Как будто отгадав её тайное желание, самая красивая из сестёр Щелкунчика протянула ей маленькую золотую ступку и попросила:
– О дорогая спасительница нашего брата! Если тебя не затруднит, можешь потолочь этот сладкий миндаль!
Мари весело застучала пестиком, и ступка отозвалась так бодро и мелодично, что этот звук напомнил какую-то песенку.
Щелкунчик тем временем подробно рассказывал сёстрам о сражении своего войска с полчищами Мышиного короля; как потерпел поражение из-за трусости солдат; как затем Мышиный король непременно хотел его загрызть и как Мари поэтому пришлось пожертвовать многими из его подданных, состоявшими у неё на службе.
Во время этого рассказа Мари стало казаться, что его слова и даже стук её пестика становятся всё невнятнее и отдалённее, потом её глаза застлала лёгкая, словно облако, серебристая дымка, в которой таяли принцессы, пажи, Щелкунчик и даже она сама.
Какое-то странное пение, журчание и шелест раздавались где-то далеко-далеко… На вздымающихся волнах Мари поднималась всё выше и выше, выше и выше, выше и выше…
Счастливый конец
Раздалось «прр-пуфф!», и Мари полетела вниз с неимоверной высоты. Страшный толчок – и девочка открыла глаза. Оказывается, она лежит в своей кроватке, в комнате уже совсем светло, а перед ней стоит мама и укоризненно говорит:
– Ну разве можно так долго спать? Завтрак уже давно на столе!
Вы, конечно, догадались, мои внимательные слушатели, что Мари, устав от обилия чудес, заснула в зале Марципанового дворца и что арапчата, пажи или даже сами принцессы отнесли её домой и уложили в постель.
– Ах, мама, милая мамочка, куда меня только не водил сегодня ночью молодой господин Дроссельмайер! Какие диковины я видела!
И она начала рассказывать почти так же подробно, как я – вам. Мать слушала её с огромным удивлением, а когда Мари закончила, сказала:
– Тебе приснился сон, хоть и прекрасный, но всего лишь сон, так что выбрось всё из головы, моя милая Мари.
Мари не собиралась сдаваться и упорно твердила, что она всё это видела не во сне, а наяву. Тогда мать подвела её к шкафу с игрушками, вынула Щелкунчика, стоявшего, как всегда, на третьей полке, и сказала:
– Ну как ты можешь думать, глупая девочка, что эта деревянная нюрнбергская кукла может говорить и двигаться!
– Но, мамочка, – возразила Мари, – я ведь отлично знаю, что мой Щелкунчик – племянник крёстного Дроссельмайера, молодой господин Дроссельмайер из Нюрнберга.
Тут и герр Штальбаум, и его жена громко рассмеялись.
Едва сдерживая слёзы, Мари воскликнула:
– Ах, папочка, ты смеёшься над моим Щелкунчиком, а он очень хорошо о тебе отзывался. Когда мы пришли в Марципановый замок и он представлял меня принцессам, своим сёстрам, то назвал тебя высокочтимым.
Эти слова всех ещё больше развеселили. Присоединилась к остальным Луиза и даже Фриц. Тогда Мари побежала в соседнюю комнату, вынула из своей шкатулки семь корон Мышиного короля и протянула матери:
– Вот, посмотри, милая мама: эти короны подарил мне молодой Дроссельмайер на память о победе над войском Мышиного короля.
Фрау Штальбаум с изумлением рассматривала короны, искусно сделанные из какого-то неизвестного блестящего металла: казалось, они никак не могли быть сработаны человеческими руками. Доктор тоже не мог насмотреться на короны, а потом оба родителя очень серьёзно предложили дочери признаться, где она их взяла.
Но Мари настаивала на своём и продолжала утверждать, что её рассказ – чистая правда. Когда отец рассердился и назвал её маленькой лгуньей, она горько расплакалась и начала причитать:
– Бедная я бедная! Почему мне никто не верит?
Тут растворилась дверь, вошёл крёстный и воскликнул:
– Здравствуйте! Что случилось? Почему малышка Мари плачет?
Доктор Штальбаум рассказал ему обо всём и показал короны. Увидев их, крёстный рассмеялся и воскликнул:
– Вздор, всё вздор. Это те самые короны, которые я много лет носил на цепочке в виде брелока и подарил Мари в день рождения, когда ей было два года. Неужто не узнаёте?
Но ни доктор, ни его жена никак не могли ничего припомнить. Мари, увидев, что лица родителей снова подобрели, бросилась на шею крёстному и закричала:
– Крёстный, ты ведь всё знаешь: скажи же им, что мой Щелкунчик – твой племянник, молодой господин Дроссельмайер из Нюрнберга, и что это он подарил мне короны!
Но крёстный с очень серьёзным лицом пробормотал:
– Вздор, это вздор!
А доктор между тем поставил маленькую Мари перед собой и строго сказал:
– Послушай, дочка, забудь-ка ты лучше все эти фантазии и глупости. Если будешь упорствовать и стоять на своём, то я выброшу в окошко не только твоего Щелкунчика, но и все остальные игрушки.
Бедняжке Мари не оставили выбора, и ей пришлось молчать обо всём, что занимало все её мысли, – вы ведь понимаете, что совершенно невозможно забыть то чудесное и прекрасное, что она испытала. Да, уважаемый читатель, даже твой товарищ Фриц Штальбаум тотчас же отвернулся от своей сестры, когда она захотела рассказать о чарующей стране, где была так счастлива. Говорят, что он даже не раз бормотал сквозь зубы: «Ненормальная», – но я этому верю только наполовину, зная его выдержку и добрый нрав, но, однако, несомненно, что он больше не верил ничему из того, что рассказывала Мари, и потому на параде официально извинился перед своими гусарами за учинённую несправедливость, вместо срезанных кокард предложил им гораздо более красивые султаны из пушистых перьев и вновь разрешил играть походный марш. Но мы-то ведь лучше знаем, как вели себя гусары, когда их красные мундиры были испачканы мерзкими шариками.
Мари уже не пыталась рассказывать о своих приключениях, но в мыслях всё время возвращалась к образам чудесной волшебной страны. С волнением внимала она дивным звукам; вновь всё вспоминала и, вместо того чтобы играть, как прежде, теперь тихо и неподвижно сидела, замкнувшись в себе, и за это её бранили и называли маленькой мечтательницей.
Однажды крёстный Дроссельмайер чинил в доме сломанные часы. Мари сидела у шкафа с игрушками, глубоко погрузившись в свои мечты, и смотрела на Щелкунчика. Совершенно невольно у неё вырвалось:
– Ох, милый господин Дроссельмайер, если бы вы действительно были живой, я никогда не отвергла бы вас, как отвергла принцесса Пирлипата!
В эту минуту крёстный крикнул:
– Опять этот вздор, вздор!
В тот же миг раздался такой шум и треск, что Мари без чувств упала со стула, а когда пришла в себя, то увидела мать, которая хлопотала над ней и приговаривала:
– Такая большая девочка – и вдруг упала со стула! К нам приехал племянник господина Дроссельмайера из Нюрнберга, так что постарайся вести себя хорошо.
Крёстный снова был в парике, жёлтом сюртуке и довольно улыбался. За руку он держал стройного юношу небольшого роста, лицо – кровь с молоком. В красной с золотом куртке, шёлковых белых чулках и башмаках, с букетиком цветов, прикреплённым к груди, с изящно завитой и напудренной косой вдоль спины он был великолепен. Небольшая шпага на боку сверкала как бриллиантовая, а под мышкой он держал шляпу из тончайшего шёлка. Молодой человек много и умно шутил, что говорило о прекрасном воспитании, и, кроме того, привёз Мари в подарок великолепнейший марципан и сахарных куколок взамен тех, которые погрыз Мышиный король, а Фрицу – отличнейшую саблю.
За столом он щёлкал орехи для всех желающих. Даже самые твёрдые он разгрызал легко: правой рукой клал орех в рот, левой дёргал себя за косичку, и – крак! – скорлупа разлеталась на куски!
Мари покраснела как маков цвет, едва увидев юношу, и едва не лишилась дара речи, когда после обеда молодой Дроссельмайер предложил ей пройти к шкафу с игрушками.
– Играйте себе на здоровье, дети, я ничего не имею против, лишь бы все мои часы правильно ходили, – крикнул им вслед крёстный.
Едва молодой Дроссельмайер и Мари остались наедине, он опустился на колено и сказал:
– О дражайшая фрейлейн Штальбаум, вы видите у своих ног счастливого Дроссельмайера, которому спасли жизнь на этом самом месте. Вы имели благородство сказать, что не отвергли бы меня, как скверная принцесса Пирлипата, даже если бы я сделался безобразным ради вас! В ту же минуту я перестал быть безобразным Щелкунчиком и вновь получил свой прежний приятный облик. Осчастливьте же меня: отдайте мне вашу руку и разделите со мной корону! Будем вместе править в Марципановом замке!
Мари подняла юношу с колен и тихо проговорила:
– Милый господин Дроссельмайер, вы кроткий добрый человек, да к тому же правите прелестной страной с замечательным народом, поэтому я согласна стать вашей невестой!
И Мари с Дроссельмайером тотчас же были помолвлены.
Спустя несколько лет она, как говорят, уехала в золотой карете, запряжённой серебряными лошадьми. На её свадьбе танцевали двадцать две тысячи кукол, все в жемчугах и бриллиантах, и Мари, наверное, до сих пор правит в стране, где повсюду можно увидеть сверкающие Рождественские леса, прозрачные Марципановые замки и другие всевозможные чудеснейшие вещи. Просто нужно уметь их увидеть.