Паяц покрыл себя славой, возглавив несколько успешных кавалерийских атак, но потом пришлось отступить: на беду, мыши стали обсыпать гусар Фрица какими-то отвратительными зловонными шариками, которые так пачкали их красные мундиры, что они отказались идти вперёд. Паяц отдал им приказ повернуть налево, да так увлёкся, что отдал такой же приказ кирасирам и драгунам. В результате все выполнили команду «налево кругом» – и вернулись на исходные позиции, что поставило расположенную на скамеечке батарею в сложное положение. Враги не преминули этим воспользоваться и с таким напором ринулись на неё, что моментально опрокинули скамейку вместе со всеми пушками и канонирами. Щелкунчик, по-видимому обескураженный, отдал приказ об отступлении своему правому флангу.
Ты, дорогой читатель, конечно, понимаешь толк в военном деле, и тебе известно, что такой манёвр почти равносилен бегству. Ты уже предвидишь несчастье, готовое обрушиться на армию Щелкунчика, однако погоди немножко и посмотри пока на левое крыло, где всё обстоит пока ещё вполне благополучно и даёт основание надеяться на успех.
В разгар сражения мышиная кавалерия незаметно появилась из-за комода и с оглушительным писком дружно бросилась на левый фланг армии Щелкунчика, но встретила яростное сопротивление. Медленно, насколько это позволяли естественные препятствия (дверцы и рейки шкафа), выдвинулся на поле боя отряд куколок с сюрпризами и выстроился в каре под предводительством двух китайских императоров. Это бравое, хотя и разномастное войско, состоявшее не только из людей разных национальностей и профессий, но и животных и даже купидонов, сражалось с необычайным искусством, мужеством и выносливостью. По всей вероятности, спартанская храбрость позволила бы этому отборному отряду одолеть врага, если бы один неприятельский смельчак не ворвался с безумной отвагой в его ряды и не откусил голову китайскому императору, который, падая, задавил двух тунгусов и одну мартышку. Таким образом образовалась брешь, через неё проникли мыши и быстро перегрызли всё войско. Однако это злодеяние не осталось безнаказанным. Как только кровожадный мышиный кавалерист перегрызал своего храброго противника, у него в горле застревал сюрприз – картонный билетик, спрятанный внутри туловища, – вследствие чего он сам тут же умирал от удушья. Но и это не могло спасти армию Щелкунчика, которая при отступлении терпела всё больший и больший урон, так что главнокомандующий, в конце концов, оказался у шкафа лишь с кучкой защитников, но всё ещё пытался переломить ход сражения:
– Резервы, вперёд! Паяц, полицейский, барабанщик, куда же вы делись?
Правда, из шкафа выскочили несколько коричневых тряпичных кукол с позолоченными лицами, в золотых шляпах, но сражались они так неуклюже, что не причинили никакого вреда неприятелю, а только сбили шапку с головы своего полководца Щелкунчика. Вражеские стрелки очень быстро откусили им ноги, так что, падая, они задавили ещё несколько соратников Щелкунчика. Он оказался в безнадёжном положении, окружённый плотным кольцом врагов, и попытался было перепрыгнуть через порожек шкафа, но не позволили слишком короткие ноги. Клара и Гертруда лежали в обмороке и не могли оказать ему помощь, а гусары и драгуны преспокойно шмыгали в шкаф, не обращая на него никакого внимания. В полном отчаянии Щелкунчик закричал:
– Коня! Коня! Полцарства за коня!
В этот момент два неприятельских артиллериста схватили его за деревянный плащ, и Мышиный король испустил победный вопль изо всех своих семи глоток.
– Мой бедный, бедный Щелкунчик! – не выдержала Мари и, разрыдавшись, не отдавая себе отчёта в том, что делает, сняла туфельку с левой ноги и изо всех сил швырнула в самую гущу мышей, прямо в их семиголовое чудовище.
В ту же минуту всё как будто рассыпалось и исчезло, а Мари, почувствовав сильную боль в левой руке, потеряла сознание.
Болезнь
Мари очнулась от тяжёлого, казалось беспробудного, сна в своей кроватке. Солнечные лучи, проникавшие сквозь обледеневшее окно, весело искрились и сверкали в комнате. Около неё сидел какой-то господин, в котором она, однако, вскоре признала хирурга Вендельштерна.
– Ну вот она и проснулась, – услышала Мари его тихий голос.
Подошла мама и окинула её испуганным и вместе с тем пытливым взглядом.
– Мамочка, – пролепетала Мари, – ведь противные мыши убежали, а мой милый Щелкунчик спасён?
– Не говори только глупости, доченька! Ну какое дело мышам до твоего Щелкунчика! А вот ты, негодница, заставила нас поволноваться. А всё оттого, что делаешь всё по-своему и не слушаешься родителей. Вчера вот заигралась до поздней ночи со своими куклами, задремала. Очень возможно, что-то тебя испугало – вряд ли мышь, у нас их нет, – и ударилась рукой о стекло шкафа. Оно разбилось, и ты так сильно порезалась, что доктору Вендельштерну пришлось вынимать из раны осколки. Хорошо ещё, стекло не задело вену, а то всё могло бы закончиться гораздо печальнее. К счастью, около полуночи я проснулась и, спохватившись, что оставила тебя в гостиной, пошла посмотреть, легла ли ты спать. Вхожу и вижу, что ты без сознания, в крови лежишь возле шкафа. Я и сама-то от ужаса чуть не упала в обморок. Вокруг тебя были раскиданы игрушки: оловянные солдатики Фрица, куклы, поломанные фигурки с сюрпризами – и пряничные человечки. Щелкунчик лежал на твоей окровавленной руке, а неподалёку валялась твоя левая туфелька.
– Послушай, мамочка, да ведь это были следы большой битвы между куклами и мышами. Мыши едва не взяли в плен бедного Щелкунчика, который командовал армией кукол. Я очень испугалась, вот и швырнула в мышей туфелькой. А что было дальше, я совсем не помню.
Хирург Вендельштерн подмигнул фрау Штальбаум, и та мягко произнесла:
– Ну ничего, голубушка, успокойся: мыши все убежали, а Щелкунчик снова занял место в шкафу.
Тут в комнату вошёл герр Штальбаум, пощупал у Мари пульс, потом они долго беседовали с хирургом Вендельштерном: речь шла о лихорадке, возникшей из-за раны.
Лежать в постели и принимать лекарства Марии пришлось несколько дней, хотя, за исключением некоторой боли в руке, она чувствовала себя совсем здоровой. Она знала, что Щелкунчик вышел невредимым из сражения, и ей несколько раз приснилось, как он отчётливо, однако очень взволнованным голосом говорил: «Мари, моя дорогая госпожа, я вам глубоко благодарен за то, что вы уже сделали для меня, но вы можете сделать ещё больше!»
Мари напрасно ломала голову, о чём идёт речь. Играть, как обычно, она не могла: мешала больная рука, – а когда пробовала читать или рассматривать картинки, то у неё как-то странно мелькало в глазах и она откладывала книгу. Время тянулось ужасно медленно, и Мари с нетерпением дожидалась сумерек, когда мама сядет у её постельки и прочитает или расскажет что-нибудь интересное.
В этот вечер мама читала замечательную историю о принце Факардине. Вдруг отворилась дверь и вошёл крёстный Дроссельмайер.
– Ну как тут поживает малышка Мари?
Едва девочка увидела жёлтый сюртук, ей живо представились картины той ночи, когда Щелкунчик проиграл битву с мышами, и она невольно громко выкрикнула:
– Ах, крёстный, как только тебе не совестно! Я ведь прекрасно видела: ты сидел на часах, прикрывая циферблат крыльями, чтобы часы своим боем не испугали мышей, – и отчётливо слышала, как ты говорил с Мышиным королём. Почему ты не помог Щелкунчику и мне, противный крёстный? Разве не твоя вина, что я порезалась и должна теперь лежать в кровати?
– Что с тобой, доченька? – испугалась фрау Штальбаум.
Но крёстный, казалось, вовсе не удивился и, состроив гримасу, заговорил скрипучим монотонным голосом:
Надобно часам жужжать –
Короля мышей прогнать!
Колокольчики, играйте,
Звоном кукол ободряйте!
Крикнула «тик-так» сова –
И была вмиг такова.
Колокольчики, звените
Короля мышей гоните!
«Жу-жу-жу» –
часы жужжат.
Колокольчики звенят:
«Динь-динь-динь,
Дон-дин-дан!»
А король-то их – болван!»
Мари изумлённо уставилась на крёстного, и он показался ей ещё уродливее, чем обычно, а правой рукой он размахивал как заводная кукла. Она, наверное, порядком бы испугалась, не будь поблизости мамы. А тут ещё и Фриц, проскользнув в комнату, захохотал и выкрикнул:
– Ну, крёстный, прям вылитый паяц, которого я давно зашвырнул за печку! Так же кривляешься.
Мама же совершенно серьёзно обратилась к Дроссельмайеру:
– Какая забавная шутка, господин советник! Однако что вы хотели этим, собственно, сказать?
– Боже мой! – рассмеялся тот. – Это же прелестная песенка часовщика! Я её всегда напеваю детям, если они нездоровы.
Крёстный присел на краешек её кровати и с улыбкой произнёс:
– Не сердись, что я не выклевал Мышиному королю все его четырнадцать глаз: это было невозможно, – но надеюсь, что порадую тебя вот этим.
Советник полез в карман и медленно-медленно вытащил… Щелкунчика, которому искусно вставил на место зубы и починил сломанную челюсть.
Мари радостно рассмеялась, а мама с улыбкой заметила:
– Вот видишь, как хорошо крёстный позаботился о Щелкунчике!
– Но всё-таки, Мари, следует признать, – перебил фрау Штальбаум советник, – что Щелкунчик не вышел ростом и его лицо нельзя назвать красивым. Если хочешь, я, пожалуй, расскажу тебе, каким образом появилась эта уродливость в его семье и стала наследственной. Или, может, ты уже знаешь сказку о принцессе Пирлипате, ведьме Мышихе и искусном часовщике?
– Послушай-ка, крёстный, – неожиданно вмешался Фриц, – зубы-то ты Щелкунчику вставил правильно, и подбородок у него не шатается, но почему у него нет сабли? Куда она подевалась?
– И что это за мальчишка: всё-то не по нему, ничем ему не угодишь! – проворчал советник. – Какое мне дело до Щелкунчиковой сабли? Его я починил, а уж саблю пускай сам себе добывает, коли хочет.