С Кипчаком Лара тоже беседовала.
Со мной не разговаривала, хотя поглядывала с интересом. Бродила туда-сюда, и все мимо меня. Хотела поговорить, но никак не решалась начать.
Я помог (джентльмен и гуманист, ничего не поделать):
– Эй, подруга, хорош мельтешить! Греби сюда, припомним молодость!
Лара остановилась. Затем подошла ко мне и влепила пощечину. Такую звонкую оплеушину. Бамц!
Я мог бы сто двадцать пять тысяч раз уклониться, но не уклонился. Решил сделать девушке приятное – в мире ведь так мало простых человеческих радостей.
Все тут же на нас уставились, точно кино включилось. Гобзиков уронил стамеску на голову одного из гномов, Ляжка пронес мимо рта сушеного снетка. Можно подумать никогда таких штук не видели. Что за ханжество? Кипчак меня вот порадовал, смотрел всего секунду, затем отвернулся и своих головорезов тоже отвернул. Молодец. Гном – лучший друг человека, честное слово.
– Это тебе за прошлый раз, – сказала Лара.
– За какой прошлый раз? – не понял я.
– За тот.
И она кивнула на револьверы.
Какой все-таки девчонки мстительный народ! Подумаешь, стрельнул тогда в нее резиной. Так что, теперь меня всю жизнь ненавидеть надо? Да что с нее взять, женщина лишена чувства милосердия, женщине бы все по морде да по морде…
И чего меня девчонки так не любят?
Хотя почему не любят? Вот Ариэлль я, кажется, нравлюсь. В смысле, Аньке. Я для нее, можно сказать, идеал.
Что-то изменилось…
– Ты несправедлива, – потер я физиономию. – Я твое гномовское болото спас от кобольдов, а ты мне даже спасибо не сказала. А тут сразу по морде… А между прочим, я в том случае не виноват совсем, это Перец все затеял, я же человек подневольный, что мне скажут, то и делаю…
– Хватит болтать. Ты в меня выстрелил – я тебе отплатила. Радуйся, что вообще не убила.
– Меня нельзя убить, – возразил я, – я бессмертный.
– Ты уверен?
– Вполне. Знаешь, золотые рыбки…
– Какие рыбки?
– Золотые. Голубые золотые рыбки. Ими хотели меня убить, а они меня не убили… Ладно, это долгая история. Ты мне хотела что-то сказать или просто так по морде дала? Типа взгрустнулось.
– Хотела спросить. Хотела спросить, как тебя зовут.
– Имя мое – взмах крыльев бабочки, – брякнул я.
Лара усмехнулась.
– Ладно, ладно, – я тоже усмехнулся, – можешь звать меня просто – Ахиллес. Сын царя Пелея и морской богини Фетиды, великий воин, неуязвимый боец, от имени которого враги трепещут в норах и прячутся за корневища…
– Похож, – перебила Лара. – Очень похож. Не на Ахиллеса, сына Пелея, а на Пашку, кто его отец, неизвестно, да и мать тоже. Такой же трепливый. И даже стиль весьма похож.
Ну смотри у меня, подумал я, сейчас ты у меня получишь, узнаешь, кто тут кто, а кто Ахиллес…
– Ты тоже, – сказал я.
– Что тоже?
– Ты тоже весьма похожа. Пардон за скверный каламбур.
– На кого похожа? – Лара поглядела на меня из-под челки.
– Как на кого, на Сирень.
Я улыбнулся так сердечно, как только мог. Всеми зубами. Всем лицом. Двинул вагон обаяния.
– Что значит сирень? – тихо спросила Лара.
– Сирень? – скосил я под дурня. – Сирень – это такое растение с цветочками. Синенькими. А есть с беленькими. Некоторые гадают на ней, ищут пятилепестковые цветки. Найдешь – сбудется желание. На самом деле чушь, конечно, в каждой грозди есть несколько таких цветков. Между прочим, сирень из семейства маслиновых…
– Растение, говоришь… – Лара принялась почесывать правую руку. – Семейства маслиновых…
Она стала сжимать-разжимать кулаки, а я сделал вид, что раскололся. Слаб оказался духом.
– Ладно, ладно, сдаюсь, – сказал примирительно. – Сирень, само собой, не растение, а имя. История долгая. К тому же я мало знаю…
– Рассказывай! – заявила она требовательно.
Мне, конечно, плевать на ее требовательность, я человек беспрекословный, мне хоть по голове бей, я молчу. Но тут я не собирался молчать, наоборот.
– Ты ничего не слышала про проект «Двина»? – спросил я.
– Нет, – сразу ответила Лара.
– Я тоже не слышал. До определенного времени. Но он существует, этот проект. Лучшие биологи, гении, Седой, руководитель «Пчелиного Волка»…
Специально так сказал, да.
– Седой?
Лара чуть не оступилась, я едва успел ее подхватить. А она опять мне спасибо не сказала. Наглая девица. Где ее только воспитывали? Зря галантерейность проявлял.
– Седой, – кивнул я. – Не знаю, как его зовут, но он седой. Мы его так и называли – Седой. Кажется, он твой отец?
Люблю. Люблю посыпать солью открытые раны. И перцем. Чтобы больно было. Когда больно, люди становятся людьми. Не все, правда, лишь некоторые.
– Кажется, он твой отец? – повторил я.
Лара молчала. По лицу, по гладкой тонкой коже ползли нервные пятна. Человек – изумительное существо, люблю наблюдать за человеком.
– Он мне тогда твои фотки показывал. Ты там красивая.
У Лары задергался нос. Девчонки, они такие трепетные, душа их, как пианино, блин. Тонкие больные струнки. Могу играть как хочу. Дрянь я, не могу остановиться. А приятно.
– Просил тебя выручить, – продолжал я. – Говорил, спаси мое заблудшее дитятко, а я тебе горы золотые, икру на завтрак и суп из ласточкиных гнезд пожизненно… Да, кстати, я чего-то отвлекся от нашего вопроса.
Нос у нее дергался все сильней.
– Папашка твой биолог. Очень хороший биолог. Наверное, из лучших. Поэтому наверняка он занимался и «Двиной», как раз по его профилю…
– Чем занимался?! – Она уже почти крикнула. – Ты можешь без вступлений?! Что такое «Двина», наконец?!
– Вас с Пашкой размножили, как вшивых кошек! – заорал я. – Как мух! Как овец тупых!
На меня на самом деле злость вдруг навалилась, черная кровь. Когда черная кровь лупит в голову…
– Он вас размножил!!!
Это я уже проорал по-настоящему. Проорал ого-го как.
– Как собак!!!
И вдруг что-то согнулось внутри. Не знаю, бывает ли так у людей. То есть у нормальных людей. У меня бывает.
Я ведь ненормальный.
Я ведь не человек.
Не совсем человек.
Проект «Волк», оружие победы.
Что-то согнулось. Что-то изменилось.
– Но клонирование людей запрещено… – растерянно сказала Лара.
– Да ему плевать! – перебил ее я. – Ему на все плевать! К тому же мы…
Я замолчал. Мы смотрели друг на друга.
Я никак не мог понять, как я к ней отношусь. Перец к ней относился явно не просто. Не знаю, как там насчет любви до гроба, но явно не просто. И она в его сторону тоже не в респираторе дышала.
А я…
А мне по барабану. Ни она, ни Сирень мне не нравились. Ни на полпальца. Значит, я не такой. Не такой, как он. Я сам по себе.
– Так, значит, у меня… – Лара рассеянно глядела по сторонам. – Значит, у меня…
– Есть сестренка, – закончил я. – Ну, можно так, наверное, сказать.
– И насколько она на меня…
– Не очень, – снова перебил я. – Нет, конечно, лицо, рост, фигура там… Все довольно похоже, но назвать вас близняшками нельзя. Вот я очень на Перца похож?
– Нет.
Даже с каким-то презрением сказала, я и обидеться мог. А я ей, между прочим, жизнь спас. Неоднократно.
– И она на тебя не похожа. Мы все не похожи.
– Но что-то общее есть. – Лара кивнула на меч.
Я теперь ходил с мечом, кстати. А что? Имею право. Отличный меч. Трофей.
– Нравится? – спросил я. – Вещица классная. Наверное, одна из лучших под небесами обоих миров. Гарда в виде сцепившихся морских чудовищ, тонкая работа. Лезвие практически черное – почти сплошной углерод. И школа… Не знаю даже, к какому региону отнести. Сам клинок, возможно, индийский, причем из лучших, а гарда и рукоять – трудно сказать… Возможно, самоучка. Такой клинок миллионов на пять потянет, а то и больше… Нравится?
Я сорвал цветочек. Сиреневенький. Тут почему-то большинство цветочков сиреневого цвета, порода же их неизвестна. Подбросил, выхватил клинок.
Навыка фехтования у меня, конечно, пока не так много, как у Перца, но кое-как я справился. Разрубил пополам.
– Оружие победы, – обронил я.
– Это же меч… – Лара побледнела.
– Да, да. – Я любовался мечом. – Тонкая работа, произведение искусства…
Спрятал меч за спину.
– Но не время сейчас любоваться произведениями искусства, время решать насущные проблемы. Я тут составил краткий список неотложных мероприятий, этакий, с позволения сказать, рескрипт. Вот, ознакомься…
– Когда мы вернемся? – Она даже не поглядела на протянутую бумагу.
Неугомонная какая, однако.
– Куда вернемся?
– Туда. На север. Ты прав, с остальным мы разберемся потом, сейчас нам надо вернуться…
– Как мы вернемся? – удивился я. – Ты же… ты же не совсем здорова…
– Я здорова.
– Хм, я, конечно, понимаю… – нетерпение, внутри все бурлит… Но лезть туда сейчас – самоубийство. Надо подождать, пока подживут боевые раны, а то мало ли что может приключиться… Газовая гангрена, скажем. Или свищ…
– Мы не можем ждать! Мы не можем ждать, у него остался последний… последний дракон. Ты знаешь, что он собирается с ним сделать?
– Неужели чучело? С его стороны это несколько опрометчиво, делать чучело из горына… За чучело никто не даст настоящей цены…
– Давай серьезно, – попросила Лара. – Он может натворить кучу бед.
– Чучело? – спросил я. – Пожалуй, да. Некоторые чучела могут здорово испугать, есть даже такое психическое отклонение – чучелофобия…
«Фобия» я произнес с ударением на «и», чтобы тупей прозвучало.
– При чем здесь чучело? Какая еще чучелофобия? Я про Пашку. Пашка со своим драконом может такое устроить! Эти драконы, которые твои, они мирные, непослушные только. А нового дракона он накормил кровью! Он же показывал, у него рука разрезана! Он с тем драконом таких бед наворочает!
– Не наворочает, – успокоил я.
– Он наделает, я его знаю! У него же с головой не в порядке, он сдвинулся!
– Поверь мне, киска, – ухмыльнулся я, – Перец ничего уже не сделает нехорошего…