Беккер громко простонал:
— Ладно, бросьте! Я же действительно хочу помочь. Вчера я весь вечер сидел здесь, работал над статьей, которую надеюсь вскоре опубликовать.
— Кто-нибудь из коллег сможет это подтвердить?
— Знаете, почему норвежские исследователи занимают в мировой науке положение маргиналов? Потому что их самолюбование значительно превышает их знания. Я был, как обычно, один-одинешенек.
— А Юнас?
— Он приготовил себе поесть и сидел перед телевизором, когда я пришел.
— В котором часу это было?
— Думаю, сразу после девяти.
— Ага. — Харри сделал вид, что записывает. — Вы просмотрели вещи Бирты?
— Да.
— Нашли что-нибудь?
Филип Беккер провел пальцем по губам и покачал головой. Харри смотрел на него не отрывая глаз. Но Беккер выдержал его взгляд.
— Спасибо за помощь, — поблагодарил Харри, сунул блокнот в карман и встал. — Пойду скажу Юнасу, чтобы он возвращался.
— Пожалуйста, пока не надо.
Харри нашел кафетерий, где сидел Юнас и рисовал, высунув кончик языка. Он встал рядом с мальчиком и взглянул на лист бумаги, на котором пока не было ничего, кроме двух кривых кругов.
— Снеговик.
— Да, — кивнул Юнас. — Откуда вы знаете?
— Зачем мама возила тебя к врачу, Юнас?
— Не знаю. — Юнас принялся за голову снеговика.
— А что это за врач?
— Не знаю.
— А где находится его кабинет?
— Я не должен никому говорить. Даже папе. — Юнас склонился над лицом и стал пририсовывать снеговику волосы. Длинные волосы.
— Я же полицейский, Юнас. Я стараюсь найти твою маму.
Карандаш нажимал сильнее и сильнее, волосы становились чернее и чернее.
— Не знаю, как называется то место.
— А что там было рядом, может быть, помнишь?
— Королевские коровы.
— Коровы?
Юнас кивнул:
— А тетеньку за окном зовут Боргхильд. Она взяла таким специальным шприцем немного крови.
— А кого ты рисуешь?
— Никого.
Филип Беккер стоял у окна и смотрел, как Харри пересекает парковку. В задумчивости он держал на ладони маленькую черную записную книжку. Интересно, поверил ли старший инспектор, что он не заметил его в аудитории? И в то, что вчера вечером он работал над статьей. И в то, что в вещах Бирты он ничего не нашел. Между тем черная записная книжечка лежала в ящике ее письменного стола, она даже и не пыталась ее спрятать. А в книжечке…
Он чуть было не улыбнулся. Глупая баба, неужели она думала, что может его обмануть.
Глава 11День четвертый. Маска смерти
Харри просунул голову в дверь. Катрина Братт сидела, склонившись, за компьютером.
— Ну что? Есть сходство?
— Кое-какое есть, — ответила Катрина. — У всех женщин были голубые глаза, но в остальном внешность у них абсолютно разная. Все были замужем, у всех были дети.
— Я знаю, с чего начать, — сказал Харри. — Бирта Беккер возила Юнаса к врачу. Он сказал — рядом с королевскими коровами. Должно быть, недалеко от королевского парка на Бюгдёй. А ты говорила, что близняшки после посещения врача были в Музее «Кон-Тики». Это тоже на Бюгдёй. Филип Беккер ничего о враче не знает, но, может, знает Ролф Оттерсен.
— Я позвоню.
— И сразу давай ко мне.
В кабинете Харри включил автоответчик, сам же взял наручники, надел один браслет себе на запястье, а второй принялся набрасывать на ножку стола. Ракель сообщила, что на соревнования по конькобежному спорту, куда Харри давно обещал пойти, Олег решил взять с собой товарища. Харри сразу понял, что это всего лишь закамуфлированная попытка напомнить ему об этой самой поездке на случай, если он о ней забыл. Харри ни на день не забывал о разговоре с Олегом, потому мог бы воспринять это напоминаньице как проявление недоверия. Однако он не обиделся, более того, ему это даже понравилось. Потому что это многое говорило о Ракель как о матери. И потому что она ни разу не назвала его по имени.
Катрина вошла без стука.
— Жестко, — кивнула она на ножку стола, к которой приковал себя Харри. — Но мне нравится.
— Скоростное набрасывание наручников, — улыбнулся он. — Один из фокусов, которые я вывез из Штатов.
— Тебе надо попробовать новые скоростные наручники фирмы «Хайетс». Не придется следить за тем, справа ты набрасываешь или слева: браслет защелкнется по-любому. А потом можно повысить планку и попробовать набрасывать с двух рук, так что шансы каждой попытки удвоятся.
— Хм. — Харри отпер наручники. — Ну так что там?
— Ролф Оттерсен ни о каком визите к врачу на Бюгдёй не слышал. Удивился: они ходят в клинику в Бэруме. Я могу поговорить с кем-нибудь из близнецов, может быть, они вспомнят что-нибудь про врача, к которому ходили. Или можем сами обзвонить все клиники Бюгдёй и проверить. Там их всего четыре. Вот. — Она положила ему на стол желтую бумажку.
— Им запрещено сообщать имена пациентов, — сказал он.
— Тогда после уроков поговорю с близнецами.
— Погоди, — бросил Харри, поднял телефонную трубку и набрал первый номер.
Ответил гнусавый голос и тут же сообщил название клиники.
— Боргхильд на месте? — спросил Харри.
Никакой Боргхильд там не было.
По другому номеру такой же гнусавый автоответчик дал понять, что по всем вопросам нужно обращаться в определенное время, в течение всего двух часов, и сегодня они уже опоздали.
По четвертому номеру щебечущий, почти смеющийся голосок ответил то, на что Харри и надеялся:
— Да. Это я.
— Добрый день, это старший инспектор Харри Холе, Управление полиции Осло.
— Дата рождения?
— Родился я вроде весной, но не о рождении речь. Скорее об убийстве. Вы, вероятно, уже читали сегодняшние газеты. Меня интересует, приходила ли к вам Сильвия Оттерсен в течение последней недели.
На том конце провода стало тихо.
— Секундочку, — ответила она.
Харри услышал, как она встала, а снова взяв трубку, ответила:
— Сожалею, господин Холе. Сведения о пациентах не подлежат разглашению. И я думаю, что полиции это известно.
— Нам это известно. Но если не ошибаюсь, пациентами являются ее дочери, а не сама Сильвия.
— Все равно. Информация, которую вы запрашиваете, опосредованно может раскрыть имя пациента нашей клиники.
— Речь идет об убийстве, напоминаю.
— А я напоминаю вам, что полиция может приехать к нам с ордером. Возможно, в нашей клинике излишне тщательно подходят к сохранению конфиденциальной информации о пациентах, но это в порядке вещей.
— В порядке вещей?
— Да. Это объясняется спецификой клиники.
— Что за специфика?
— Пластическая хирургия. Посмотрите наш сайт.
— Спасибо, я думаю, что уже узнал достаточно.
— Как угодно. — И она положила трубку.
— Ну и? — спросила Катрина.
— Юнас и двойняшки были у одного и того же врача, — сказал Харри, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — А значит, мы напали на след.
Харри ощутил особое воодушевление, оно настигало его каждый раз, когда он начинал чувствовать, что зверь близко. А после воодушевления приходило Великое Наваждение. Чувство, вбиравшее в себя все: влюбленность и наркотический угар, слепоту и зоркость, здравомыслие и сумасшествие. От коллег он время от времени слышал выражение: «нервы натянуты как струна», но Наваждение — это нечто совсем другое, нечто большее. Он никогда никому о нем не рассказывал и даже не делал попыток проанализировать это состояние. Не осмеливался. Все, что он знал о нем, — оно помогало ему, вело его, было топливом для той работы, которой он занимался.
— И что дальше? — задала вопрос Катрина.
Харри открыл глаза и проехался на своем кресле:
— А теперь мы займемся шопингом.
Лавка «Taste of Africa» — «Вкус Африки» — находилась на самой оживленной торговой улице района Майорстюа, на Бугстадвейен. Но из-за того, что вход в нее прятался в переулке, казалось, что ты где-то на окраине.
Харри с Катриной вошли в лавку под звон дверного колокольчика. Приглушенное, точнее, недостаточное освещение, пестрые, грубой работы ковры, свободные яркие одеяния, узорчатые подушки, журнальные столики, будто только что срубленные прямо в джунглях, и высокие тонкие фигуры людей и животных, вырезанные из дерева. Все это было расставлено и развешано без особого порядка: ценников не видно, товары стоят парами, как звери в Ноевом ковчеге. Короче говоря, помещение больше походило на выставку, а не на магазин. На слегка запылившуюся выставку. И это впечатление только подчеркнула неестественная тишина, воцарившаяся, когда дверь наконец захлопнулась и колокольчик смолк.
— Что вам угодно? — раздался голос из угла лавки.
Харри пошел на звук. В глубине лавки было темно. За огромным деревянным жирафом он со спины увидел женщину: она стояла на стуле, освещенная единственной голой лампочкой, и вешала на стену страшную черную маску из дерева.
— В чем дело? — спросила женщина, не оборачиваясь.
Судя по интонации, она догадалась, что в лавку пришел отнюдь не покупатель.
— Мы из полиции.
— Ах вот как.
Женщина повернулась, луч света упал ей на лицо, и сердце у Харри остановилось, а сам он попятился назад. Это была Сильвия Оттерсен.
— Что-то не так? — спросила она, и между стеклами очков прорезалась морщинка.
— Вы… кто?
— Ане Педерсен, — ответила она и только тут заметила ошеломленное лицо Харри. — Я сестра Сильвии Оттерсен. Двойняшка.
Харри закашлялся.
— Это старший инспектор Харри Холе, — услышал он голос Катрины за своей спиной. — А я — Катрина Братт. Мы надеялись найти тут Ролфа.
— Он в похоронном бюро.
Ане замялась, и в тот же миг каждый из них понял, что все одновременно подумали об одном: как можно похоронить одну голову?
— И на пост заступили вы? — пришла на выручку Катрина.
— Да, — улыбнулась Ане Педерсен и осторожно спустилась со стула, все еще держа маску в руке.
— Праздничная маска или изображение духа? — спросила Катрина.