Хани попытался раскачать его, но брусья даже не шелохнулись. В том же сугробе обнаружилась и ручка, которая вращала барабан. Хани не преминул убедиться, что все детали работают безупречно.
— Отличная штука, — заметил он, старательно крутя ручку. — На совесть сработано.
Рюби покачала головой.
— Не нравится мне это.
— Почему? — не понял Хани. — Я уверен, что здесь нет ловушки, все надежно.
— Мы не знаем, кто это сделал. А ведь именно он подстроил нам западню.
— Разве не знаем? — картинно удивился Чани. — Это же яснее ясного.
Он указал на истоптанный множеством сапог снег. Там же валялись какие-то обрывки, виднелось остывшее кострище.
— Ну и что? — не понял Хани. — Ясно, что это сделали люди.
Однако Рюби поняла сразу. Она озабоченно ощупала канат и сказала:
— Им здесь нечего делать.
— А кое-кто думает, что это нам здесь делать нечего.
— Вы это о чем? — совсем запутавшись, спросил Хани.
Вместо ответа брат рассмеялся и хлопнул его по плечу.
— Это мы просто так. Валяй, садись, — он указал на появившуюся над обрывом корзину. — Прокачу.
— Но кто это?! — возопил Хани.
— Если не можешь понять, — серьезно ответил брат, — постарайся почувствовать. Это у тебя выходит гораздо лучше.
Хани вздохнул и, с трудом подавив желание зажмуриться, прополз по раме, уселся в мотающуюся на ветру корзину и махнул брату. Тот завертел рукоятку, и корзина медленно поплыла вниз. Ее крутило и раскачивало, несколько раз довольно ощутимо ударяло о камни. Путешествие по воздуху показалось Хани почти бесконечным, хотя на самом деле оно заняло всего несколько минут.
Корзина шлепнулась наконец в сугроб, наметенный у подножия стены, и Хани мешком вывалился из нее на промерзший песок. Его сильно мутило. Камни вокруг шатались и плавали. Хани сделал несколько неверных шагов, перед ним заплясали разноцветные вспышки, он охнул и опустился на землю.
— Эге-ей… — слабо донеслось сверху.
Хани перевернулся на спину и, не вставая, крикнул:
— Поднимай!
Корзина рывками пошла вверх.
Следующей спустилась Рюби. Чани обошелся без корзины — он ловко соскользнул по канату.
— Ну что, двинулись дальше? — спросил он. И снова Хани померещилось, что вспыхнуло разноцветное пламя, напомнившее ему вдруг Ущелье Радужников. Видимо, то же самое увидела и Рюби, потому что она опустилась на колени и начала внимательно рассматривать песок. Потом взяла его в руку и поднесла к самым глазам. Хани на всякий случаи сделал то же самое. Песок как песок. Промерзший, смешанный со снегом. Не совсем, правда, обычный. Прозрачные крупинки медового цвета больше всего напоминали янтарную крошку, но мало ли какой песок бывает? И он страшно удивился, когда Рюби, достав из дорожного мешка маленькую холщовую сумку, начала собирать в нее песок, по возможности очищая его от комочков грязи и снега.
Чани, с интересом следивший за ней, спросил:
— Зачем?
Вместо ответа Рюби сняла рукавицу, достала из сумочки щепотку песка и сжала его в кулаке, а потом с силой подбросила в воздух. Хани вдруг покачнулся и полетел кувырком — внезапно вспыхнувшее сияние ударило его по глазам, совершенно ослепив. Ему показалось, что совсем рядом зажглось новое солнце — яркое, опаляющее, гораздо более сильное, чем слабый тусклый шарик, едва видневшийся сквозь завесу тяжелых серых туч и тумана.
Когда к Хани вернулась способность видеть и умолк режущий звон в ушах, он сказал:
— Такое впечатление, что ты спрятала в сумку кусок солнца.
— Почти, — ответила Рюби. — Это солнечный песок.
— Какой такой солнечный? — протирая слезящиеся глаза, недовольно пробурчал Чани.
— На этом побережье когда-то разыгралась большая битва между… — Рюби замялась. — Между армиями Анталанандура и Тъерквинга, — нашла она подходящее объяснение, но Хани понял, что это не вся правда. — В ней участвовал и Хозяин Тумана. Чтобы победить… он… призвал на помощь черное колдовство. Самому ему это не удалось бы… — Щека у нее болезненно дернулась, ей было неприятно вспоминать. — Он создал Черное Солнце.
— Черное Солнце… — прошептал Хани.
— Да. В тот день на небе взошло второе солнце, несущее не свет и тепло, а мрак и холод. Страшной была битва на земле, но еще более жестокая разыгралась в небе. Мы… Мы не ожидали ничего подобного. Черное Солнце оказалось сильнее. День превратился в кромешную ночь, а лето в одно мгновение сменилось зимой. И если бы простой зимой… Этот песок, — она обвела рукой вокруг себя, — замерзшие солнечные лучи. Да-да, лучи того самого теплого, светлого солнца, но только превращенные в лед. Если отогреть их, ледышки опять превратятся в жаркий солнечный свет.
— Вот это да! — вырвалось у Хани.
— И кто же сражался в той битве? — подозрительно спросил Чани.
— Это неважно, — быстро ответила Рюби.
Тем временем сумочка, в ее руках наполнилась до отказа, и она торопливо добавила:
— Идем.
Чани пожал плечами, но ступил следом за ней на выползший на берег язык мутно-зеленого льда. Ему показалось, что лед едва заметно дрогнул. Но ни Рюби, ни Хани этого не заметили, и Чани решил, что ему просто показалось.
На льду снега почти не было. Постоянные ветра, надрывно высвистывавшие какую-то бесконечную мелодию, сдували снег, и потому идти было легко и приятно. Сначала путники опасались трещин, но уже вскоре выяснилось, что толстенный лед, покрывавший поверхность Холодного моря веками, гораздо прочнее камня. Дорожные посохи со стальными наконечниками, так помогавшие раньше, здесь беспрестанно скользили. Когда Хани попытался было с размаха вонзить посох в лед, тот со звоном отскочил, едва не проткнув ему ногу. И снова Чани померещилась какая-то мелкая дрожь, пробежавшая по льду. Это его встревожило, но, не подавая вида, он спросил у Рюби:
— Долго нам идти?
— Думаю, не очень. День. Может, два, не больше. Лед сильно выветрился, и ноги не скользят. Это хорошо.
В третий раз лед задрожал вполне отчетливо. С ужасом Хани увидел, как несокрушимая толща вдали начала подниматься горбом, а затем медленно двинулась к ним, постепенно набирая скорость. Но в тот момент, когда Хани был уже готов рвануть обратно, лед вдруг выпрямился и, устало потрескивая, успокоился. Вскоре все стихло.
— Приключения продолжаются, — непослушными губами пролепетал мертвенно-бледный Чани.
— Идем, — хмуро сказала тоже побледневшая Рюби. — Не стоит тут задерживаться. На сей раз обошлось, но кто знает…
Хани даже не хотелось спрашивать, что это было, он молча зашагал вслед за шедшей вперед Рюби.
Ночь выдалась беспокойная. Путникам то и дело чудились странные шорохи и скрипы, чьи-то приглушенные голоса, осторожные шаги. Они вскакивали, воспаленными от бессонницы глазами напряженно пялились в тусклый ночной полумрак… И не видели ничего. Только на севере, над показавшейся уже узенькой темной полоской берега беззвучно загоралось и гасло странное серебристое сияние.
Невыспавшиеся, усталые и злые, двинулись они утром в путь. Чани, самый зоркий, вскоре увидел пологие бурые холмы, так похожие на оставшиеся позади. Они спускались к самому берегу. Он прибавил ходу, надеясь часа через два-три выбраться на землю.
И сразу остановился.
Цепь невысоких сугробов, протянувшаяся параллельно берету, вдруг ожила. Это были люди. Высокие, смуглые, в знакомых черных гладких плащах, под которыми виднелись стальные пластины лат. Головы воинов защищали восьмигранные остроконечные шлемы. А в руках они держали маленькие круглые щиты и тяжелые секиры.
— Так вот кто построил подъемник, — прерывающимся голосом прошептал Хани.
— Догадался наконец, — язвительно ответил брат, кладя ладонь на рукоять меча.
— Но кто они?
— Значит, не догадался, — грустно сказал Чани.
— Или я сильно ошибаюсь, или это наши старые знакомые, — сквозь зубы процедила Рюби, спокойно снимая висевший за плечами тяжелый стальной арбалет, взводя его и вкладывая массивную стрелу. Впервые за время путешествия она взяла в руки оружие.
Прозвучала гортанная команда, и над строем поднялся маленький треугольный черный флажок с изображением Золотого Факела.
— Повелители Огня, — удовлетворенно произнес Чани.
— Тан-Хорез? — удивился Хани. — Не может быть.
— Очень даже может, — спокойно сказала Рюби, держа арбалет наизготовку. — Сейчас ты еще не то увидишь.
— Прекрати! — нервно крикнул Чани. — Этого не может быть.
— И ты тоже увидишь.
Воины расступились, и вперед вышел человек… Чани невольно сделал шаг навстречу. Ведь это была принцесса, он сразу узнал ее. Чани рванулся было, но остановился, пораженный. Ториль сильно изменилась. Лицо ее похудело и вытянулось, кожа обветрилась и потрескалась, синие глаза ввалились и почернели, став антрацитовыми. Волосы неровными клочьями торчали из-под шлема. Одета она была точно так же, как остальные воины, только в правой руке вместо топора она держала Черный Меч. Чани ощутил, как по спине побежал нервный холодок.
— Стойте! — крикнула принцесса, поднимая правую руку. Вокруг лезвия меча струилось знакомое черное марево.
Но главная перемена была в том, что в лице ее не осталось и тени доброжелательности. А ведь раньше она была, хоть и смешанная с высокомерием. Теперь же в ее глазах пылала лишь злоба.
— Я рад видеть тебя, принцесса, — сказал Чани. — Ты еще помнишь меня?
Но Ториль, глядя на него лихорадочно горящими глазами, повторила:
— Стойте!
— Почему? — не понял Чани, тоже неожиданно для себя начавший сердиться. — Мы идем своей дорогой, и берега Тан-Хореза куда как далеки от здешних ледяных полей. Я не вижу их!
— Лед — это вода и, как все моря мира, принадлежит повелителям Тан-Хореза. Значит, вы находитесь на его территории, и здесь приказываю я и только я.
— Разумеется, — не стал скрывать издевку Чани. — Ее королевское высочество наследная принцесса Ториль ор-Твайн ор-Эдельстер ор-Тан-Хорез-эд-Килданган.