На мгновение Арман растерялся, но неожиданно ему пришло на ум замечание Мориса де Фермона. Как-то раз в разговоре покойный заметил: «Благодарность – неподходящее топливо для любви, оно слишком быстро сгорает». Мысль эту Морис, конечно, почерпнул в какой-то книге или пьесе – он много, хоть и беспорядочно, читал и из любых текстов выхватывал выражения, которые лучше всего передавали то, что чувствовал он сам, но ленился облечь в слова.
– Знаешь, я хотел тебя увидеть, чтобы убедиться, что с тобой все хорошо, – сказал Арман. – Только это для меня важно. Не стану кривить душой и говорить, что твой муж мне симпатичен, он никогда мне не нравился. Но какая разница, в конце концов, если ты его любишь?..
– Он делает все для того, чтобы я была счастлива, – кивнула Наташа.
Но любовь делает даже самых наивных людей проницательными сверх меры. «Она не сказала, что любит его; она сказала, что он для нее делает, а это огромная разница. Ей было плохо, и он сумел на этом сыграть. Показал себя надежным, да еще готовым жениться… А тут его первая жена удачно освободила место. Конечно, он ничего для Наташи не жалеет… И она это ценит, потому что не может забыть, как была бедна когда-то».
– Рад, что он оказался лучше, чем я думал.
Только небо знало, как тяжело было Арману произнести эту любезную, типично европейскую фразу.
– Ты надолго в Париже? Когда возвращаешься в свои джунгли? – спросила Наташа.
Она говорила так, словно ей хотелось отделаться от него; но Арман не поверил ей.
– Я пробуду здесь столько, сколько сочту нужным, – довольно сухо ответил он.
– Да? Ну, хорошо. – Она сделала вид, что зябнет, подхватила свою сумочку, поправила вуалетку и поднялась со скамейки. – Извини, мне пора идти. Робер не любит, когда я опаздываю к ужину.
Граф был последним человеком на свете, который вздумал бы пенять своей жене на непунктуальность; но откуда было Арману знать такие тонкости!
– Я надеюсь, мы еще встретимся, – сказал молодой человек, задерживая руку Наташи в своей руке.
– Как друзья, – ответила она беспечно, отнимая руку. – Просто как старые друзья.
Она кивнула ему на прощание и удалилась. Арман стоял и смотрел ей вслед, пока она не вышла из сада, после чего опустился на скамейку и в ярости ударил по ней кулаком.
– А, ч-черт…
Шедший мимо немолодой господин с проседью в темных волосах оглянулся на Армана, но тотчас же поторопился принять незаинтересованный вид и покинул сад. Добравшись до ближайшего бистро, он спросил жетон для телефона и набрал номер, который, по-видимому, был хорошо ему знаком.
– Это снова Жиру, позовите к аппарату господина графа… Да, господин граф, это я. Известная вам особа была сегодня вечером во дворце правосудия, где провела около двух часов, после чего какое-то время кружила по центру. В конце концов, она припарковала машину и отправилась в сад Тюильри. Она сидела там на скамейке, когда к ней подсел мсье Ланглуа. Судя по тому, что я слышал, эта встреча не была запланированной, то есть они не договаривались о ней заранее. Их разговор длился не более двадцати минут и был довольно эмоциональным. Если позволите, вот то, что я запомнил…
И он пересказал, о чем говорила Наташа с бывшим любовником, причем слово в слово передал самые важные реплики.
– Ваше мнение, Жиру? – спросил граф, который, не перебивая, выслушал все, что ему доложил его странный собеседник.
– О чем, месье?
– Вы же там были. Стоит ли мне опасаться этого господина или нет?
– Если позволите, господин граф, я бы ответил утвердительно. Он произвел на меня впечатление человека, который не отступит.
– А она?
– Она не обрадовалась его появлению. Но по моему опыту, месье, нельзя полагаться на постоянство женщин.
– Вы настоящий клад, Жиру, – сказал Робер де Круассе, и собеседник словно воочию увидел, как граф саркастически улыбается. – Благодарю вас за все. На сегодня, пожалуй, довольно… Возвращайтесь домой.
– Да, господин граф.
Человек по фамилии Жиру повесил трубку, достал платок, вытер пот со лба и вернулся в зал.
– Один куантро, – сказал он хозяину.
Часть третьяИдеальный план
Глава 18Пистолет
Проснувшись на следующее утро, комиссар Буало первым делом вспомнил, что сегодня придется съездить на бульвар Сен-Жермен, где жила семья Мориса де Фермона. Надо было проверить информацию о том, что у жертвы имелся пистолет, а также познакомиться с вдовой и выразить ей свои соболезнования.
«Может быть, она сможет рассказать что-нибудь новенькое о Симоне… Лебре проверяет родственников пропавшей. Пока удалось узнать, что мать сейчас живет в Тулузе со своим третьим мужем…»
Без пяти девять он поднялся на второй этаж дворца правосудия, но даже не успел заглянуть к себе, потому что консьерж сообщил ему, что начальник уголовной полиции ждет Буало в своем кабинете – немедленно.
«Начинается», – с неудовольствием подумал комиссар. Он уже видел утренние газеты и примерно представлял себе, о чем будет разговор.
Кабинет шефа был обставлен добротной мебелью красного дерева и неизменно производил впечатление на посетителей, которые впервые переступали его порог, но Буало не видел в нем ничего особенного. Лампа на столе казалась массивнее, чем у комиссара, и абажур на ней был зеленого цвета. Кресла, стоящие в кабинете, были обтянуты темной кожей. За окнами катила свои зеленоватые воды Сена – в точности так же, как пятьсот или тысячу лет тому назад.
– Полюбуйтесь-ка на это, Буало, – после дежурного обмена приветствиями сказал начальник, разворачивая к вновь пришедшему газету, лежащую на его столе.
На первой странице аршинные буквы заголовка гласили:
«Скандал в благородном семействе: аристократ убит манекенщицей».
Комиссар знал, что начальник не ждет от него оправданий. В полиции работают сотни людей, и газетчики из числа профессиональных охотников за сенсациями всегда сумеют найти подход к кому-нибудь из них.
– Симона уже давно не работала манекенщицей, – точности ради проворчал Буало.
– Вы читали статью?
– Нет, месье.
– Здесь говорится, что она скрылась за границей.
– Вот как?
– Ну, не так категорично, но смысл именно таков – со всеми оговорками, которые в ходу у этих господ. «По всей вероятности», «имела более чем достаточно времени, чтобы пересечь границу» и прочее, – начальник внимательно посмотрел на Буало. – Это правда? Она уже не во Франции?
– Пока не могу сказать ничего определенного. Мы ее ищем.
– Буду с вами откровенен, комиссар: если она и впрямь убийца, нам придется попотеть, чтобы добиться ее выдачи. У семьи убитого большие связи, и родственники Мориса де Фермона наверняка захотят увидеть эту особу на скамье подсудимых.
– Если только убийца – она.
– А вы сомневаетесь?
– Я пока еще ни в чем не уверен. Мне нужно больше данных.
– Работайте, но помните: время поджимает. Теперь газетчики от нас не отстанут, – начальник поморщился. – Как вам работается с Тардье?
– Вполне.
– Если нужна будет помощь, лишние люди или какая-нибудь сложная экспертиза, обращайтесь.
– Да, месье. Конечно, месье.
Буало знал, что злиться бессмысленно, но, вернувшись в свой кабинет, все же почувствовал, что разозлился. Некстати вспомнилось, как он расследовал убийства так называемых простых людей – немолодой вдовы старьевщика или мясника с улицы Лекурб, о которых не сообщали на первых полосах газет. И никто не обещал ему всяческую помощь, не подгонял его, да и, по большому счету, не интересовался тем, как идет следствие – разумеется, за вычетом самых близких родственников жертв.
Он позвонил в дом де Фермонов, чтобы условиться о визите, и через полчаса уже стоял у двери квартиры, которую занимал Морис с семьей.
– Комиссар Буало. Меня ждут.
Подурневшая, с покрасневшими от слез глазами, в черном платье и с платочком, скомканным в руке, Раймонда являла собой воплощенное горе. Она посмотрела на комиссара как на врага, словно именно он был виноват в смерти ее мужа.
Выразив свои соболезнования, Буало сказал, что хотел бы задать несколько вопросов. Во взгляде Раймонды мелькнула настороженность.
– Мадам, у вашего мужа было оружие?
– Да, было. Револьвер… или этот, как его, пистолет? Я плохо разбираюсь в таких вещах.
– Я хотел бы взглянуть на него.
– Морис хранил его в своем кабинете, в ящике стола. Запирал на ключ, потому что… вы понимаете, у нас дети…
После этого она произнесла еще десятка два сбивчивых фраз – главным образом о Морисе, о том, какой он был внимательный к желаниям других. Буало с непроницаемым лицом ждал.
– Вы покажете мне этот пистолет или револьвер, мадам?
– Но… – Раймонда вспыхнула. – У меня нет ключа.
– Может быть, слуги знают, где ключ?
Вызвали Анатоля, лакея Мориса. Нет, у него нет ключа от стола господина. Мсье де Фермон обычно носил ключ с собой. Да, у хозяина был пистолет, который он иногда носил с собой.
– Почему? Он кого-то опасался?
Прежде чем ответить, слуга покосился на Раймонду.
– Боюсь, мсье комиссар, что мне ничего об этом не известно.
Ясное дело, тут замешана какая-то женщина. Буало нахмурился.
– Я хотел бы взглянуть на стол, в котором мсье де Фермон хранил пистолет.
– Я проведу вас в кабинет, – сказала Раймонда, поднимаясь с места.
Комиссар не смог бы точно сказать, что именно он ожидал увидеть в кабинете Мориса. Возможно, что-то легковесное в обстановке, какая-нибудь фривольная картина показалась бы ему вполне отвечающей характеру убитого. Однако перед Буало открылась прекрасная, светлая, просторная комната, которая куда больше подходила бы человеку пишущему, чем светскому бездельнику. Вдоль стен стояли шкафы с книгами, на бюро красного дерева громоздились журналы, разрезанные тома разных изданий, лежал великолепный подробный атлас мира, раскрытый на одной из страниц.