– Это звучит здорово, Мирен, правда. И я знаю, что каждый раз, когда мы писали об этом, распродаваемый тираж увеличивался вдвое, а то и втрое, но совет директоров… Сейчас их больше волнует имидж и авторитет, чем продажи. Ты уже помогла этой девочке. Благодаря статье и вниманию прессы полиция, возможно, выделит больше ресурсов на это дело.
– С каких это пор их больше волнует имидж, чем продажи?
– С сегодняшнего дня. Совету директоров не нравятся такие скачки и пируэты в редакционной политике. Ты должна это понимать. И, честно говоря… я уже потратил слишком много времени на это обсуждение.
Мирен нахмурилась, а он опустил глаза, изучая какие-то бумаги на столе. Это был его обычный способ прекратить разговор.
– Это несправедливо, Фил, – сказала Мирен и, покинув кабинет, с яростным видом направилась к столу, где в растерянности сидели двое стажеров.
– Доброе утро, босс, – поздоровалась девушка. – Что внутри? – добавила она, указывая на две картонные коробки.
– Ребята… все это дерьмо собачье. Планы изменились, – с тяжелым вздохом сказала Мирен, смахнув волосы с лица. – Нам нужно поторапливаться. Сегодня ваш последний день в отделе расследований. Вас ждет новый этаж. Отдел происшествий. Тебе, наверно, понравится, – добавила она, указав на парня.
– Вы шутите? – неверяще спросил он.
– Хотелось бы, да только нет.
– Ну вот… – протянул он с сожалением. – А я только вчера отказался от работы в отделе расследований в «Дэйли».
– Ну и за каким чертом ты это сделал? – Мирен стало некомфортно. – Ты здесь стажер. Если предлагают что-то получше, бери не раздумывая. В этом мире такие возможности не падают с неба.
– Да, но это же «Пресс». Пусть даже это стажировка, но… но это «Пресс».
– И что с того? Важны истории, а не название газеты. Если ты пишешь хорошие репортажи, которые могут изменить что-то в мире, какая разница, где ты это делаешь?
– Черт… – Парень фыркнул и уставился вверх.
– Проехали. Дело сделано. Это отстой, знаю. Меня это бесит, если честно. Но… в этом мире все меняется за один день. Сегодня утром ты важная птица, а завтра уже разгадываешь кроссворды на последней странице.
– Нас правда переводят в отдел происшествий?
– Да. Ты представить не можешь, в какой я ярости.
Парень тяжело вздохнул. Девушку, на первый взгляд, это волновало меньше. Мирен кипела от злости не потому, что ее лишили помощи, а потому, что ей подрезали крылья. Стоило ей только дотронуться до Киры кончиками пальцев, как она с головой ушла в бюрократию, которую терпеть не могла. Дело Киры было ярким и интересным, но… педантизм совета директоров зачастую сдерживал продвижение вперед.
– В этих коробках – все, что у нас есть по делу Киры Темплтон. Я хочу, чтобы вы взглянули на все это сегодня и сообщили мне, что вы думаете. У меня уже замылился глаз, и мне нужен свежий взгляд. Кто-нибудь из вас не ест мясо? Я угощу вас обедом. Это меньшее, что я могу сделать. Раз у вас… прощание с отделом.
– А как же телефонные звонки? – спросила девушка.
– Я веган, – сообщил парень.
– Звонки? Параллельно с этим, – ответила Мирен девушке и повернулась к парню: – Ты всегда такой привередливый?
– Но телефон трезвонит не переставая. Мы едва успеваем передохнуть.
– Вас ведь двое, не так ли?
– Да, но… мы параллельно работаем над списком магазинов игрушек, и…
– У вас он уже готов?
– Только Манхэттен и Нью-Джерси. Нам не хватает Бруклина, Лонг-Айленда, Квинса и…. Чем больше радиус, тем сложнее.
– Пока сойдет и так, – протянув руку, Мирен взяла карту Нью-Йорка, испещренную кружками и крестиками.
– Крестики – это магазины, где продаются детские игрушки, – пояснила девушка, – а кружочки – это магазины моделей и макетов. Мы вчера позвонили в парочку из них, и они подтвердили, что продают также кукольные домики.
– Хорошо… Кстати, как тебя зовут?
– Виктория. Виктория Уэллс.
– А мое имя вам неинтересно? – встрял парень, не обращая внимания на надрывающийся телефон.
– Прямо сейчас нет. Были еще интересные звонки, Виктория?
– Обои. Женщина из… – Пока она говорила, ее напарник поднял трубку: телефон безостановочно звонил, как будто на другом конце провода был бесконечный список людей, желающих рассказать свою версию истории или жаждущих быть услышанными. – …Женщина из Ньюарка сказала, что у нее такие же обои. Прямо как на пленке. Она купила их на блошином рынке в пригороде двадцать лет назад.
– Уже что-то.
– Так… погодите. Затем нам позвонили тридцать человек и сказали, что рисунок на обоях – один из стандартных узоров сети магазинов «Фурнитулс». В их каталоге такие продаются уже двадцать пять лет. Их можно приобрести по всей стране.
– Плохо дело, – вздохнула Мирен. Затем она встала, держа в руках карту магазинов игрушек, и обошла вокруг стола, внимательно ее рассматривая. Потребуется целая вечность, чтобы обойти их все и проверить, есть ли у них что-нибудь: список клиентов, купивших игрушечный домик, чеки об оплате кредитными картами и тому подобное.
– Возможно… стоит еще раз попросить о помощи в статье, – предложила Виктория, – на этот раз у владельцев магазинов игрушек. Я уверена, многие будут рады помочь.
– Еще одна статья – и я в тот же день буду искать работу вместе с вами. Эта тема закрыта для «Пресс», ребята. Вот почему вы не можете остаться. По крайней мере, со мной. Придется работать… по старинке. Но и это может быть тупиком.
– Посетить их все? – спросил парень, положив трубку, но телефон тем временем тут же выдал новую трель. Виктория протянула руку и ответила на звонок:
– «Манхэттен пресс», какую информацию вы хотели бы предоставить?
– От Нью-Йорка до Нью-Джерси – больше тысячи магазинов, – заметил парень. – Это не считая Квинса и Лонг-Айленда. Итого две тысячи магазинов, включая лавки и универмаги, где тоже продают игрушки.
– Я знаю, но… если обходить или обзванивать по… скажем, по два ежедневно в свободное время… это займет…
– Три года, – мгновенно сказал парень.
– Отлично считаешь в уме. А теперь вот что, как тебя зовут? Хотя нет, не говори мне. Лучше пусть это останется та…
– Меня зовут Роберт, – перебил он. Это имя вызвало у Мирен неприятные воспоминания, но избегать его было невозможно. Удивительно, но время от времени на ее пути появлялся новый человек с этим именем, вызывая в ней мгновенное отторжение, словно она должна была научиться просить прощения всей душой или забывать всем сердцем.
– Чем вы занимаетесь в свободное время? – спросила Мирен. В ее голову закралась абсурдная идея.
– Ээ… учимся? Мы еще в университете, – ответил Роберт.
– Отлично. Теперь, когда отдел расследований для вас закрыт, как вы смотрите на то, чтобы слегка подзаработать в выходные?
Глава 46
Представь на миг, что тебя никто не ищет и не ждет. Разве не это и есть любовь? Чувство, что кто-то тебя ждет или ищет.
Агент Миллер несколько часов бродил по центру города. Он был растерян и не хотел возвращаться домой и объясняться с женой так скоро. Нужно было обдумать, что делать. В его планы никогда не входило уходить из ФБР, но возможно, этот толчок под Рождество поможет ему решиться. Он думал о том, чтобы отключиться от дел, которыми занимался, но невозможно было стереть из памяти счастливые лица с фотографий, которые он каждое утро пересматривал снова и снова. Миллер думал о Джоше Армингтоне, двенадцатилетнем парнишке, который исчез на детской площадки средь бела дня, и о Джине Пебблз, девочке-подростке, пропавшей в 2002 году на выходе из школы в Квинсе, чей след терялся в двух километрах от того парка, где был найден ее рюкзак. Он думал о Кире – он всегда думал о ней, о тех кассетах, о боли Темплтонов и о том, как была разрушена жизнь семьи, которую он время от времени навещал, чтобы справиться, как дела, и рассказать, что расследование забуксовало.
Сам того не осознавая, агент пошел на север, пересекая Сохо, по направлению к парку Вашингтон-сквер. В центре парка возвышался фонтан-памятник, и он вспомнил дело Анны Эткинс, которая в 2008 году пришла на свидание на этом самом месте – и больше ни о ней, ни о том парне никто ничего не слышал. Весь город, несмотря на его многолюдность, на миллионы людей на улицах, располагал к анонимности, и каждый уголок, каждый закоулок, каждое дерево или выемка на тротуаре скрывали истории, которые, возможно, лучше было оставить неразгаданными. Несмотря на растущее число камер наблюдения в городе, которые должны были контролировать и предотвращать вандализм, было трудно найти тех, кто действительно мог что-то видеть. Раствориться в Нью-Йорке было проще простого. Если камеры ничего не запечатлели, двигаться вперед было трудно. Им отчаянно не хватало свидетелей, как доказывали дела, которые он только что вспоминал.
Погруженный в размышления, мужчина дошел до парка Юнион-сквер, где ему вспомнилось еще одно расследование. Затем продолжил путь на север, зигзагами петляя между улицами, и решил зайти в «Сэндвич Уайлдберга» – популярное крохотное заведение, где подавали лучший пастрами в городе. Миллер сел за стойку бара между парнем в костюме и двумя туристами. Его мучилИ тоска и жажда. Официант приветствовал его улыбкой:
– Что будете, дружище?
– Пиво и…. сэндвич с… – он быстро пробежался по меню, – …сэндвич «Митч».
– Отличный выбор. Плохой день?
– Праздники всегда приносят плохие воспоминания. Все становится таким сложным.
– Рождество часто вызывает плохие воспоминания. Мы все потеряли кого-то в это время года, но… жизнь продолжается.
– Согласен. Но когда речь идет о де… – Бен не решился закончить фразу, потому что ему пришлось бы слишком много объяснять.
– Моя жена умерла за день до Рождества, – сказал официант. – И с тех пор… я праздную в память о ней. Вы должны воспринимать это так. Иначе это не жизнь. Когда есть что праздновать, хватайся за это, друг мой, и вперед. Потому что плохие события всегда поджидают за углом, и скоро весь календарь заполняется ими.