– Какая разница, кто и что о нем думал? Он и в самом деле женился во второй раз, да так быстро, что оторопь берет.
– А зачем его нынешней жене убивать Мориса?
– Он догадался, что вторая жена отправила первую на тот свет. Возможно, решил заняться шантажом. Натали уверяет, что он передавал ей письма от ее бывшего любовника. Но писем нет, Морис мертв, так что придумать она могла что угодно.
– Не могла. Любовник-то жив. Ты говорил с ним?
– Я…
Вот, пожалуйста. Опытный полицейский, столько раскрытых дел, и такой прокол. Нет, не зря Гренье хвалил его жену, не зря.
– Хотя, – медленно проговорил Буало, – не исключено, что Морис и письма передавал, и одновременно пытался шантажировать… Я был сильно занят, но с Ланглуа я, конечно, поговорю.
– А что насчет жены жертвы? Вы же в таких случаях всегда проверяете жену.
– Тяжелый случай, – Буало поморщился. – Истеричка и профессиональная страдалица. Мои инспекторы разрабатывают эту версию – опрашивают их прислугу о передвижениях Мориса и заодно выясняют, кто где находился после того, как он уехал из дома последний раз. Пока нет никаких доказательств того, что жена надолго покидала квартиру, когда был убит муж.
– А где именно произошло убийство?
– Очевидно, в Сен-Клу. Эксперты нашли на вилле брызги крови и следы частиц пороха. Хотя возможно, что это кровь Симоны – у нее с Морисом была одинаковая группа.
– И никто из соседей не слышал выстрела, никто ничего не видел?
– Там такое место, что вилла стоит как бы на отшибе. Ближайшие соседи живут метрах в двухстах. Кажется, Морис нарочно снял виллу в уединенном месте, чтобы никто не видел, как часто он ездит к любовнице. Ну и… это обстоятельство обернулось против него.
– Как я понимаю, на время убийства алиби у графини нет?
– У меня есть источник в их доме. Я неофициально его допросил, можно ли незаметно покинуть особняк поздно вечером и затем ближе к утру вернуться, чтобы, опять-таки, никто ничего не видел. Он признался, что и сам иногда проделывает такие штуки. У графа и графини раздельные спальни, так что она вполне могла уйти к себе, притвориться, что заснула, выбраться из дома, добраться до Сен-Клу, совершить убийство, замести следы и вернуться. Конечно, остается немало вопросов – на чем она добиралась до Сен-Клу, например. Свою машину она использовать не могла, там мотор ревет так, что, по словам слуги, перебудил бы весь дом. Но ты же понимаешь, что ответы на вопросы о транспорте и тому подобных вещах в ходе следствия всегда выясняются.
– Знаешь, Арсен, я должна тебе кое-что сказать, – неожиданно проговорила мадам Буало. – Помнишь Сидони, которая училась со мной в пансионе?
– Брюнетка, рост метр шестьдесят, веснушки, одета всегда ярко и всегда не к лицу? – проворчал Буало. – Что ей надо?
– Не ей. Она вышла замуж за одного руанского чиновника и… В общем, его дядя – нотариус – зачем-то хочет с тобой увидеться. Сказал, что это может быть очень важно, но он настаивает на конфиденциальной встрече. Во дворец правосудия он приходить не хочет. Он оставил свою карточку и номер телефона в гостинице.
– Он был здесь? – Буало аж подскочил на месте. – И ты его впустила? Я же столько раз говорил тебе…
– Он привез рекомендательное письмо от Сидони и рассказал о ее семье. Очень учтивый, очень старомодный, очень осторожный… я бы даже сказала, пугливый господин. Напустил невероятное количество туману, но, мне кажется, я его поняла. Он считает, что есть обстоятельства, о которых ты должен знать. Так именно он сказал и повторил несколько раз. Граф ведь нормандец? Возможно, то, что тебе хочет рассказать нотариус, как-то связано с этой семьей.
Буало задумался. Если нотариус из Руана не поленился разыскать в Париже полицейского, который ведет расследование, значит, дело и впрямь серьезное. А раз так, нет никаких причин не выслушать его.
– Хорошо, я с ним поговорю, – пообещал комиссар, поднимаясь с места. – А теперь пойдем послушаем радио. Сейчас как раз должны передавать вечерний концерт.
Глава 22Любовник
– Предположим, ты убийца. Ты убил двух человек и хочешь представить дело так, что один из них сбежал, чтобы в преступлении стали подозревать именно его. На руках у тебя труп и два чемодана с вещами, которые ты захватил для отвода глаз. Куда ты все это денешь?
Инспектор Лебре задумался. Комиссар Буало терпеливо ждал.
– Мы ведь о деле де Фермона говорим, патрон? Все зависит от конкретных обстоятельств. Вещи можно сжечь или закопать. Труп расчленить и куски разбросать в разных местах. Или не расчленять, а бросить в воду, или, опять же, просто закопать. Или засунуть его в чемодан и сдать в камеру хранения на вокзале. Кстати, вещи тоже можно сдать, тем более если они уже в чемоданах.
– Камера хранения отпадает – у дамы слишком приметная внешность. Такую сразу же запомнят… Навыков расчленения тел у нее нет, а это дело непростое… – комиссар прищурился. – В воду был брошен второй труп. При этом количество старых цепей, которые пропали с виллы, совпадает с теми, которое использовали как грузило, чтобы утопить тело Мориса де Фермона. И раз уж она такая предусмотрительная особа… Вот что: езжай-ка в Сен-Клу и вызови на виллу приходящую служанку, мадам Бенуа. Пусть она тщательно осмотрит садовый инвентарь. Возможно, там не хватает лопаты или чего-то в этом роде. Теперь вот что: ты проверил алиби Планта?
– Да. Он лежал в больнице после операции аппендицита, так что я его отпустил.
Отослав Лебре, Буало какое-то время напряженно размышлял, хмуря брови. Его отвлек телефонный звонок.
– Следователь Тардье. Есть новости по делу де Фермона?
– Все зависит от того, пропала ли с виллы в Сен-Клу лопата.
И Буало объяснил, что, возможно, Симону убили и тело где-то закопали, чтобы пустить следствие по ложному пути.
– Если выяснится, что лопата все-таки исчезла, я пойду к шефу. Надо будет обыскать каждый сантиметр вдоль дороги Сен-Клу – Париж, а для этого потребуется содействие местной жандармерии и полиции.
– Дороги? Там несколько дорог, комиссар. Кроме того, между Сен-Клу и Парижем лежит целый Булонский лес.
– Об этом я и говорю. Лес тоже придется прочесать – или хотя бы ту его часть, где пролегает дорога. Один я со своими людьми не справлюсь.
– Вы уже знаете, кто убийца? – спросил Тардье после паузы.
– Нет.
– Но догадываетесь?
– Без доказательств мои догадки ничего не стоят.
Переговорив со следователем, Буало позвонил Арману Ланглуа и, представившись, сообщил, что хотел бы задать ему несколько вопросов.
– Неофициально, по поводу вашего друга Мориса. Если позволите, я хотел бы вас навестить, чтобы мы могли побеседовать без протокола.
– Да, конечно, я буду вас ждать! – воскликнул Арман. – А эту женщину… Симону… ее уже нашли?
– Увы, пока нет.
Закончив разговор с бывшим любовником Наташи, Буало достал визитную карточку нотариуса Куртона, позвонил ему и также условился о встрече. Среди прочего комиссар намекнул, что не хотел бы утруждать столь почтенного человека и что то, что нотариус хотел сообщить ему, он мог бы сказать по телефону; но Куртон с явным неудовольствием отверг это предложение.
– Я предпочитаю видеть того, с кем говорю, комиссар. Надеюсь, вы меня понимаете…
Черт бы побрал этих щепетильных провинциалов, с досадой подумал Буало, вешая трубку. Хуже всего, если то, что Куртон хочет сообщить, не стоит выеденного яйца.
Чтобы с пользой потратить время, которое оставалось до встречи с Арманом Ланглуа, Буало принялся изучать бумаги Симоны, найденные в Сен-Клу и на бульваре Османа, но успел только просмотреть фотографии и прочитать письма матери, написанные однообразным почерком и унылые, как деревенское кладбище. Все они были об одном и том же: что мать не может прислать дочери больше денег и что та должна рассчитывать только на себя. Среди новостей об общих знакомых и родственниках то и дело мелькали сообщения о свадьбах, подаваемые с явным одобрительным подтекстом. Судя по всему, мадам Дюфур предпочла бы, чтобы Симона тоже вышла замуж за какого-нибудь кассира на станции железной дороги, обзавелась детишками и жила бы как все.
В дверь постучали.
– Войдите! – крикнул Буало.
На пороге показался бригадир Шапель, которому комиссар отдал записную книжку Мориса де Фермона и поручил пробить все записанные в ней адреса и телефоны.
– Патрон, я подумал, вас это может заинтересовать… Часть телефонов соответствует обозначениям, например, телефон детского доктора или механика. Но часть, если можно так выразиться, зашифрована. Например, «Анри Ривьер, бывший жокей» на самом деле оказывается Анриеттой Ривьер, одной из подружек Мориса. Точно так же «Клод Боннель, отдать долг в 100 франков» оказался Клодиной Боннель, мимолетной любовницей. И таких записей довольно много…
Буало улыбнулся. Значит, Морис совершенно точно знал, что жена роется в его столе, и придумал ловкий способ, как скрывать информацию о своих связях.
– Вызывай всех его баб для допроса, – распорядился Буало.
– Шутите? Их там больше сотни. Бывших, чьи номера зачеркнуты, и сравнительно недавних, к которым он не успел остыть. Там и проститутки, и маникюрши, и продавщицы цветов – кого только нет.
– Ну, вот ты с ребятами ими и займешься. Кто знает, может, он успел кому-то проболтаться о том, что ему угрожали, или о том, что у него серьезные проблемы. В постели языки развязываются. Да, и начни с тех, чьи номера не зачеркнуты.
– Слушаюсь, комиссар.
Шапель удалился, но даже его спина выражала неудовольствие. Он прекрасно одевался, следил за собой и выглядел не хуже какого-нибудь киноактера. А теперь ему предстояла скучнейшая работа – опросить множество людей, о которых лишь предположительно известно, что они могут знать что-то ценное для следствия.
Поглядев на часы, комиссар поднялся, убрал все бумаги в сейф, поправил пристежной воротничок, взял свою неизменную шляпу-котелок, запер кабинет и покинул дворец правосудия.