сти съехало по скату, врезалось в решетку ограды с такой силой, что пробило ее, и Марго была выброшена на острые речные камни. Остальное тебе известно.
Я знала остальное. Марго сломала себе шею и умерла на месте.
— Наверное, ограда была ненадежной? — спросила я.
— Нет… в этом состоит одна из странностей. Она всегда казалась мне достаточно прочной.
Хотелось бы в этом разобраться. Не знаю, чем занимается полиция.
— Разберусь, — пообещала я. — Но что произошло потом? В саду находился человек… кажется, сторож?
— Эмори Ольт. Чудной тип. Грубый и настороженный. Горнолыжник отменный. Но часто утыкает нос в книгу. Предан Джулиану, хотя остальную часть человечества недолюбливает. Он живет в этой семье еще с тех пор, как Джулиан был маленьким мальчиком. В сущности, Эмори научил Джулиана ходить на лыжах, он и мне помогал тренироваться, хотя я ему не нравлюсь. Я думаю, он не может примириться с тем фактом, что я сейчас превосхожу Джулиана как лыжник. Эмори тогда работал в саду, он и заявил, что я толкнул кресло Марго. Хотя и признает, что не видел, как его толкали и кто находился рядом с ней перед несчастьем. Почему он обвиняет меня? Не знаю.
— Еще одна вещь, которую мне придется выяснить.
Стюарт состроил гримасу.
— Потом он говорил всем, что кресло неслось по скату с такой скоростью, что его наверняка кто-нибудь толкнул. Когда осмотрели кресло, оказалось, что ручные тормоза не тронуты, то сеть Марго и не пыталась тормозить. Эмори был первым, кто подбежал к ней в лощине. Когда он примчался обратно, я как раз выходил из дома. Поэтому он накинулся на меня и стал обвинять во всех смертных грехах.
— Но им не за что зацепиться. На предварительном слушании против тебя не выдвинули официального обвинения. Никто не доказал, что ты подходил к Марго; Шен и Клей точно знают, что ты вышел через переднюю дверь. Столкнуть ее мог кто угодно. Любой из них. Если это не несчастный случай. Так в чем же ты видишь главную угрозу?
Стюарт покачал головой, показывая, что не считает никакую угрозу реальной.
— Окружной шериф вцепился в меня бульдожьей хваткой. Он верит Эмори; предполагается, что у них есть новое свидетельство, подтверждающее его версию. И его будет достаточно, чтобы большое жюри предъявило мне обвинение. Послушай меня, Линда, забудь о своей безумной идее. Мне нечего опасаться, потому что я ни в чем не виноват. Я никогда ничего не имел против Марго, и всем это известно. Она мне не нравилась, но я ее не убивал.
— Что, если кто-то фабрикует против тебя свидетельства, чтобы выгородить того, кто действительно толкнул кресло?
— Ты начиталась детективов. Но если это и так, все равно не хочу, чтобы ты и близко подходила к Грейстоунзу. Тебе опасно даже просто там появляться: кто-нибудь может догадаться, кто ты есть на самом деле. Поэтому, Линда, не валяй дурака и поезжай домой.
Но я должна была поступить так, как считала необходимым. Пообещав брату, что скоро приеду его навестить, я покинула это отвратительное место. Выйдя на улицу, я поискала взглядом телефонную будку.
Одна из них находилась рядом со зданием суда, я зашла в нее, плотно закрыла дверь и набрала номер «Можжевеловой сторожки». Трубку поднял Клей Дэвидсон, управляющий. Я сразу же сказала, что меня зовут Линда Ирл, чтобы избавиться от искушения скрыть свое настоящее имя, и что звоню по газетному объявлению. Он несколько минут задавал мне вопросы. Я отвечала, что мне двадцать семь лет, работала в Филадельфии, в юридической конторе, а сейчас ищу работу за городом. Да, немного хожу на лыжах, и у меня есть опыт работы с людьми.
— Не сможете ли вы приступить к работе сегодня вечером? — отрывисто спросил он. — Мне нужна помощь — и поскорее.
Это было неожиданно, но мне не понадобилось время на раздумье. Дэвид Бойз знал, что мне может понадобиться отпуск, чтобы побыть рядом со Стюартом; я захватила с собой чемодан и дорожную сумку, потому что собиралась остановиться в мотеле где-нибудь поблизости, независимо от того, получу работу или нет. Я упаковала лыжные костюмы и привязала лыжи к верхней багажной раме автомобиля — на всякий случай. Было еще утро, и, поскольку предполагалось, что я звоню из Филадельфии, мне пришлось сказать Дэвидсону, что я смогу приехать только после обеда, — и он пожелал мне удачи.
Нравилось это Стюарту или нет, но я хотела освоиться в «Можжевеловой сторожке», собиралась взглянуть на главный дом — Грейстоунз — и, если Джулиан Мак-Кейб вернется со своим семейством домой, познакомиться с ними со всеми. И с Эмори Ольтом; сторожем. Даже если Джулиан придет к Стюарту на помощь — а у меня были причины в этом сомневаться, — я, как сторонний наблюдатель, могла узнать о происшествии больше, чем мой брат. Если кто-то подтолкнул кресло Марго Мак-Кейб, я выясню, кто это сделал. Я не могла разделить оптимистического убеждения Стюарта в том, что все автоматически образуется. Это был не первый случай, когда ни в чем не повинных людей гноят в тюрьме.
Повесив трубку, я обнаружила, что дрожу. Я постояла некоторое время в будке, пытаясь совладать со своими нервами. Необходимо научиться управлять эмоциями, если уж берусь за такое дело. Болезненное воспоминание о Стюарте, запертом за решеткой, подстегивало меня, но все же нельзя терять над собой контроль.
Прежде чем покинуть телефонную будку, я позвонила Дэвиду, рассказала ему о своем посещении Стюарта и сообщила, что собираюсь остаться здесь на какое-то время. Он говорил со мной тепло и сочувственно, и я могла себе представить, как он выглядит там, на другом конце провода — спокойный и не суетливый, с серыми, внушающими доверие глазами. Так обычно он смотрел на встревоженных клиентов, которые разуверились во всем и нуждались в точке опоры. Дела он вел солидно, и я испытывала удовлетворение, работая с ним. Мне было жаль, что я не питаю к нему более сильных чувств. Шесть месяцев назад он предложил мне выйти за него замуж, но я прямо-таки шарахнулась от него. «Когда ты начнешь жить для себя?» — спрашивал он. Но дело было не в этом. Дэвид нравился мне, но и только, а Стюарт в этот момент нуждался во мне больше, чем он.
Кое-как я скоротала время, опасаясь появиться у Дэвидсона прежде срока, и вот теперь сидела в машине рядом с высоким можжевеловым деревом, давшем сторожке свое имя, и собиралась с силами, чтобы преодолеть первое внешнее препятствие. Если оно было внешним. Клей Дэвидсон в тот день находился не дальше от Марго, чем Стюарт. Мне не терпелось с ним встретиться, и в то же время я этого немного боялась. Я не сильна в притворстве, так что лучше уж выкинуть из головы предостережения Стюарта, лишавшие меня уверенности в себе.
Как бы то ни было, времени прошло достаточно. Если мистер Дэвидсон меня уже заметил, ему может показаться странным, почему я не вхожу в дом. Я провела расческой по своим темным волосам, завивавшимся у плеч, и быстро взглянула на себя в зеркальце пудреницы. Карие глаза, совсем не такие, как у Стюарта, с густыми ресницами. Нос немного вздернут. Линия рта благородная, хотя и слишком широкая, да и напряженная больше, чем бы мне хотелось. Могу сойти за хорошенькую, но шикарной меня не назовешь. Я очень слабо представляла себе, как Должна выглядеть горничная, обслуживающая гостей после лыжных прогулок. Правда, я не испытывала особенных затруднений в общении с людьми. Но это в обычном состоянии; сейчас мои нервы были напряжены до предела. Слишком многое зависело от того, как отнесется ко мне Дэвидсон: смогу ли я понравиться и не возбудить в нем подозрений. Уже тот факт, что он никак не реагировал на мое имя во время телефонного разговора, был маленькой победой.
Я постаралась расслабиться, вышла из машины на бодрящий декабрьский морозец — хотя было не так уж холодно — и направилась, ступая по протоптанным следам, к входу в фермерский дом. Дверь была не заперта, и я вошла в маленькую комнату, обшитую сосновыми досками. Невысокая конторка отделяла кабинет от остального пространства комнаты; несколько стульев, недорогой ковер на полу, на стенах фотографии, изображавшие лыжников — вот и вся обстановка. Колокольчик на конторке приглашал меня позвонить, что я и сделала. Чтобы скоротать время ожидания, я стала рассматривать одну из фотографий. Изображенный на ней участник соревнований по слалому проносился сквозь украшенные флажками ворота трассы; над ним возвышалась гора, вокруг ног клубились снежные вихри.
— Это Джулиан Мак-Кейб, когда он победил в Аспене, — произнес голос у меня за спиной.
Я медленно повернулась, проглатывая комок в горле.
— Вы мисс Ирл? — спросил он; ничто в его тоне не указывало на то, что мое имя ему о чем-нибудь говорит. — Я Клей Дэвидсон. Рад, что вы приехали. Наши постояльцы привыкли к регулярным вечеринкам, а временная горничная уехала без предупреждения. Если вы готовы испытать себя на этой неделе, в следующий понедельник мы сможем обсудить вопрос об оформлении вас на постоянную работу.
Его нельзя было назвать особенно красивым, но он по какой-то непонятной причине располагал к себе. У меня сразу создалось впечатление, что Дэвидсон ничего не принимает всерьез. Он был лишь ненамного выше меня, а я среднего роста. На вид ему можно было дать около сорока лет. Широкие скулы выдавали славянское происхождение, чему никак не соответствовала его фамилия, а подбородок скрывался за аккуратной квадратной бородкой. Одет он был небрежно: широкие мешковатые брюки и рубашка в красную клетку. Он двигался лениво и совсем не походил на излучающего энергию лыжника. Мне не удавалось отнести его к какой-то определенной категории людей. Я недоумевала, как мог человек, явно не имевший отношения к лыжному спорту, оказаться на такой должности.
— Давайте я сперва покажу вам вашу комнату, — предложил он мне, — а потом потолкуем об обязанностях горничной. Багаж у вас с собой?
— В машине, — ответила я. — Где мне припарковаться?
Он протянул руку за ключом от моей машины. — Я отгоню вашу машину за дом, чтобы ее не блокировали, когда все съедутся сюда к вечеру. И внесу ваши чемоданы.