– Я надеюсь, мы вам не помешаем? – спросила Раймонда с некоторым беспокойством. – Я привезла с собой Мориса, Эмильенну, Клода и Армана Ланглуа. Помните, я вам о нем рассказывала…
Эмильенна и Клод были семейной парой; с супругой Раймонда дружила с детства. Раймонда, Эмильенна – по непростым именам сразу же чувствовалось, что и родители у них были соответствующие. Нет бы Франсуазой или Мари дочь назвать!
– Родственник Мориса? – спросил граф, опять вкладывая в простую фразу какой-то затаенный и на этот раз отчетливо недоброжелательный смысл. – Уже по одной этой причине я бы не пускал его на порог.
Раймонда метнула на Наташу предостерегающий взгляд, но та поняла, что граф решил дать волю своему дурному настроению – и обиделась за возлюбленного.
– Арман очень хороший человек, – сказала она сердитым звонким голосом, упрямо выставив маленький подбородок. – Нельзя судить о ком-то по его родственникам… – Она поколебалась долю мгновения, но потом все же храбро закончила: – Даже если они вам не нравятся.
– С чего вы взяли, что Морис мне не нравится?
Судя по его тону, граф решил не принимать всерьез выходку гостьи – он говорил так, словно обращался к маленькому ребенку, чей лепет, конечно, забавен, но не несет смысловой нагрузки. Наташа надулась.
– Мне все равно, нравится или нет, – сказала она, упорно не обращая внимания на Раймонду, которая глазами молила ее умолкнуть, – но нельзя по одному человеку судить о другом, вот… Вы ведь даже не знаете Армана.
Граф усмехнулся.
– Будь по-вашему, мадемуазель, – объявил он. – Согласимся, что вы правы, а я не прав. – Он скользнул взглядом по ее обиженному лицу и повернулся к дочери: – Я слышал, что-то не так с теннисной сеткой?
Он звонком вызвал одного из слуг, сетку через некоторое время нашли и вернули на место, а Наташа в сердцах решила, что Морис был еще снисходителен к своему тестю, расписывая его недостатки. Если бы кто-нибудь сказал ей в тот момент, что менее чем через два месяца она выйдет за графа замуж, она сочла бы предсказателя злейшим шутником.
Глава 17Тюильри
Наташа очнулась и поглядела на часы. Казалось, она просидела на скамейке в саду Тюильри несколько часов, вспоминая свою жизнь; но, к ее удивлению, выяснилось, что она пробыла тут менее десяти минут. Не веря своим глазам, она тряхнула рукой и поднесла часы к уху. Сомнений не оставалось: они не стояли, они шли как обычно.
Она ощутила легкий укол досады. Значит, всего нескольких минут хватило, чтобы перелистать всю свою жизнь, единственную и неповторимую. Россия, революция, бегство, полуголодное существование на авеню Клиши, эмигрантская неустроенность, замечательный Голенищев-Ноэль, который просто так помог ей, взял за руку и переправил в другой мир, где, по крайней мере, можно было свободно дышать… Потом неудачный роман с Арманом и брак с Робером, который дал ей все, даже то, о чем она никогда не просила.
Сколько людей встречено на жизненном пути – и как мало встреченных хочется вспоминать! А если не учитывать самых близких, то остается вообще всего ничего. Даже об Армане не хочется думать – особенно об Армане, который…
Внезапно она поняла, что больше не сидит на скамейке одна, и резко повернулась. Человек, о котором она только что вспоминала, был здесь, он находился совсем близко от нее, на расстоянии вытянутой руки.
Первым побуждением Наташи было встать и удалиться, но ее остановило выражение лица Армана. Он явно волновался, едва ли не больше, чем она сама. За время, проведенное в тропиках, он успел сильно загореть, но даже загар не мог скрыть, как молодой человек то бледнеет, то краснеет.
– Ты?.. – вырвалось у Наташи.
Ей стало мучительно плохо – даже хуже, чем в кабинете у комиссара Буало, который вообразил, что она имеет какое-то отношение к убийству Мориса. Она перестала ощущать почву под ногами. Наташа верила, что ее отношения с Арманом закончены – но что-то, может быть, инстинкт женщины, твердило ей, что он ничего не считает законченным и что их встреча ничего не прояснит, а лишь запутает все окончательно.
– Как ты меня нашел? – пробормотала она.
– Увидел, как ты едешь в машине по набережной, и попросил таксиста следовать за тобой.
– Глупо, – заметила она, едва сознавая, что говорит. Арман понял ее реплику так, будто она сомневается в его честности, и поспешно проговорил:
– Уверяю тебя, это правда. Я не следил за тобой.
Ну да, еще не хватало, чтобы он следил за ней! В ней взыграл дух противоречия. Собственная слабость, которую она ясно ощущала, стала выводить ее из себя.
– Как прошло путешествие? – осведомилась Наташа, с грехом пополам маскируясь под светский тон.
– Хорошо. Очень хорошо.
– Комары не докучали? А туземцы? Что, семья Ланглуа увеличила свой капитал?
– Можно сказать и так, – ответил Арман, мрачнея. Он видел, что Наташа вовсе не расположена к нему – но со сверкающими глазами и гневно подрагивающими ноздрями она была так хороша, что у него сжималось сердце.
…Зачем, зачем он уехал? Почему пошел на поводу у семьи? Он бы не потерял ее тогда…
– Значит, все счастливы, – зло выпалила Наташа.
– Нет. Послушай…
– Нет, это ты послушай! – перебила она. – Не надо писать мне письма и уговаривать посторонних помочь со встречей. У меня теперь другая жизнь, понимаешь? И я не хочу возвращаться к тому, что было.
– Ты боишься, что муж узнает?
– Боюсь? Нет. Я не хочу, чтобы ему было неприятно. Когда я однажды по глупости упомянула о его любовнице, о которой мне рассказала Раймонда, он пообещал, что больше никогда не будет с ней видеться. И я знаю, что он сдержал свое слово. Хотя я даже ни о чем его не просила.
– А он просил тебя не встречаться со мной? Мы ведь просто говорим. Ничего больше.
– Нам не о чем разговаривать.
– Вот как? А я думаю, есть о чем. Когда я уехал, я никак не ждал, что ты так быстро забудешь обо мне.
– Ты меня обвиняешь? – вспылила Наташа. – После всего, что было… После того, как твоя мать оскорбила меня… Она говорила со мной так, словно я была дешевой проституткой с Пигаль! И она заявила, глядя мне в лицо, чтобы я ни на что не надеялась, что они никогда не допустят, чтобы ты связался со мной… Ты знаешь, что это такое – быть молодой, влюбленной и слышать: «Вы не подходите моему сыну, даже не рассчитывайте на то, что вам удастся пролезть в нашу семью»? Господи! Да после этого разговора мне было так плохо, что я руки на себя наложить хотела… Я думала броситься под машину, но один человек остановил меня…
– Что за человек? – машинально спросил Арман и с опозданием сообразил, что его вопрос до неприличия неуместен.
Конечно же, это мог быть только один человек. Наташа метнула на собеседника негодующий взгляд.
– Это был Робер, – сказала она. – Он отвез меня к родителям и… отнесся с такой добротой, хотя я тогда, наверное, была совершенно невменяемой и рыдала, как… как не знаю кто. Но он не дал мне пропасть, когда я в отчаянии готова была наделать глупостей.
– Граф вовсе не добрый человек, – сказал Арман тяжелым голосом. – Я помню, как он смотрел на тебя тогда, во время партии в теннис… И потом за ужином. Он глаз от тебя не отводил. Даже Раймонда это заметила, но решила, что ее отца просто заинтересовало новое лицо в замке.
– Ах вот как! Скажи-ка мне вот что: если ты все предвидел уже тогда, почему согласился уехать?
– Предвидел? Ты шутишь? Кто мог знать, что он женится на тебе чуть ли не на следующий день после того, как овдовеет?..
– Не надо врать! – проговорила Наташа, неприязненно сузив глаза. – Не день прошел, а больше. Ты еще скажи, что я убила его жену, чтобы стать графиней.
– Что за глупости ты говоришь? Его жену никто не убивал, это был несчастный случай. Просто всех поразило, как быстро он… в общем, ты понимаешь.
– Я понимаю, что тебя это не касается! – воинственно заявила Наташа. Кое-как, методом проб и ошибок, она все же нащупала линию, которой ей следует держаться, и решила не уступать собеседнику ни пяди. – Второй раз он женился или десятый – это его личное дело. И мое, раз уж я его жена. По крайней мере, он не ссылался на дела семьи, которые гонят его на край света, и не морочил мне голову.
– Я никогда тебя не обманывал, – сказал Арман после паузы. – Я думал… Господи! – Он помолчал и с отчаянием в голосе продолжал: – Я решил, что, если я пойду на уступки, это утихомирит семью… Я и понятия не имел, что мать использует мое отсутствие для того, чтобы наговорить тебе все эти чудовищные вещи… Ты, конечно, не знаешь, но я с ней крупно поссорился после возвращения… И она очень жалеет, что… что была к тебе несправедлива.
– Ни о чем она не жалеет, – буркнула Наташа, насупившись. Она слишком хорошо помнила тонкий кривящийся рот, который выплевывал в ее адрес уничижительные, обдуманно жестокие слова.
– Нет, ты должна понять, – упрямо возразил Арман. – Она вовсе не злая, я-то знаю. Но она набита смехотворными предрассудками… и чудовищно старомодна. Ее вины тут нет, ее так воспитали…
– Странно, – проговорила Наташа, нервно растирая рукой лоб, который начал ныть, – когда-то я готова была поклясться, что самый неприятный и набитый предрассудками человек – Робер… Из-за того, как он держал себя, из-за всего, что о нем говорили… Но он пришел ко мне на помощь, когда меня все бросили. И он ничего не требовал взамен. Просто спросил…
Да, он спросил тогда: «Если бы я был свободен, вы бы стали моей женой?» Но Наташа решила, что ей ни к чему делиться со своим бывшим любовником такими подробностями.
– О да, граф – счастливый человек, – съязвил Арман. – Получать все, вроде бы ничего не требуя… Такое мало кому удается.
Наташа вздохнула и слегка переместилась на скамейке. Она поймала себя на том, что этот разговор стал ей докучать.
– Ты не заставишь меня жалеть о том, что я вышла замуж, – заявила она с безжалостной прямотой, доставшейся ей от ее русских предков. – Даже не пытайся.