Щелкунчик недоверчиво усмехнулся, чего Мари никогда раньше за ним не замечала, и пренебрежительно произнёс:
– Ну уж такую вещь дядюшка сделать точно не в состоянии, да и не столь она интересна, чтобы терять здесь время. Лучше поплывём через Розовое озеро к столице.
Столица
Щелкунчик снова хлопнул в ладошки. Розовое озеро тотчас заволновалось, волны с плеском подымались выше и выше, и Мари увидела, как издали приближается лодка в виде раковины, сверкающая разноцветными драгоценными камнями, которую несли по озеру два золоточешуйчатых дельфина.
На берег соскочили двенадцать хорошеньких арапчат в головных уборах и юбочках из разноцветных пёрышек колибри и осторожно перенесли в раковину сперва Мари, а потом Щелкунчика, и лодка тотчас же помчалась по озеру.
Какой же счастливой чувствовала себя Мари! Благоухающий цветами ветерок обдувал её раскрасневшие щёки, дельфины рассекали хрустальные волны, так что они поднимались сверкающими и искрящимися дугами, а когда ниспадали, то казалось, будто нежные серебристые голоса поют:
По Розовому озеру
Кто плывёт?
Это наша фея!
Мушки – «жу-жу!»
Рыбки – «флип-флоп!»
Лебеди – «ту-ру-ру-ру!»
Птички – «цвик-цвик!»
Волны, вы не засыпайте,
Пойте, двигайтесь, играйте!
Плывёт к нам наша фея.
Ах, волны, поживее!
Журчите, струитесь,
Вперёд стремитесь!
Клинг-кланг!
Но пение водяных струй, по-видимому, совершенно не нравилось двенадцати арапчатам, которые сидели в раковине сзади. Они так трясли своими зонтиками, что листья финиковой пальмы, из которых они были сплетены, издавали оглушительный треск. При этом арапчата отбивали ногами какой-то странный ритм и пели:
Флип-флап-флоп, флип-флап-флоп!
Тип-тап-топ, тип-тап-топ!
Нам никак нельзя молчать,
Мы всегда должны кричать.
Любы стук нам, треск и гром,
Любо слышать шум кругом!
Эй вы, рыбы, флип-флап-флоп!
Эй вы, птицы, тип-тап-топ!
Живо! Флип-флоп!
Живо! Тип-топ!
– Эти арапчата – отличные ребята, – несколько смущённо заметил Щелкунчик, – но своим пением взбаламутили всё озеро.
И в самом деле над озером вскоре послышались громкие чудесные голоса, но Мари не обращала на них внимания, а смотрела в благоухающие розовые волны, из которых ей улыбалось лицо хорошенькой девочки.
– Вы только посмотрите, господин Дроссельмайер! Там, внизу, мне улыбается принцесса Пирлипата. Да посмотрите же наконец! – всплеснула руками Мари.
Но Щелкунчик, печально вздохнув, возразил:
– Это не принцесса Пирлипата, а вы и только вы; это ваш собственный прелестный образ так чудно улыбается из каждой розовой волны.
Мари от стеснения отвернулась и закрыла глаза, и в то же мгновение двенадцать арапчат вынесли её из раковины на берег. Девочка посмотрела по сторонам и поняла, что очутилась в небольшой рощице, почти такой же прекрасной, как Рождественский лес, – так всё в ней сверкало и искрилось. Особенно её поразили редкостные плоды на деревьях: они были не только удивительных цветов, но и пахли совсем по-особенному.
– Мы в Джемовом лесу, – сказал Щелкунчик, – а вот и столица.
Что за зрелище открылось перед Мари! Уж не знаю, дети, как и описать вам красоту и великолепие города, широко раскинувшегося на цветочном лугу. Не только стены и башни сверкали ярчайшими красками, но и сама форма построек была столь изысканна, что ничего подобного не найдёшь в целом свете, так как на крышах домов лежали искусно сплетённые венки, а башни обвивали зелёные гирлянды.
Когда они проходили через ворота, построенные из печенья и засахаренных фруктов, серебряные солдатики отдали им честь, а какой-то человечек в парчовом халате бросился на шею Щелкунчику и воскликнул:
– Добро пожаловать, дорогой принц, добро пожаловать в Конфетград!
Мари немало удивило, что столь почтенный господин называет молодого Дроссельмейера принцем, но тут она услышала целый хор тоненьких голосков, смех, шутки и пение, что не могла уже больше ни о чём думать и тотчас же спросила Щелкунчика, что это всё значит.
– О, ничего особенного! Конфетград – многолюдный и праздничный, здесь каждый день веселятся.
Через несколько шагов они очутились на большой базарной площади, представлявшей собой великолепнейшее зрелище. Все балконы и галереи домов были сделаны из резного леденца. В самом центре, как обелиск, возвышался облитый глазурью торт, а вокруг него четыре искусно сделанных фонтана били струями оршада, лимонада и других превосходных сладких напитков, а бассейны были наполнены кремом, который все желающие черпали ложками. Но лучше всего были хорошенькие человечки, тысячами толпившиеся здесь, кричавшие, смеявшиеся, шутившие и певшие, – они и поднимали тот весёлый гам, который Мари услышала ещё издали. Тут были разодетые кавалеры и дамы, армяне и греки, евреи и тирольцы, офицеры и солдаты, священники, пастухи и арлекины, – одним словом, люди всех племён и сословий, какие только бывают на свете.
В одном углу площади было особенно шумно; народ расступился, так как в это время проносили в паланкине Великого Могола, которого сопровождали девяносто три вельможи и семьсот невольников.
Так уж случилось, что в это же самое время на другом конце площади устраивали праздничное шествие рабочие рыбного цеха, и собралось их человек пятьсот.
К сожалению, турецкому султану тоже захотелось проехаться по базару с тремя тысячами янычар, и сюда же явилась религиозная процессия, которая с музыкой и песнопением «Возблагодарим могучее солнце» устремилась прямо к торту.
Тут поднялся невероятный крик и сумятица. Скоро раздались и стоны, так как один рабочий во время свалки отбил голову брамину, а Великого Могола чуть не задавил арлекин.
Шум становился всё неистовее, и уже пошли в ход палки, как вдруг человек в парчовом халате, который в воротах величал Щелкунчика принцем, вскарабкался на торт и, ударив три раза в звонкий колокол, трижды провозгласил:
– Кондитер! Кондитер! Кондитер!
Шум мгновенно стих, каждый постарался выбраться из свалки как мог, а потом, когда запруженные дороги освободились, испачканного Великого Могола очистили щёткой, насадили брамину голову, и веселье возобновилось.
– Кто такой Кондитер, господин Дроссельмайер? – спросила Мари.
– Кондитером здесь называют неведомую, но весьма грозную силу, про которую думают, что она может делать с людьми всё, что ей угодно; это рок, правящий этим маленьким весёлым народом, и они так его боятся, что при одном только упоминании о нём утихает даже самый сильный шум, как это вам сейчас доказал господин бургомистр. Все забывают о земных невзгодах, о сломанных рёбрах и синяках на лбу, углубляются в себя и думают: «Всё прах и суета, и что такое жизнь человеческая?»
Мари не могла удержаться от возгласа удивления и даже величайшего изумления, когда вдруг оказалась перед светившимся мягким розовым сиянием замком, над которым возвышались сотни воздушных башенок. Стены украшали роскошные букеты фиалок, нарциссов, тюльпанов и левкоев, сверкающие краски которых оттеняли ослепительно-розовым цветом белизну стены. Большой купол центрального здания, равно как и остроконечные крыши башен, был усеян тысячами сверкающих золотых и серебряных звёзд.
– Перед нами Марципановый замок, – сказал Щелкунчик.
Хотя Мари и была совершенно поглощена созерцанием волшебного дворца, однако от её внимания не ускользнуло, что на одной из больших башен отсутствовала крыша, и маленькие человечки, взобравшиеся на помосты из палочек корицы, по-видимому, собирались её восстанавливать.
Не дожидаясь расспросов, Щелкунчик продолжал:
– Не так давно этому прекрасному замку грозила страшная опасность, если не полное уничтожение. Случилось мимо проходить великану Сластёне, и он вмиг съел крышу одной башни и уже добрался до большого купола, но жители Конфетграда дали ему в виде выкупа четвёрть территории государства, в том числе значительную часть Джемового леса. Наевшись вволю, он убрался восвояси.
В это время раздалась приятная нежная музыка, ворота замка распахнулись, и оттуда вышли двенадцать маленьких пажей с зажжёнными палочками гвоздики в виде факелов в руках. Головы их были из цельных жемчужин, тело – из рубинов и изумрудов, а ножки – из чистого золота. За ними следом шли четыре дамы ростом приблизительно с куклу Клару, но необычайно стройные и изысканно одетые. Мари в ту же минуту поняла, что это настоящие принцессы. Они нежно обняли Щелкунчика и приветливо и радостно воскликнули:
– О принц, дорогой принц! Милый наш брат!
Щелкунчик, видимо, очень растрогался. Отерев слёзы на глазах, он схватил Мари за руку и с чувством воскликнул:
– Вот Мари Штальбаум, дочь высокочтимого доктора медицины и моя спасительница! Если бы она в решающую минуту не бросила свою туфельку, если бы не достала мне саблю отставного полковника, то меня загрыз бы проклятый Мышиный король и я лежал бы сейчас в гробу. Разве можно сравнить с ней Пирлипату по красоте, доброте и душевным качествам, хоть та и принцесса по рождению? Я утверждаю: нет, конечно нет!
Все четыре дамы тоже воскликнули «нет!» и бросились Мари на шею, со слезами восклицая:
– О благородная спасительница нашего возлюбленного брата, о дорогая госпожа Штальбаум!
Затем они повели Мари и Щелкунчика во внутренние покои замка, в зал со стенами из сверкающего разноцветного хрусталя. Больше всего понравились девочке хорошенькие маленькие стульчики, столики, комодики, шкафчики и прочая мебель, изготовленная из кедрового и красного дерева и украшенная золотыми цветами.
Принцессы усадили Мари и Щелкунчика рядом и, объявив, что сейчас сами приготовят обед, достали множество горшочков и мисочек из тончайшего японского фарфора, а также ложки, ножи, вилки, тёрки, кастрюли и другие кухонные принадлежности из золота и серебра. На десерт принесли великолепнейшие фрукты и сладости, каких Мари никогда в жизни и не видывала. Своими изящными белыми ручками принцессы принялись выжимать из фруктов сок, протирать сладкий миндаль и вообще так мило хозяйничать, что Мари сразу поняла: в кулинарии они разбираются и обед предстоит роскошный. Мари и сама знала толк в кондитерском искусстве, и ей очень захотелось принять участие в стряпне.