Дом Мегабайта совершенно не изменился. Недобро ухмыльнувшись, Ром прошел в его комнату и плюхнулся на кровать. Мегабайт, по обыкновению своему сидевший у компьютера, недоуменно покосился на скрипнувшую кровать и шмыгнул носом. Ром хищно облизнулся и посмотрел на экран монитора, где немедленно возникли Прибамба и Прибамбасс в боевых индейских нарядах. Они держали на плечах жердь, к которой был привязан весьма упитанный и совершенно голый мальчик.
–Ой, что это?– воскликнул Мегабайт и округлил глаза.
"Индейцы намереваются изжарить на костре пойманного ими Мегабайта" появилась на экране надпись.
Мегабайт быстро застучал клавишами компьютера, и на экране появилась новая надпись: "Несомненно, индейцы осуществят свое намерение. Их слова и намерения всегда тверды!"
–Ой!– сказал Мегабайт и тупо уставился на экран, где Прибамба и Прибамбасс установили на рогулины жердь, с привязанной к ней тушкой и стали разводить под ней костер. Невесть откуда появилась большая охапка хвороста. Прибамба уселся на нее и с важностью закурил трубку.
Мегабайт вскочил и, опрокинув стул, попятился назад, а потом отважно бросился к компьютеру и выключил его. На индейцев это, однако, не произвело никакого впечатления – они как ни в чем ни бывало продолжали свои занятия: толстый покуривал, а тонкий раздувал огонь костра.
Мегабайт выдернул штепсель из розетки, глянул на экран и отпрянул к двери. С минуту он стоял, открывая и закрывая рот, и смотрел, как занимается костер, а привязанный к жерди мальчишка плачет и извивается.
Ром сидел на кровати и неотрывным хищным взглядом смотрел на бывшего друга. На столике возле кровати тикали часы. Ром взял их. Мегабайт тупо уставился на часы, которые медленно поплыли по воздуху и вдруг застыли в метре от пола.
–Мама!– сиплым голосом крикнул Мегабайт.
Ром почувствовал, как внутри часов что-то быстро-быстро застучало, будто сердце пойманной птички.
Часы качнулись в воздухе и вернулись на прежнее место. Но тут же со столика приподнялась тарелка и, мгновенно перелетев комнату, угодила прямо в экран компьютера. Экран брызнул орлиными перьями.
Прибамба и Прибамбасс, разбивая остатки экрана и теряя перья своих индейских нарядов, наперегонки лезли в комнату.
–Ма-а-ма!– у Мегабайта это получилось так, будто он пробовал голос, намереваясь исполнить какую-то оперную арию.
В коридоре послышались быстрые шлепки босых женских ног. Опрокинув стол, Ром прыгнул на плечи Прибамба и Прибамбасса, которые, дружно пыхтя, сбрасывали со стен декоративные тарелки. Прибамба и Прибамбасс взвились и понеслись. В комнату вбежала мать Мегабайта. Замерев в дверях, с недоуменным ужасом смотрела она, как с полок веером сыплются книги, опрокидываются стулья, а по полу прыгают ложки, подушки и карандаши. Мегабайт юркнул в дверь мимо матери и побежал по коридору. На лету, Ром вцепился в ухо Мегабайта, тот взвизгнул и лбом открыл входную дверь. Сломя голову бедняга помчался прочь от дома, Прибамба и Прибамбасс устремились за ним. Причем сделали они это с таким ускорением, что Ром соскользнул с их плеч и остался в прихожей, держась за ногу Прибамбасса, растягивавшегося в погоне, как резиновый жгут. Мальчик с досадой отбросил бесполезную теперь ногу Прибамбасса и ринулся к двери. Не тут-то было. Нога проказника внезапно разбухла и совершенно загородила выход.
–Ах так!– закричал Ром и впился когтями во вредительскую пятку.
На мгновенье та словно онемела, а затем, медленно уменьшаясь, выползла с вцепившимся мальчиком за порог. Раздался сухой щелчок, и Ром, пробив низкие облака, вылетел в небо.
Глава VIIIПальма и маятник
Небо было пусто, и только вдалеке, чуть выше облаков, блестело что-то похожее на тщательно вылизанную серебряную ложку. И больше ничего и никого вокруг не было. Тем не менее, кто-то с возгласом "Наглец!" дал Рому подзатыльник.
"Кто же это сделал, вроде бы некому?!"– с досадой и удивлением подумал мальчик, падая в золотистое облако.
Попав в него, Ром почувствовал, что это не облако, а нечто совсем иное. Что-то шелковистое и шелестящее, как театральная кулиса стало оборачиваться вокруг его тела и увлекать куда-то прочь. И почудилось, что – в безмолвную темноту, все дальше и дальше от невидимой, но полной волшебных огней и музыки сцены, от зрительского зала, затаившего дыхание в ожидании вдохновенных слов.
Ром рванулся, раздался треск, и он шлепнулся на тротуар возле стеклянной двери магазина. Люди в достаточном количестве сновавшие там и сям, разумеется, этого не заметили. И только какой-то странный господин, вышагнувший из магазина нетвердой ногой, довольно тупо посмотрел на мальчика и сказал:
–С удачным приземлением.
Господин был в черной широкополой шляпе и длинном пальто, из кармана которого торчала преогромная бутыль вина.
–Ты тоже из потаенной страны?– спросил Ром, поднимаясь.
–Нет, как видишь, я из винного магазина,– господин покосился на бутыль, а затем для большей убедительности, еще и указал на нее большим пальцем.
–Но как же ты меня увидел? Обычные люди не видят выходцев из потаенной страны.
–А я выходец из винного магазина!– в пьяной запальчивости воскликнул незнакомец, и несколько благоразумных прохожих, изменив директорию движения быстро-быстро обошли его стороной. Незнакомец проводил их насмешливым взглядом и, наклонившись к Рому, сказал шепотом: "Я Маятник".
–Что-то ты не похож на маятник,– Ром с любопытством разглядывал незнакомца.
У него было одутловатое лицо, невнятный взгляд и белесая щетина на щеках. Когда он двигал руками, из-под пальто выглядывала синяя рубаха без двух пуговиц на животе.
–Нет, я Маятник.– решительно сказал незнакомец.– С постоянством маятника два раза в сутки я прихожу в этот винный магазин и покупаю бутыль вина. Первый раз – ровно в полдень, во второй раз – в полночь. Вернее, сначала в полночь, а затем – в полдень. Впрочем, это не столь важно. Главное, что при этом я маюсь и, что это происходит изо дня в день, из года в год. А иногда мне кажется, что – из века в век. Недаром меня здесь считают такой же городской достопримечательностью, как развалины древней башни. Так что, Ромуальд, не сомневайся – я Маятник. И даже больший, чем тот, который в часах, потому что я Маятник вдвойне.
–Почему ты назвал меня Ромуальдом?
–А что, разве тебе не нравится это имя?– Маятник приподнял брови, изображая удивление.
Прохожие с недоумением поглядывали на странного человека, который, как им казалось, разговаривал сам с собой.
–Ну ладно, Ромуальд, гонись за своим Мегабайтом, а я пойду маяться.– Маятник дружески похлопал карман, в котором лежала бутыль и зашагал через улицу.
–Откуда ты знаешь про Мегабайта?– спросил Ром, догоняя его.
Маятник ничего не ответил и только зашагал быстрее. Ром не отставал. Они свернули в темный и узкий переулок. Здесь Маятник замедлил шаг и стал приглядываться к домам, будто видел их впервые.
–Вроде бы, этот,– пробормотал Маятник и вошел в подъезд старого дома.
Поднявшись на второй этаж и, не обращая никакого внимания на Рома, будто его не было вовсе, он позвонил в дверь. Дверь открыла замысловатого вида женщина. Если бы кто-нибудь стал рассматривать ее снизу вверх, то перво-наперво увидел бы синие остроносые тапки, расшитые серебряными узорами, над которыми, скособочившившись, стояли шерстяные носки. Далее следовало что-то вроде зеленых шаровар с отвисшими коленками. Затем – пестрая блуза с малиновой кофтой поверх нее, голова с длинным, будто из пластмассы сделанным носом и, наконец, кичка.
Только одну эту кичку и увидел бы тот, кто вздумал бы рассматривать женщину сверху вниз. Поистине, кичка была удивительна. Толщиною с руку, черная, как смоль, бодрой пальмой возвышалась она над головой, готовая сразить любое воображение. Достаточно было лишь одного взгляда на эту кичку, чтобы все, находившееся снизу, превратилось бы в не более, чем кадку, обернутую с неизвестной целью разноцветным тряпьем.
–Что, пришел?– недовольным голосом спросила обладательница кички.
Ничего не ответив, Маятник решительным шагом прошел на кухню, где моментально откупорил бутыль. По-прежнему, не обращая на Рома никакого внимания, он налил полный стакан вина и выхватил из глиняного блюда грушу.
–О, кто бы знал, как мне надоело это вино!– воскликнул наполненный стакан.– Хорошо еще, что я его не пью. В противном случае я давно бы уже лопнул от изнеможения.
–Он меня сейчас укусит.– сказала груша. В голосе ее звучало изумление, будто она не верила в возможность такого поворота событий.
–Не бойся,– сказало яблоко.– Это только в первый раз страшно. Потом будет куда проще.
Маятник залпом опорожнил стакан, понюхал грушу и положил ее на место.
–Ну вот, а ты боялась,– сказало яблоко.– Маятник добрый, зря никого не обидит.
–Пока есть не захочет,– заметила тарелка с недоеденными щами.
По-видимому, на этот счет захотела высказаться и ложка, торчавшая из тарелки, но будучи наполовину утопленной в щах, не сумела и только пустила пузыри.
В раскрытое окошко залетела зеленая стрекоза. Облетев кухню, она зависла между Ромом и Маятником.
–Ты что, совсем уже обалдела?– недовольно глянув на стрекозу, спросил Маятник и снова наполнил стакан.
Стрекоза покачала крылышками и вылетела в окно.
–А что, все выходцы из винного магазина имеют обыкновение разговаривать со стрекозами?– ехидно поинтересовался Ром, присаживаясь к столу.
Вместо ответа Маятник только усмехнулся и отпил из стакана.
–Ну, это уж слишком!– вскипел Ром.– Если ты не хотел разговаривать со мной, то не надо было и начинать!
–Я хотел бы поговорить с тобой… Но я не знаю, что и сказать, потому что… мне стыдно. Очень стыдно.– Маятник покраснел и потупился.
–Почему?– удивился мальчик.
–Дело в том, что я совсем не похож на героя. Настоящие герои никогда не пьют вино в таких дурацких кухнях, за такими грязными столами. У героев не бывает некрасивой щетины на щеках и мешков под глазами. Вокруг героев всегда вьются обольстительные красотки и следят, чтобы на рубахах героев всегда было должное количество пуговиц.