могла…
Он посмотрел на нее снизу вверх. Ее темные глаза наполнились слезами.
— Помоги себе сам, — прошептала она и улыбнулась. Это было так неожиданно: перед ним как будто стояла совершенно другая женщина — с удивительным светом во взгляде и абсолютно ледяным голосом. — Хоть ты сдохни!
Он в отчаянии услышал, как ее шаги удаляются и замирают где-то за пределами зала и как хрустят его кости, и тут же красные точки заплясали у него перед глазами. Он выругался, взялся за штангу покрепче и попытался ее отжать. Она не пошевелилась.
Катрина была права — он мог тут запросто сдохнуть. Это единственное, что было в его власти. Смешно, но правда.
Он изловчился, наклонил штангу и услышал, как оглушительно загремели блины, упав на пол. Сама штанга приземлилась с другой стороны скамейки. Он сел и бессмысленно уставился на гантели, разложенные на стойках вдоль стен.
Харри принял душ, переоделся и по лестнице поднялся на шестой этаж. Плюхнувшись в кресло, почувствовал, как болят мышцы, — сладчайшее ощущение, которое означало, что завтра он будет совершенно разбит.
Он прослушал автоответчик, где помимо прочего было и сообщение от Бьёрна Хольма с просьбой перезвонить.
Когда Хольм поднял трубку, в ней раздавался душераздирающий рык, сопровождаемый ревом электрогитары.
— Что? — спросил Харри.
— Дуайт Йоакам, — ответил Хольм и сделал музыку потише. — Дьявольски сексуальный малый, да?
— Я имею в виду, что случилось?
— Готовы результаты экспертизы по письму Снеговика.
— Выкладывай.
— Ничего особенного в смысле текста — обычный лазерный принтер.
Харри молчал, он знал, что у Бьёрна что-то есть.
— А вот бумага, которую он использовал, — не простая. Никому в нашей лаборатории такая раньше не попадалась, поэтому, собственно, нам и потребовалось немного больше времени. Короче, это васи —