– Он разъехался с женой?
– Нет, они продолжали жить в одном доме. Говорят, на этом настояла мадам Элен. Ей нравилось быть графиней, хотя, конечно, она уверяла, что думает не о себе, а только о дочери. Надо отдать мадам должное – она умела соблюдать внешние приличия и любовников своих не афишировала. Кстати, знаете, что граф сделал, когда она умерла? На похоронах подошел к ее последнему поклоннику и с одного удара сломал ему челюсть. Все были шокированы – он казался таким… таким…
– Сдержанным? – подсказал Буало, припоминая замкнутое лицо графа, сосредоточенный взгляд светлых глаз и тонкие губы, стянутые в нить.
– Это для меня слишком мудреное слово, мсье комиссар. Во всяком случае, никто от него не ожидал ничего подобного.
– Он так любил свою жену?
– Мадам Элен? Ну…
За последним коротеньким словом стояла сложная смесь чувств – сомнение, удивление, вопрос, обращенный в прошлое – а впрямь, любил ли?
– Нет, конечно, – сам себе ответил Виктор. – То есть… я хочу сказать… тут уж не в любви дело, наверное, а в привычке. В молодости, надо думать, он ее любил. Потом, после войны, да еще когда узнал о ее изменах… Ну, вы сами понимаете. И все-таки после ее смерти он себе места не находил. Я тогда первый раз видел его пьяным в стельку, он сидел за столом с остекленевшим взглядом, а потом его стошнило.
– А потом, – с невинным видом вставил комиссар, – он женился во второй раз.
– Никто из нас этого не ждал, – сокрушенно промолвил Виктор. – Почти никто. Только Антуанетта – горничная мадам Элен – заявила: «Вот увидите, у нас скоро будет новая хозяйка, мсье сбрил усы и ходил к парикмахеру, чтобы закрасить седину». Но мы почему-то были уверены, что жениться на мадам Биссон он не осмелится, а кроме нее, мы ни о ком не слышали.
– Мадам Биссон?
– Это его многолетняя любовница.
Черт возьми, Виктор, мысленно развеселился Буало, да ты прямо клад! Всю подноготную этой любопытной семейки подносишь на блюдечке. Само собой, внешне он ничем не выдал, что о существовании любовницы графа слышит впервые.
– Ей уже лет тридцать восемь, и она живет на бульваре Капуцинов, – сдал мадам Биссон с потрохами всезнающий Виктор. – Говорят, что она вдова какого-то лейтенанта, но, как по мне, на вдову она не слишком похожа. Ее сестра заведует шляпным магазином, а брат торгует винами. Антуанетта уверяла, что и шляпный магазин, и винный на самом деле принадлежат мадам Биссон. Наверное, она права. Женщины в этих делах хорошо разбираются.
– В каких таких делах, голова?
– Денежных.
– Получается, она вытянула из графа столько, что хватило аж на два магазина?
– А вот считайте сами. Он познакомился с ней после войны, году в двадцать втором или двадцать третьем. Получается, вместе они жили лет четырнадцать или чуть меньше. Не так уж много она от него получила. Да и то, не тот он человек, чтобы деньгами сорить. Хотя…
– Да?
– Ну, вот для второй жены он ничего не жалеет. Чуть ли не каждый день дарит ей украшения, машину купил, квартиру на Елисейских Полях для ее родителей. С мадам Элен ругался из-за каждого счета от портнихи, а этой – любой наряд, любой каприз, пожалуйста. Как-то она сидит и говорит: ой, что-то мне захотелось увидеть Венецию, я никогда там не была. И что же вы думаете – граф тотчас отдал распоряжения, в тот же день собрали чемоданы и поехали.
– Его нынешняя жена – русская?
– Да, ее родители бежали от революции. Мать здесь была мелкой служащей, а дочь снималась для модных журналов. Ну и… доснималась до титула графини.
– Как именно граф с ней познакомился?
– У него замок недалеко от Руана, куда иногда приезжала и семья дочери. Однажды Морис притащил на партию в теннис целую компанию, включая Армана Ланглуа. А вместе с Арманом прибыла и эта девица.
– Морис дружил с Арманом Ланглуа?
– Откуда мне знать, мсье? Вы у самого Ланглуа спросите.
– Спросил бы, – усмехнулся Буало, – да только он сейчас в Индокитае[3].
В глазах слуги мелькнул колючий огонек, и комиссар тотчас сообразил, что допустил промах.
– Уже вернулся, – хмыкнул Виктор. – Говорят, семья отправила его в Индокитай, чтобы он на месте проверил их управляющего, не ворует ли он. Только на самом деле это был предлог, чтобы убрать Армана из Парижа, подальше от его подружки.
– Вот как?
– Да, он был серьезно настроен, чуть ли не жениться хотел.
– На Наташе?
– Ну я же вам говорю.
– А семья Армана была против?
– Конечно. Какая из нее невеста? За душой ни гроша, родители – беженцы, да еще для журналов снимается. Мать Армана ей все высказала, когда сын уехал. Мол, не надейтесь с нами породниться, не получится.
– Однако мадемуазель быстро нашла жениху замену, – хмыкнул комиссар, иронически щурясь.
– Вот это-то и есть самое странное. Потому что слуги из замка, с которыми я говорил, в один голос уверяли, что она на мсье графа даже внимания не обращала. Да и тут, в Париже, я ее не видел. Представляете, однажды хозяин возвращается из Руана вместе с ней и объявляет, что вчера расписался в местной мэрии. Он, видите ли, нарочно женился в провинции, чтобы было меньше шума.
– И что, его дочь не знала?..
– Даже не подозревала. Он поставил ее перед фактом.
– И как она это восприняла?
– Ее мать умерла совсем недавно. Что мадам Раймонда должна была подумать, по-вашему? Тем более что мачехе всего двадцать два, она на три года моложе падчерицы.
– А де Фермон?
– Что – де Фермон? – не понял Виктор.
– Как он отнесся к неожиданному браку своего тестя?
– Трудно сказать, мсье комиссар. По-моему, его восхитила ловкость его знакомой, и в то же время он был смущен, что жена открыто выразила… ну… что ей все это не по душе.
– Мадам Раймонда что, устроила отцу скандал?
– Нет, но и без всякого скандала дала понять, что о нем думает. А он ей ответил, что его личная жизнь ее не касается и что, раз уж он в свое время позволил ей выбрать мужа по своему вкусу, он тоже вправе выбрать жену по своему вкусу.
Что ж, это замечание было вполне в духе графа, и Буало готов был поклясться, что Робер де Круассе позаботился вложить в свои слова весь сарказм, который достался ему от британских предков.
– До открытой ссоры дело не дошло, – продолжал Виктор, – но только потому, что граф живет отдельно от дочери. Мадам Раймонда потребовала украшения своей матери, но граф их не отдал, сославшись на то, что по брачному контракту они принадлежат ему. Потом графиня упросила мужа уступить, чтобы не накалять обстановку в семье, но мадам Раймонда, по-моему, только возненавидела ее еще пуще за эту услугу.
– Значит, по-твоему, нынешняя графиня – ловкая особа?
– Когда я это сказал?
– Ну, ты недавно упоминал о ее ловкости.
– Ну а вы бы что решили? Только вчера была Золушкой, а сегодня уже графиня. В нашей жизни нужно что-то понадежнее феи-крестной, чтобы осуществить такое превращение. Цепкость, хитрость, да и много чего еще. Только у меня было достаточно времени, чтобы к ней присмотреться. Не такая она совсем.
– А какая?
– Простушка. Вся душа нараспашку. Если хохочет, то на весь дом. Если плачет, то слезы градом. Я раньше думал, что она подлаживается под мужа, который с ней обращается как с балованным ребенком. Но нет, она и впрямь такая.
– Похожа на его первую жену?
– Ничего общего, и с мадам Биссон тоже, – не колеблясь, ответил слуга. – Мсье граф с ней очень переменился – я о его нынешней супруге, само собой. Раньше был сухарь сухарем, а сейчас прямо-таки расцвел. На глазах помолодел.
– Поздняя любовь?
– Наверное. Я вообще не подозревал, что он кого-то способен любить. Интересно, знает ли он, что Ланглуа вернулся в Париж.
– А что, у графа есть повод для беспокойства?
Виктор поглядел на комиссара со странным выражением.
– Конечно, он забросал жену деньгами и старается во всем ей угодить, но… Ясно же как день, кто в этой паре любит, а кто позволяет себя любить. Только граф – совсем не дурак, и он сразу же догадается, если его начнут обманывать.
– Скажи-ка, Виктор, а как твой хозяин отреагировал, когда узнал, что его зять исчез? Раз он, как ты говоришь, совсем не дурак, должны у него быть кое-какие соображения.
– Граф сказал: «Надеюсь, он больше никогда меня не побеспокоит». Судя по его виду, он и впрямь не огорчился бы, если б с мсье Морисом что-нибудь случилось.
– А графиня? Что она об этом думает?
– Она расстроилась, но она вообще легко расстраивается из-за чужих невзгод. Точно так же она переживала, когда погиб доктор Гишар, хотя едва его знала.
– Что за доктор Гишар?
– Семейный врач господина графа.
– А что-нибудь конкретное графиня говорила? Насчет исчезновения мсье де Фермона?
– Она думала, он мог попасть в аварию. Он любил полихачить.
– А что насчет этой, как ее, Симоны? Подружки Мориса? Ее имя упоминалось?
– Графиня ей позвонила, но никто не поднял трубку.
Ух ты, как интересно! Значит, у графини был телефон любовницы Мориса. Почему? Люди не дают номера своих телефонов кому попало.
– Напомни-ка мне, как зовут Симону и где она живет, – проговорил комиссар, доставая записную книжку.
– Симона – это прозвище, а так ее зовут Франсуаза. Франсуаза Дюфур. Живет где-то на Монмартре, точнее, жила, потому что Морис устроил ее на бульваре Османа. Учтите, все это я слышал от горничной Антуанетты, поэтому могу в чем-то ошибаться. Антуанетта в курсе всего, что касается семьи графа, а я так глубоко не вникал.
– Что еще твоя подружка говорила о Симоне – пардон, Франсуазе Дюфур?
– Что она работала манекенщицей, потом стала рисовать эскизы сумок для какого-то модного дома.
Однако! Вот вам и то, что может связывать графиню с любовницей Мориса: обе были причастны к миру моды. Кстати, почему граф сказал, что Симона то ли певичка, то ли маникюрша? Если она была знакома с его женой, вряд ли он не знал, чем любовница Мориса на самом деле занимается.