Лара задумалась. Белый дракон утащил гнома… Белый дракон, северный город… Северный город за горами…
– Жаль, конечно, – перебила Ариэлль ее размышления, – что у нас нет дракона. Мы бы тогда Холмистый Край быстренько прочесали. Энлиль бы от нас не ушел. Ты ведь…
– Что?
– Ну, ты ведь с драконами… как бы имела дело…
– Давно, – отрезала Лара. – Я уже ничего не помню.
– Ну да, ну, да, давно. Леха был, кажется, добрым…
Месть, подумала Лара. Девчонка, пусть даже и эльф, все равно девчонка.
– Да, да, – покивала головой Ариэлль, – понимаю, ошибки молодости, с кем не бывает…
– Вспомнила! – неожиданно перебила ее Лара. – Я вспомнила!
– Что ты вспомнила?
– Вспомнила про Энлиля. Энлиль – ведь такой белобрысый? Его фамилия Сироткин?
Ариэлль злобно сощурилась.
– Ну как же! – Лара сработала под дурочку, даже в ладоши хлопнула. – Как же, помню его! Наглый такой парниша, прыщеватенький. Помню, помню. Так он ведь теперь в Деспотате.
– В Деспотате? – вздрогнула Ариэлль.
– Да, в Деспотате. И как у меня из головы вылетело? Я как раз мимо пролетала, а Энлиль там вроде аниматора, постановки организует, типографию открыл…
– Типографию?
– Ага, – продолжала врать Лара, – книжки издает.
– Книжки…
– Ну да. – Лара прищелкнула языком. – Такие бредовые графоманские книжки. Не стоят внимания, но забавные в каком-то смысле… Последнюю помню, название у нее еще паскудное…
Лара сделала вид, что припоминает название.
– Ах, да, вот какое – «Пятнадцать обломанных лохушек». Можешь себе представить?
Ариэлль отрицательно помотала головой.
– Такой вот литератор оказался. Вернее, не он сам литератор, а с наущения тамошнего руководителя, тот поощряет бумагомарательство…
– И как? Как литература? – остановила ее Ариэлль.
И Лара заметила, что у нее побелели губы.
– Мерзкая. Описывает всех девчонок, которым он вскружил голову, а потом дал отлуп, причем в издевательском, я бы даже сказала – саркастическом тоне. И с такими гадкими подробностями…
– И как? – Голос у Ариэлль дрогнул. – В смысле подробности…
– Знаешь, ужасно гадко, даже пересказывать не хочется.
– Нет, ты скажи! – Предводительница эльфов опять топнула ногой, бисер снова разлетелся.
– Подробности настолько отвратительные, что я даже не знаю… – Лара пожала плечами. – Например, в новелле девять Энлиль рассказывает про девочку, которая влюбилась в него так сильно, что даже ночевала перед его порогом, как послушная дворняжка…
Ариэлль покраснела в третий раз. Причем гораздо сильнее, чем в первые два.
– И чистила его сапоги, и смотрела на него так… восхищенно. А потом он, то есть Энлиль, решил, что у нее слишком мясистый нос, и послал ее прочь. А она с горя растолстела, так что даже стулья ее не выдерживали, приходилось делать усиленные. Я, правда, не все новеллы прочитала, но каждая начинается одними и теми же словами…
– Какими?! – вскрикнула Ариэлль громко, отчего кто-то из трудящихся даже грабли уронил.
– Каждая новелла начинается так: «Эта дура влюбилась в меня, как кошка».
Теперь Ариэлль громко скрипнула зубами, и грабли уронили еще раз.
– Да, да, как кошка, – повторила Лара. – «Эта дура влюбилась в меня, как кошка». Он готовит большой тираж.
– Большой?
– Угу. Чтобы каждый мог прочитать. Он с воздуха хочет их разбрасывать.
– Деспотат обнаглел, – сурово произнесла Ариэлль. – Совершенно обнаглел и всерьез угрожает нашим границам. Пора с ним покончить. Я об этом уже раньше говорила неоднократно.
– У них кобольды, – предупредила Лара. – Они страшные…
– Эльфийская Ортодоксальная Лига не боится каких-то там кобольдов! – Ариэлль снова скрежетнула зубами. – К тому же мы создадим объединенную коалицию, и никто не устоит перед ней. Ничто не поможет помешать свершению святой мести! Жалкий отступник, осквернивший самое святое, да будет наказан!
Ариэлль опять закашлялась, и Лара подумала, что у предводительницы ортодоксальных эльфов наверняка бронхит. Во всяком случае, легочное заболевание. Вот до чего может довести зацикленность на работе!
– Он осквернил все, что только можно осквернить! – продолжала Ариэлль. – Саму идею эльфийского движения он облапал своими грязными лапами! Даже нашу Священную Таблетку…
Ариэлль замолчала. Видимо, воспоминания о Священной Таблетке были особенно тяжелы. Хотя Ларе казалось, что дело тут совсем не в таблетке.
– Короче, мы его накажем, – закончила Ариэлль. – И если он вступил в Деспотат, то тем хуже для Деспотата! Нас не остановит Деспотат! Мы Деспотат раздавим! Не хочешь присоединиться?
– Нет, – покачала головой Лара. – Я уж как-нибудь… сама по себе… А то Энлиль и меня еще в свою книжку вставит. Я прогуляюсь куда-нибудь к северу…
– Ну, смотри, – Ариэлль кивнула. – Провизию и одежду можешь взять на складе. Все в твоем полном распоряжении.
– А на складе что-нибудь теплое есть? Пальто, шапки?
– Конечно, есть.
– Спасибо. Вы можете на меня рассчитывать.
– Ты на нас тоже. Я пойду. У меня много дел. Подготовка…
И Ариэлль озабоченной походкой направилась к тополю.
Лара поглядела на тренирующихся эльфов. Те выглядели браво. Только немного их было, вряд ли такая небольшая группа может что-то реально противопоставить Застенкеру с его армией дохлятины. Те задавят числом.
Главное, ей сейчас вроде бы удалось перенаправить гнев ортодоксальных эльфов с Холмистого Края на Владиперский Деспотат. Хотя он ведь уже вроде как и не Владиперский, а скорее Застенкерский… Короче, Деспотат.
Бедный Деспотат.
А мы пойдем на север…
Глава 12Снорри Эшенбах
– Пора разобраться с Деспотатом, – сказал Перец и раздал ложки, себе же разложил добытый в честном бою складной нож-ложку.
Потрогал челюсть.
– Пора… – повторил он. – У меня всю ночь в зубы стреляло…
– Может, парадонтоз? – предположил я. – Или сон неудачный? Знаешь, когда увидишь во сне мумитролля с морковкой…
– Никаких троллей я не видел! Ни с морковками, ни без морковок! Просто эти твари опять запустили свою установку!
И Перец поглядел на меня шизофренически.
– Не надо таких взглядов, – попросил я. – У меня от них ишиас обостряется. И вообще…
Я потрогал замотанную руку. Она меня уже забодала. Ныла не переставая, хотя чем я ее только не мазал, что только не прикладывал. Болела и болела. Иногда я про боль забывал, иногда не получалось. Держишь револьвер, а рука вся горит, держишь ложку, а пальцы пылают.
Я вытер ложку о колено и спросил:
– Ты, кажется, хотел повоевать? Рескрипт, пункт второй? Произвести акцию в отношении недружественного псевдогосударственного образования, широко известного как Владиперский Деспотат. Цель акции… Ну, и так далее. Я правильно излагаю?
– Правильно, – буркнул Перец. – У тебя хорошая память. В общем, пора разобраться с Деспотатом.
– Пристало время облыжных тварей приструнить, – хищно промурлыкал Тытырин. – Проклятое иго, горлынь перехлестывает…
Он смотрел на Перца с ожиданием и подобострастием.
Это оттого, что Перец в последнее время не проявлял серьезного аппетита и в котелке на дне всегда оставалось много тушенки. Я тушенку не любил, поэтому Перец либо отдавал самое вкусное Яше, либо, если Тытырин хорошо себя вел, ему.
– Центр работорговли, – Тытырин нетерпеливо облизывал ложку, – гнездилище порока, обитель мирового зла, навьи закоулины…
Ложки были маленькие, чайные, серебряные. Перец считал, что ужинать надо чайными ложками: во-первых, пищеварение улучшается, а во-вторых, это превращает ужин в ритуал. Чего уж такого ритуального в поедании каши с тушенкой, я не знал, но спорить с Перцем не хотелось. К тому же сам он трапезничал всегда ложкой персональной, а с недавнего времени трофейным ножом-ложкой, конфискованным у Тытырина.
– Да уж… – Перец задумчиво протянул ложку к котелку, зачерпнул, попробовал.
Я тоже зачерпнул.
Универсальная каша. Моя любимая. В универсальную кашу входят все крупы, какие попадутся под руку, даже манная. Обязательно сырой лук, тушенка. Еще хорошо колбаса копченая идет. А если есть молодая фасоль в банках, то вообще получается могуче.
Но надо уметь ее готовить. Если не умеешь, получится полная дрянь. Яша умеет.
Соли, правда, было много. Яша варит на вкус Перца, а тот любит, чтобы солено-перчено, чтобы волосы на отмороженных ушах торчком. А я вот все несоленое люблю, так настоящий вкус чувствуется. А Тытырин… Да в общем-то плевать, что он любит, гад Тытырин. У нас тут вообще пищевая иерархия. Первым из котла зачерпывает Перец, затем я, потом только Тытырин, чтобы знал свое место, собака.
Перец макнул ложку в емкость, я зачерпнул, но едва поднес кашу ко рту, как Тытырин меня оттолкнул и накинулся на еду, показав нам пример здорового скотства. Ел он быстро, неаккуратно, жадно. И про Деспотат забыл, отдавшись пищевому восторгу.
– Я думаю, пора… – Перец покивал собственным думам.
– Пора-пора, – промурлыкал Тытырин уже не так плотоядно. – Одолень-трава зацвела, распростерла кудели, Сварог да наполнит силой отверзлые… нет, отверстые десницы…
– Давно не видели старых друзей, к тому же. – Перец подул в ложку. – Я так соскучился, что просто не могу… Такие там у меня друзья. Например, Ляжка – милый человек, голуба. По этому поводу у меня даже родились чудные строкия:
Старые друзья,
Старые носки…
Как всегда ноябрь,
Вою от тоски.
Починю носки
И пойду в музей.
На фиг мне друзья?
Славно без друзей.
Я непочтительно звякнул ложкой о край котелка. Хотя тупые строки мне понравились.
– Ну как? – Перец ревниво поглядел на Тытырина. – Мнение профессионала нам, простым любителям, чрезвычайно важно. Но только учти, Тытырин, никакой лести! Правду, одну лишь суровую правду! Иначе поколочу, ты меня знаешь.