Мимо турникетов проходила молодая пара, и я догнала их. Замедлив шаг, пошла рядом с ними, как будто наличие свидетелей каким-то образом могло спасти меня от страхов. Два парня бодро шагали навстречу, и я снова ускорилась, двигаясь к платформе третьей линии в сторону Гарлема. Парни последовали за мной и показали на меня пальцем. Они обменялись заговорщицким взглядом, и я начала озираться в поисках кого-то, кто мог бы мне помочь.
Здесь.
Не было.
Ни души.
Нужно было бежать. Нужно было спешить отсюда. На мгновение во мне проснулось желание спрыгнуть на пути и скрыться в темном тоннеле, но я знала: это верная смерть.
Я не могла допустить, чтобы это случилось со мной снова.
Подняв голову, заметила, что камера наблюдения как раз направлена туда, где я стояла, – если остаться здесь, то хотя бы один охранник заметит происходящее и придет на помощь.
Глубокий вдох.
На платформе между двумя путями через каждые несколько метров были установлены синие колонны, и я прислонилась к одной из них, надеясь, что парни потеряют меня из виду и успокоятся.
– Эй, ты! – крикнул один из них.
– Послушай, почему ты бежишь? – вторил ему другой.
Их голоса раздавались менее чем в десяти метрах. Я перепроверила, что нахожусь в поле зрения камеры. «Если ты ее видишь, то и она видит тебя», – сказала я себе и несколько раз отчетливо прошептала «помогите», надеясь, что охранник по ту сторону экрана придет мне на выручку. Эти секунды показались мне вечностью. Я чувствовала себя одинокой и беззащитной.
Снова.
Задыхаясь, я закрыла глаза и увидела, как мерцают огни фонарей в том парке, как лицо из досье улыбается мне сверху, вспомнила, как между ног струилась горячая кровь, когда я вернулась домой.
Звук приближающегося поезда ворвался на станцию, и, когда колеса заскрипели по стали рельсов, двое парней остановились рядом со мной с недоуменным выражением лица.
– Ты в порядке? – спросил один из них.
– Ты это выронила, – пояснил другой, протягивая папку с именем моего насильника, которую я выкрала из суда.
Помедлив, я кивнула.
– Точно все в порядке? – переспросил парень недоуменно.
– Да… все в норме, – ответила я, одной рукой вытирая слезы, а другой ухватившись за папку. – Повздорила… с начальством.
Один из них фыркнул, второй слегка улыбнулся и мягко сказал:
– Не волнуйся, найдешь другую работу. Это город возможностей, подруга. Здесь происходит только хорошее.
Я промолчала. Поезд остановился и открыл двери, и я проскользнула внутрь, чтобы закончить разговор.
Всю дорогу я перечитывала досье этого парня. Джереми Аллен, разведен (сукин сын). Осужден за сексуальное насилие над пьяной девушкой возле ночного клуба в Бронксе. Возраст потерпевшей: 21 год, чернокожая. Похоже, ему нравятся беззащитные жертвы. Четыре месяца в тюрьме и двенадцать месяцев общественных работ. Текущий адрес: Нью-Йорк, 124-я Западная улица, 176, пятый этаж.
Этот сукин сын жил всего в десяти улицах от меня. Я доехала до станции «116-я улица» и перед выходом из метро набрала домашний номер. Трубку сняла мама.
– Мама? Наконец-то. Я тебе весь день звоню.
– Ох, Мирен. Прости. Твоя бабушка упала, спускаясь с лестницы, и мы весь день провели в больнице.
– Бабушка? Как она?
– Синяки на лице и спине и перелом лучевой кости. Дедушка нашел ее без сознания на лестничной клетке. Порвался пакет с покупками, она потеряла равновесие и упала с верхней ступеньки. Ты же ее знаешь. Вбила себе в голову что-то насчет экологии и признает только бумажные пакеты.
– Но почему она вообще пошла в магазин? Почему вы ей не помогаете? Разве нельзя нанять кого-то, чтобы помогать бабушке и дедушке по хозяйству?
– Помогать им? Твой дедушка не выносит посторонних в доме, ты же знаешь.
– Да какая разница, что думает дедушка? Сам-то он ничего не делает. Разве что яйца чешет, но тут ему помощники не нужны.
– Мирен, не говори так. Это твой дедушка.
– И он шовинист, – отрезала я.
– Он вырос в другую эпоху, Мирен. Его так воспитали. Раньше мужчин воспитывали… ну, по-мужски.
– По-мужски? С каких это пор это считается мужским поведением? В его детстве телевизора не было, а теперь – пожалуйста. Он неплохо адаптировался к тому, что его интересует.
Мама вздохнула. Ее беспокоило, как я отзываюсь о ее отце, но я воспринимала это иначе. С самого детства, когда я приходила к ним в гости, меня всегда раздражало, что меня заставляют убирать со стола, пока моим двоюродным братьям разрешалось играть. Однажды я возмутилась, и ответ дедушки был однозначным:
– Мальчики не моют посуду, Мирен.
Моя бабушка мирилась с этим, и хотя я обожала их обоих, внутри меня кипела злость из-за подобной несправедливости.
– Я слышу шум, Мирен. Ты купила мобильный телефон?
– Да.
– Скажешь мне номер?
– Ммм… я его не знаю. Перезвоню тебе из дома, когда выясню.
– Ты на улице в такое время? – воскликнула она в ужасе.
– Еще не поздно, мама.
– Да, но уже темно. Ты ведь поэтому мне позвонила?
Звук моих шагов по улице отдавался эхом в телефоне. Мимо проехало несколько машин, а через каждые два-три дома у входа болтала группа мужчин. Проходя мимо них, я задавала вопрос маме, чтобы они знали, что я разговариваю по телефону.
– Да, – призналась я. – Я уже почти дома. Мне… мне было слегка одиноко.
– Ты можешь звонить мне, когда захочешь, хорошо, дочка?
– Я знаю. Как дела у папы?
– Тебе еще далеко?
– Две минуты.
– У него все хорошо. Телевизор смотрит. Ты купила билет, чтобы приехать на выходные? Бабушка будет в восторге.
– Я была занята. Завтра обязательно куплю.
– Хорошо. На улице все спокойно?
– Здесь есть люди, но я бы предпочла поболтать с тобой. Точно не отвлекаю?
– Конечно, нет, дорогая. Секундочку, только огонь потушу.
– Что ты готовишь? – спросила я, миновав последнюю группу перед домом.
– Сосиски, но твой отец уже машет, что не будет ужинать. Хочешь поговорить с ним?
– Да нет, я уже почти пришла.
– Я рада, дочка.
– Все, дома.
– Точно?
– Да, открываю дверь.
Когда зазвенели ключи, мама выдохнула гораздо спокойнее.
– Я люблю тебя, дочка.
– И я тебя люблю, мама. Если завтра купишь сотовый, позвони мне, и я сохраню твой номер.
– Хорошо. Завтра обязательно все сделаю. Сладких снов, милая.
– Папе привет.
– Передала.
Нажав отбой, я вошла в дом – здесь было темно, как и во всем районе. Я повернулась запереть замок, но, едва дверь закрылась, из тени наверху лестницы послышался мужской голос:
– Мирен, постой. Это я.
Глава 24
Порой невинность играет на стороне зла.
В кармане брюк агента Миллера зазвонил телефон, и он извинился перед Аароном и Грейс, которые смотрели на него с недовольством и тревогой.
– Агент Миллер? – поздоровался собеседник. – Это Коллинз, криминалист.
– Что-то срочное? Я сейчас говорю с семьей, – ответил Миллер и отошел в сторону тротуара.
– Мы нашли пять отпечатков на конверте. Правая рука полностью.
– Правда? Это фантастика!
– Да. Но… не все так просто. Вы не поверите.
– В чем дело?
– Это детские отпечатки.
– Детские?
– Вы не ослышались. Они маленькие, размером с руку ребенка восьми-девяти лет. Сначала мы подумали, они могут принадлежать Кире.
– Вы серьезно думаете, что Кира передала кассету?
– Дайте мне закончить. Это была наша версия, но она не подтвердилась. Через дактилоскопическую систему мы сделали модель на основании имеющихся у нас отпечатков Киры с поправкой на возраст. Они хранятся у нас в базе с момента ее запуска в 1999-м – это было через год после ее исчезновения. Так вот, ни структура, ни пальцевые узоры – ничто не совпало. Это не ее отпечатки. Мы еще ждем от отдела судебной экспертизы анализа элементов ДНК на конверте, но в это верится с трудом. Это другой ребенок, точно говорю. Вероятно, также пропавший. Мы проверяем совпадения в базе данных по отпечаткам пальцев и уже провели поиск по реестру разыскиваемых детей с 1990 года, но безрезультатно. Возможно, у того, кто похитил Киру, есть еще один ребенок.
Пока агент Миллер внимательно слушал, Аарон и Грейс обменивались встревоженными взглядами, пытаясь уловить, не идет ли речь о какой-то зацепке в деле.
– Мы тут обсудили это дело, возможно, удастся надавить на правительство штата… – продолжил Коллинз немного нервно, – чтобы запустить кампанию и выдавать детям удостоверения личности в школах. Возможно, тогда нам удастся… ну, идентифицировать отпечатки пальцев на конверте.
– Но ведь есть шанс, что этот ребенок не станет делать удостоверение личности? И тогда все это будет зря.
– Ну… ничто другое нам пока на ум не пришло. Это первый случай, когда главным подозреваемым является ребенок.
Миллер вздохнул.
– Не волнуйтесь, думаю… – Он оборвал себя на полуслове и с виноватым видом огляделся вокруг. Женщина, ранее занимавшаяся гортензиями, теперь подрезала секатором живую изгородь, дети бросили велосипеды на землю и рисовали мелом на тротуаре, мужчина средних лет доставал из почтового ящика экземпляр журнала «Нью-Йоркер» – на обложке красовался портрет известного кинорежиссера, который пару месяцев назад угодил в тюрьму.
– … я перезвоню, Коллинз.
– Что происходит? Что они обнаружили? – с обеспокоенным видом спросил Аарон, едва Миллер приблизился к ним.
Тот закончил звонок и вскинул руку, призывая к терпению. Аарон положил ладонь на плечо Грейс, и этот жест был полон печали, как он ни старался это скрыть. Миллер подошел к соседу и попросил у него журнал. Мужчина с удивлением смотрел, как затем агент приблизился к детям и присел на корточки.
С того места, где стояли Аарон и Грейс, разговор не был слышен, но они увидели, как Ми