Снежное сердце — страница 20 из 33

– Ой, чуть не забыла! Возьмите вот эти коробки с конфетами. Нет-нет, даже не сопротивляйтесь! У вас внучка, да и на работе с женщинами будете чаевничать. Спрашивается, куда мне столько шоколада? А посетители несут и несут…

– Такая уж у нас традиция. Конфетно-букетная.

– Она хороша в пору первой влюбленности. В больнице не тот эффект. Так что забирайте эти коробки.

– Спасибо, Дана Михайловна! И все-таки неудобно…

– Лучше расскажите что-нибудь. Какие у вас новости?

– У меня? Господи, какие там новости! Серенькие будни. Вот, к выставке готовлюсь. В этом весь смысл. И все новости. А к вам много, наверное, народу ходит? Не устаете?

– Вы знаете, в последнее время поток схлынул. Родственников у меня нет, а знакомые, видимо, считают неудобным часто ходить…

– Нет родственников? Что, совсем?

– Так получилось.

– А муж?

– Муж… Не знаю, что и сказать… Врать не хочется…

– Дана Михайловна, я ведь его видела…

– Когда?!

– Примерно две недели назад. На вокзале. Мы с внучкой с дачи возвращались. Идем по перрону, смотрю, знакомое лицо. Пригляделась – Олег Петрович. По-моему, он в поезд садился. Или кого-то провожал. Я не поняла.

– Понятно, – прошептала Дана, пораженная новостью.

– А вы разве не в курсе?

– Я? Нет, не в курсе. Скажите, а рядом с ним никого не было?

– Рядом? Ой, я не помню… Кажется, никого… Или… Погодите, кажется, кто-то был… Нет, не буду привирать! Я просто не разглядела – мы довольно быстро шли.

– Угу. Ясно.

– Вот ненормальная! Зачем я вас расстроила? Только что смеялись, а теперь… Не дурочка я, а набитая дура! Разве так можно?

Огорченная своей оплошностью, Мария Сергеевна, всплескивала руками и качала головой. Раньше бы Дана нашла слова, чтобы утешить простодушную сотрудницу, но сейчас ей было не до уговоров. Опрокинутая навзничь этим известием, словно сильным ударом, она находилась в состоянии душевного нокаута.

Мария Сергеевна ушла, бормоча слова извинения, а Дана легла в постель и закрыла глаза.

Пронзенная острой болью ее душа ныла и просила защиты. Как спастись от людской жестокости и коварства? Чем лечить душевные раны? Она не знала.

Говорят, лечит время. Но его еще надо пережить. Нет, время – слишком долгий путь. Ей требуется что-то экстренное, что-то быстродействующее. Иначе можно свихнуться.

Итак, доктор обещал срочную операцию. Это хорошо. Значит, скоро она сможет передвигаться в большом пространстве. Например, уехать в другой город. А почему бы и нет? Подспудно в ней давно зреет идея все бросить, и уехать туда, где ее никто не знает.

Что ждет ее в ближайшем будущем? Выставки и презентации? Общение с теми же художниками, искусствоведами и спонсорами?

Но она-то уже другая! И внутренне и, главное, внешне.

Даже страшно представить, как она выступает на вернисаже, а публика, мало слушая эстетические изыски, жадно вглядывается в ее новое лицо и ждет момента, чтобы обсудить в кулуарах все пикантности.

Ну, уж нет! Такой пищи для праздной болтовни она никому не даст!

Ах, если бы Олег был рядом, не предал ее в трудную минуту, а поддержал, укрыл, уберег…

Вдруг ей привиделся тот же сон, в котором она спасает Олега. Что за перевертыши? Это ее должны спасать! Это ей, как воздух, нужно сильное плечо, чтобы опереться и выстоять в жизненной буре!

Нет, видно, надежда только на самое себя. У нее есть время подумать и решить, куда поехать…

А, может, в Задорин? Там живут какие-то дальние родственники матери. В душе сохранились детские воспоминания об этом городке – тихие улочки, неглубокая речка с песчаным пляжем, зеленый палисадник возле двухэтажного дома…

Разумеется, к родственникам она не пойдет, а отправится в администрацию и попросит место учителя в средней школе. А что? Чем не работа? Учить ребятишек видеть прекрасное. Вместе с ними восхищаться левитановской осенью, поленовским двориком… Или пылающими жирафами Дали и «вещами в себе» Магритта…

На душе у нее просветлело и успокоилось. Так бывает, когда человек видит ясную цель и имеет средства для ее достижения.

* * *

После завтрака она привычно стояла у окна и смотрела вдаль, на желтеющий осенний лес и блекло-голубое небо в серых облаках.

Хотя и не было за окном ничего достойного взора – пейзаж как пейзаж – Дана находила в его созерцании что-то волнующее. Облака, скользящие по небосводу, рождали иллюзию движения, манили за собой, звали к переменам.

А перемены были не за горами. Назавтра назначена операция. После обеда отменены посещения, и надо еще столько успеть.

Дана ждала прихода Евгения Ивановича, своего адвоката, к услугам которого она не раз прибегала по делам галереи. Кроме того, необходимо сделать несколько звонков…

Постучала сестра и объявила о посетителе. Уверенная, что это Евгений Иванович, Дана приготовила первую фразу…

Но в палату неуверенно вошел Алексей Липатов. С букетом и коробкой конфет.

– Ты? – выдохнула она и почему-то рассмеялась.

– Здравствуй, – смущенно поздоровался Алексей, не понимая, над чем можно так весело смеяться в больнице да еще с забинтованным лицом.

– Проходи, садись в кресло, – отсмеявшись, пригласила Дана.

– А я недавно узнал. Был в отпуске, вчера только приехал…

– Алешенька, ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть!

Ну, рассказывай!

– О чем? – искренне недоумевал бывший одноклассник, польщенный таким теплым приемом.

– Например, где ты был? Заграницей?

– За ней. В Германии, по Рейну плавал. Тур так и назывался «Замки Рейна».

– Завидую. Я тоже мечтаю побывать на Рейне, или на Дунае… Ты один ездил?

– Один, – ответил Алексей и покраснел, как пятиклассник.

– Ну-ка, ну-ка, – игриво замурлыкала Дана, – сознавайся, холостяк замшелый, кого ты нашел в замках Рейна? Какую-нибудь златокудрую Лорелей?

– От тебя ничего скроешь, – рассмеялся Липатов. – Я, кажется, женюсь.

– Поздравляю! У Анжелки тоже свадьба. Вот такие вы с ней поздние овощи.

– Не говори. Я и сам удивляюсь. Ни в одном, как говорится, глазу. То есть и в мыслях не было. И вдруг такое… Познакомились с ней на теплоходе, ходили на дискотеку, играли в шахматы…

– И доигрались. Как ее зовут?

– Алена. Она редактор в одном глянцевом издании. Младше меня на пять лет.

– Прекрасно! Жена должна быть помладше. Желаю тебе счастья, Алеша!

– Дана, теперь можно все сказать… Ведь я любил тебя. Да и теперь, наверное… Первая любовь, говорят, не ржавеет. А к Алене у меня другое. Тоже можно назвать влюбленностью… Но не об этом речь. Не хочу сравнивать – это последнее дело… Просто я благодарен тебе. Все, чего я добился в жизни, я делал во имя тебя. Понимаешь?

– Понимаю.

– А ты как? Не скоро отсюда?

– Завтра операция, а потом домой.

– Операция сложная?

– Не очень.

– Желаю тебе удачи. И счастья. Ну, я пойду?

– Иди. Потом… увидимся.

– Надеюсь.

– Пока.

Дана еще долго сидела на кровати, поджав ноги и покачиваясь, как кукла-неваляшка. В голове роились мысли, в которых она не жалела себя.

Вот тебе и Друнина! «Не встречайтесь с первою любовью…» Хорошо, что не угораздило прочесть ему эти стихи. Просто не представилось случая. Теперь она понимает всю пошлость своих намерений. Человек открывает сердце, признается в самом сокровенном, а ты ему – заранее подготовленные цитаты, да еще с поучительными нотками.

Какая она была насквозь фальшивая, сытая, благополучная дрянь! И эту дрянь любил Алешка, чистейшей души человек. Господи! Во истину, неисповедимы твои пути!

Сколько бы продолжалось это самобичевание – неизвестно, но пришел адвокат, и Дана вынуждена была настроиться на деловой лад.

Они прочла и подписала подготовленные документы, обговорила все условия и возможные трудности, связанные с бюрократическими проволочками. Евгений Иванович не зря слыл отличным профессионалом. Он предусмотрел все возможные и невозможные препятствия, и на Данины вопросы отвечал уверенно и деловито.

Их беседу прервала медсестра, пригласив Дану на процедуры.

Но главное они успели. И Дана распрощалась с адвокатом, вполне довольная проделанной работой.

А после обеда она позвонила Марии Сергеевне.

– Добрый день! Не оторвала вас от чего-то важного?

– Нет, Дана Михайловна! Рада вас слышать. Как ваши дела?

– Завтра операция.

– Ни пуха ни пера!

– Ну что на это сказать? К черту!

– Вы с какой-то просьбой, Дана Михайловна?

– Да. Просьба немного необычная, личного характера. Мне больше не к кому обратиться…

– Я понимаю.

– Не могли бы вы съездить ко мне домой?

– Пожалуйста! А кто дома?

– Никого. Возьмите ключи, они в черной сумочке. Там три ключа: закодированный для подъезда, длинный – от верхнего замка и короткий – от нижнего.

– Хорошо, разберусь. А что забрать? Что-нибудь из одежды?

– Да. Соболью шубку.

– Но на улице плюсовая температура…

– Вы не поняли, Марья Сергеевна. Эту шубку надо сдать в ломбард. Без выкупа.

– Вам нужны деньги? Но ведь на счете есть определенная сумма…

– Нет, я не хочу нарушать установленное мною же правило. Мне эта шубка давно надоела. И вообще…

– А сколько она стоила?

– Много. В ломбарде столько не дадут. Меня интересует сумма в шестьсот долларов. Думаю, что на эти деньги можно рассчитывать.

– Хорошо, завтра же я поеду и все сделаю.

– Спасибо. Это еще не все. Доллары надо положить в красивый конверт со свадебной символикой и отправить с курьером через три дня. Запишите адрес: Улица Репина, 17, квартира 79. Анжеле.

– А обратный?

– Достаточно моего имени.

* * *

В огромном зеркале шкафа-купе ее фигурка потерялась. Дане ужасно не нравилось свое отражение – худая, бледная, с очковым эффектом вокруг глаз. Сколько еще предстоит прятаться за темными очками? Неделю? Две?

Но, придирчиво вглядываясь в изменившиеся черты, она все больше соглашалась с хирургом: «Вы привлекательная молодая женщина с чуть-чуть скорректированным лицом». И в самом деле, никакая она не уродина, напротив, очень даже ничего. Смешно, но форма носа изменилась. Исчезла вздернутость, появилась греческая прямизна. Надо было попасть в страшную аварию, чтобы избавиться, наконец, от досадливой «ошибки природы». Анекдот, да и только!