Снегозавр бросился к мосткам и помчался по ним на всех парах, устремив взгляд к своей цели – к небу.
Уильям не верил своим глазам.
Динозавр спятил!
У него же нет крыльев.
Он не летающий олень!
Он не умеет летать!
Эти мысли пронеслись в голове Уильяма, пока он торопливо пристегивал ремень. Он как можно крепче вцепился в подлокотники.
Динозавр добежал до края мостков и прыгнул вперед. Уильям вместе с креслом оторвался от земли…
Они приземлились на груду щебенки. Облако пыли и мишуры взметнулось вверх, а кресло едва не перевернулось! Уильям с трудом удержал его.
Как он и предполагал, взлететь им не удалось.
Пыль пополам с блестками осела, тучи рассеялись, и они увидели в ночном небе сигнальные огни самолета. Значит, это были не сани… Снегозавр печально и растерянно зарычал. Уильям протянул руку и ласково погладил его. В первый раз в жизни он дотронулся до динозавра – его кожа казалась одновременно гладкой и шершавой, теплой и прохладной. Это было волшебно!
– Ты хотел взлететь? – спросил Уильям.
Снегозавр кивнул. Ему было стыдно, что ничего не получилось.
– Ох… прости, но мне кажется, такие динозавры, как ты, не могут летать! – сказал Уильям.
Вид у Снегозавра был очень грустный. Кажется, слова Уильяма его обидели. Уильям увидел, что динозавр расстроился, и потянулся к нему. Обхватил руками его сильную твердую шею и крепко обнял.
– Ничего. Я тебя понимаю, – прошептал он и ласково погладил его по голове.
Так Уильям и Снегозавр и стали друзьями.
И вдруг они оба услышали какой-то странный звук. Они были на улице не одни!
Глава девятнадцатаяНеожиданная встреча с Брендой
Уильям и Снегозавр замерли. Интересно, кого это еще носит по улицам в рождественскую ночь? Морозную тишину нарушили тихие всхлипы. Это означало, что поблизости кто-то есть!
– Кто… кто здесь? – испуганно спросил Уильям, надеясь, что никто не откликнется. Снегозавр попятился, как испуганный щенок, и теперь почти забрался на колени к Уильяму. Они снова услышали всхлип. Кто-то шмыгал носом. Кто-то плакал!
– Эй, – позвал Уильям, вглядываясь в темноту, – у вас всё в порядке?
Плач раздавался из-за невысокого куста у дома, рядом с которым они стояли.
– Не… не… не подходи ближе! Или… или… я тебя стукну! – огрызнулся кто-то заплаканный, с заложенным носом.
Уильям сразу узнал этот голос. Он принадлежал тому, с кем ему меньше всего хотелось встречаться. Бренде Пейн!
– Скорее прячься! – шепнул Уильям Снегозавру. Он не хотел, чтобы Бренда заметила его нового друга-динозавра. Никто не должен был о нем знать!
Такой расстроенной Бренду он еще не видел. Он вообще никогда – никогда-никогда в жизни – не видел, чтобы она плакала. Он и не подозревал, что она может что-то чувствовать… кроме гнева, ненависти и злости. Такого он пропустить не мог!
– Ты плачешь? – спросил Уильям, подъехав к калитке Бренды по заснеженному тротуару.
– Зачем ты здесь? Уходи! Я… я… а-а-а-а-а… в порядке! – огрызнулась Бренда.
– Ну ладно, – ответил Уильям и собирался уже уехать, но не смог тронуться с места. Кресло застряло. Он снова попытался дать задний ход, но не тут-то было. Тогда он понял, что всё еще привязан к динозавру рождественской гирляндой и мишурой. Взглянув туда, где стоял Снегозавр, он заметил на его чудесной чешуйчатой мордочке странное выражение.
Конечно, динозавр не умел говорить – во всяком случае, так, как разговариваем мы с вами. Но он мог испытывать чувства, а они иногда говорят лучше слов. Заглянув в его прозрачные голубые глаза, Уильям услышал мысли Снегозавра так отчетливо, словно тот говорил с ним на безупречном английском (с небольшим полярным акцентом).
Снегозавр шумно засопел, скосил глаза и кивнул на Бренду. Уильям сразу понял, что он хотел сказать:
«Этой девочке нужен друг».
Уильям вздохнул. Ему очень не хотелось в этом признаваться, но Снегозавр был прав. Больше всего на свете он хотел убраться подальше от Бренды. Но никто, даже противная, злобная Бренда Пейн, не должен плакать в рождественскую ночь под кустом!
– Сидеть! – велел Уильям Снегозавру. Тот тут же сел на заснеженный тротуар у калитки дома Бренды, как послушная собачка. Он был очень рад, что ему удалось убедить Уильяма помочь девочке.
Уильям распутал обвившую его кресло гирлянду лампочек, толкнул калитку и въехал в сад. Мог ли он еще недавно предположить, что сделает это?
Двигаясь навстречу всхлипам и рыданиям, он окинул взглядом дом Бренды. Он много раз проезжал мимо, но обычно старался ехать как можно быстрее, надеясь, что Бренда его не заметит.
Теперь же он увидел, как этот дом выделяется на фоне прочих. Все другие здания были украшены к Рождеству. Где-то мигали праздничные гирлянды, где-то хозяева просто повесили на дверь скромный венок. Кособокий домик Уильяма – тот вообще с крыши до фундамента был увешан всевозможными украшениями, на которые только хватило денег у его папы.
А вот на доме Бренды не было ни одного венка, ни одной лампочки. Он громоздился в ночи темный, неприветливый и совершенно не праздничный.
Заглянув в окно, Уильям не увидел в гостиной елки, на камине – рождественских открыток. На двери не было венка. А главное, он не увидел ни одного подарка!
– Ну, и что же ты не смеешься? Хочется ведь, наверное, да? – всхлипнула Бренда.
– Мне совсем не смешно, – искренне ответил Уильям. По правде говоря, при виде такого мрачного дома ему стало не по себе. – А почему вы не украшаете дом? – спросил он.
– Если я скажу, ты меня возненавидишь, – ответила Бренда.
– Я и так тебя ненавижу, – Уильям пожал плечами. – Ничего не изменится.
Бренда взглянула на Уильяма, и на ее лице появилась слабая улыбка. Уильям улыбнулся в ответ, и они тихонько засмеялись.
Странно, не правда ли?
– Ты что, не любишь Рождество? – поинтересовался Уильям.
– Конечно, люблю! Это всё она… – Бренда указала на женскую фигуру, которая мелькала в окне.
Уильям сразу ее узнал. Это была та самая неприветливая дама, которую они с отцом встретили пару недель назад, когда направлялись к почтовому ящику. Уильям еще никогда не видел такого серьезного лица, а кожа у этой женщины была бледная, как лунный свет. Приглядевшись, Уильям заметил, что она рвет на кусочки какие-то бумаги.
– Это моя мама, – сказала Бренда.
Уильям ахнул. Мама Бренды была полной противоположностью его папы. С ног до головы она была одета во всё черное, словно собиралась на похороны, а не готовилась к Рождеству! Хотя она выглядела очень мрачной, но Уильям сразу понял, от кого Бренда унаследовала безупречные черты лица. Ее мать была очень хороша собой – точнее, была бы, если бы не выглядела такой грустной. А потом Уильям заметил, что она рвала не бумагу, а… рождественские открытки!
– Зачем она рвет открытки? – удивился он.
– Она… она… – Бренде не удавалось подобрать слова. – Она ненавидит Рождество! – С этими словами Бренда слепила идеально круглый снежок и швырнула его в стену своего дома.
– Но почему? – недоумевал Уильям. – Разве можно ненавидеть Рождество? А твой папа? Он тоже его не любит?
Бренда замерла, сжимая в дрожащей руке наполовину вылепленный снежок.
– В чем дело? – мальчик почувствовал, что Бренда чего-то недоговаривает. Он покосился на динозавра – тот высунулся из-за забора и взглядом подбадривал Уильяма.
Бренда глубоко вздохнула. Кажется, признание давалось ей нелегко.
– Нет у меня никакого папы, – ответила она.
Вот, значит, как!..
– О, – только и смог сказать Уильям.
– То есть папа-то есть, но мы с ним больше не видимся, – пояснила Бренда. – Год назад мама и папа развелись. Ровно год назад, в Рождество.
Уильям еще раз посмотрел на холодный, темный, совсем не праздничный дом и, кажется, начал понимать.
– Раньше мама любила этот праздник, но в этом году… Она сказала, что он слишком напоминает ей о папе, и решила… отменить Рождество. – Бренда сглотнула комок, застрявший в горле, и долепила снежок.
Когда она произнесла эти ужасные слова, одна-единственная слеза скатилась с ее длинных ресниц. Бренда опять швырнула снежок в стену и принялась лепить следующий.
А Уильям сидел и думал о том, что только что услышал. Впервые ему стало жалко Бренду Пейн. Может, поэтому она так себя ведет? Уильям представил, каково это – жить в доме, где нет ни одной рождественской гирлянды. Где нет Рождества. Его пробрала дрожь.
– А когда твои родители развелись? – спросила Бренда.
Тут Уильям вспомнил все гадости, которые она говорила ему в школе, и решил, что пора сказать правду.
– Они не развелись, – выпалил он. – Моя мама умерла. Уже давно.
Бренда застыла, как изваяние.
Ее бледные щеки вдруг залились краской.
Наверное, в тот момент она тоже вспомнила гадости, которые говорила ему.
– Ничего. Ты же не знала, – проговорил он, зачерпнул горсть снега, слепил аккуратный снежок и протянул Бренде.
Ей было так стыдно, что она не могла вымолвить ни слова. Но иногда подходящих слов просто нет. Бренда села и заплакала.
Уильям заметил, что Снегозавр наблюдает за ними из-за забора. Он посмотрел на Бренду, потом на Уильяма и кивнул в ее сторону, словно хотел сказать: «ОБНИМИ!»
Уильям поморщился. Ну уж нет. Не станет он обнимать Бренду Пейн. Ни за какие коврижки!
Нет, нет и еще раз нет.
Ни за что.
Ни в жизни!
Но дело в том, что сейчас он видел перед собой не злодейку Бренду Пейн, а просто девочку, плачущую в сугробе. Снегозавр фыркнул, как конь, и нахмурился. «А НУ-КА, ОБНИМИ!»
Уильям закатил глаза. «НУ ЛАДНО! ТАК УЖ И БЫТЬ!»
Он подъехал ближе. Бренда рыдала, закрыв лицо руками. Уильям бросил на своего друга-динозавра последний взгляд, в котором читалось: очень надеюсь, что ты не ошибаешься!
А потом затаил дыхание, зажмурился, наклонился вперед, раскинув руки и крепко обнял