— Едва ли. Джулиан считает, что это один и трюков Шен. Но я не боюсь Шен.
— Тогда ты храбрее меня, — загадочно заметил он и направился к своему кабинету.
Я поднялась к себе, чтобы упаковать вещи. На этот раз я не застала в своей комнате Циннабара — скорее всего потому, что Шен лежал постели в ожидании доктора. Последние слова Клея меня озадачили. Почему он мог бояться Шен? Хотя Шен не желала жить с ним как с мужем, она казалась заинтересованной в его писательском успехе. Если что-то и было между Клеем и Марго, Шен, кажется, обвиняла во всем ее, а не своего мужа. Смысл его слов оставался для меня загадочным, и это меня тревожило.
Правдой было и то, что я не могла переступить порог Грейстоунза без внутренней дрожи, я и впрямь чувствовала себя там как на территории противника. От дома исходила какая-то угроза. Кто-то таился в темноте, замышляя против меня козни, скрываясь под маской. Когда я перебирала в уме конкретных людей — Шен, Эмори, Клея, — мне казалось, что я знаю, чего можно от них ожидать. Угрозы Эмори были открытыми, но в них, возможно, таилось нечто такое, чего я не понимала.
Я упаковала чемодан и, прежде чем застегнуть молнию дорожной сумки, запустила руку в ее кармашек. Я ощутила под пальцами приятное прикосновение серебряного Улля. Оно подсказало мне план дальнейших действий. Я подумала том, что с момента переезда в Грейстоунз моя свобода будет стеснена, и решила навестить Стюарта, воспользовавшись тем, что не сказала Джулиану, когда перевезу в дом свой багаж. Я быстро достала из сумки медальон и повесила его себе с шею, затем застегнула пальто, скрыв под ним серебряный блеск скандинавского бога.
Клей ждал меня у лестницы; он помог мне перенести багаж в машину. Мне показалось, что он хочет мне что-то сказать; у двери я остановилась, вопросительно глядя на него. Его слова удивили.
— Больше всего на свете меня восхищает смелость. Джулиан ею обладает. Про себя не могу сказать этого с уверенностью. И совсем не уверен, Линда, что в критический момент поступлю так, как должно, а не так, как мне будет выгодно, особенно если под угрозой окажется моя безопасность. Ты должна это помнить.
Что он хотел этим сказать? О чем предупредить? Я вдруг почувствовала облегчение оттого, что мне не придется больше проводить ночи в Сторожке.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты и не должна понимать. Просто держи в уме то, что я тебе сейчас сказал. Ты обладаешь смелостью, Линда. Может быть, отчасти глупой и безрассудной. Мне бы не хотелось, чтобы ты пострадала. Вспомни об этом, если придет время, когда ты меня возненавидишь.
Он удивил меня еще больше, когда наклонился, чтобы поцеловать в щеку.
Усевшись за руль машины, я поблагодарила его и сказала, что еду в город навестить Стюарта. Он ничего не ответил. Свернув на дорогу, я заметила, что он все еще стоит и смотрит мне вслед. Странный человек этот Клей Дэвидсон. Я его не понимала, но испытывала к нему теплые чувства.
В тюрьме сегодня были и другие посетители, и мне пришлось стоять в очереди, чтобы получить разрешение на свидание. Когда меня вызвали, некоторые табуретки в узкой комнате были заняты, и, когда я увидела Стюарта сквозь знакомую решетку, меня охватило острое чувство жалости.
Я говорила тихо, осознавая, что нахожусь в комнате не одна. Мне многое надо было ему сказать, и я торопилась. Прежде всего, я сообщила брату, что Джулиан не станет ему помогать, а займет нейтральную позицию, полагаясь на естественный ход событий.
Стюарт выслушал меня недоверчиво.
— Это не похоже на Джулиана. Не понимаю, что с ним происходит.
— Иногда ему кажется, что именно ты толкнул кресло, — сказала я. — Но он в этом не уверен.
Частица света угасла в Стюарте с тех пор, как я видела его в последний раз. Его медные волосы потускнели, глаза затуманились. Люцифер больше не освещал окружавший его мир.
— Вот уж не ожидал, что он поведет себя подобным образом, — растерянно признался он. — Я не думал, что он поверит клевете Эмори.
— Неужели после столь долгого молчания — ведь он даже не навестил тебя в тюрьме — ты все еще надеялся, что он за тебя заступится?
Когда Стюарт заговорил, его голос дрожал:
— Я думал, что он разрабатывает способ, как меня отсюда вызволить. Нет, не узнаю Джулиана. Такое поведение не в его характере. Линда, ты от меня не скрываешь? Наверное, существуют какие-то обстоятельства… Может быть, он хочет защитить кого-то еще?
Мне захотелось прижать его к себе, как я это делала, когда он был маленьким мальчиком, но, если я намеревалась ему помочь, мне следовало быть резкой и не щадить его чувств.
— Я рассказала тебе далеко не все. Джулиан утверждает, что ты заигрывал с Марго.
Изумление Стюарта было таким непритворным, что я немного успокоилась.
— С женщиной, сидящей в инвалидном кресле?
Я не могла сомневаться в его искренности.
— Она не утратила привлекательности для Джулиана.
— Это правда, — согласился Стюарт. — Он никогда не видел ее в реальном свете. Хотя все окружающие замечали, что с ней происходит. Другие люди, становясь калеками, пытаются заново приспособиться к жизни. Другие, только не Марго. Ее обуяла страсть к разрушению, но она никого не могла ввести в заблуждение, кроме Джулиана и Адрии. Да, она пыталась со мной заигрывать — она хотела таким образом наказать Джулиана, используя меня в качестве орудия мести, но я в этом не участвовал, просто отшатнулся от нее. Джулиан был моим другом, наставником, я ему поклонялся. Щадя его, я скрывал от Джулиана свою неприязнь к Марго. Но никаких других чувств к ней я не испытывал.
— Не была ли твоя неприязнь достаточно сильной, чтобы ты толкнул кресло на колеса? — тихо спросила я. Существовали вещи, о которых Стюарт мне не рассказывал, и мне захотелось вести его из себя, заставить раскрыться. — Не ты ли подпилил ограду, чтобы кресло проскочило сквозь нее в лощину?
Я видела, как глубоко потрясли его мои слова.
— Ограду… о чем ты говоришь?
— Она была преднамеренно повреждена, ослаблена заранее.
— Но, Линда, ты ведь знаешь, что я на такое не способен.
Я знала и не могла больше выносить его растерянного, почти затравленного взгляда.
— Никто и ничто не заставит меня усомниться в тебе, — пообещала ему я. — Но я не могу бороться со связанными за спиной руками. Ты должен все мне рассказать. Я владею только осколками истины, из которых не складывается цельная картина. Эмори знает, кто я, равно как и Клей. До сих пор никто из них не выдал меня Джулиану — понятия не имею почему. В конце концов, я должна прийти к твоему адвокату с чем-то весомым. Я все еще уклоняюсь от встречи с ним, потому что мне нечего ему предъявить.
По его взгляду я поняла, что Стюарт только теперь в полной мере осознал, какая опасность ему угрожает. У меня было такое чувство, что ему известно, почему Эмори и Клей не раскрывают мое инкогнито, но он не хочет говорить мне об этом. И тут меня озарило.
— Стюарт, а кого пытаешься выгородить ты?
Я поняла, что задела его за живое, но убедилась в том, что он не ответит на мой вопрос. И я двинулась дальше, не щадя ни его, ни своих собственных чувств.
— Эмори утверждает, что, подойдя к дому, увидел, как ты выбежал из двери, повторяя: «Я не хотел этого делать… я не хотел этого делать». Он уверяет, что в точности передает твои слова. Эмори сам мне это сказал.
Стюарт недоверчиво покачал головой.
— Я никогда не говорил ничего подобное. Я сказал: «В чем ты меня подозреваешь? Что я, по-твоему, сделал?» Он не мог понять меня неправильно. Ему для чего-то понадобился козел отпущения. Я никогда его не любил, хоть он и был моим тренером. И он не любил меня. Все мои проблемы возникли из-за ложных показаний Эмори. Линда, почему этот человек клевещет на меня? Чего он добивается?
— Если он не любил Марго, может быть, он…
— Это не исключено. Линда, ты должна выяснить, что у него на уме!
— Я стараюсь. Но теперь Эмори дал против тебя какие-то новые показания.
— Скажи лучше: измыслил новую ложь. — Он вдруг прижал к решетке обе ладони. — Линда, постарайся вытащить меня отсюда. Мне нужно поговорить с Джулианом, убедить его. Когда меня выпустят под залог? Ты сказала, что Джулиан только иногда верит в мою виновность, а во что он верит в остальное время?
— В то, что кресло толкнула Адрия. — ответила я.
Он убрал руки с решетки и изумленно посмотрел на меня.
— Адрия! Но это невозможно. Она безумно любила мать. По мнению Адрии, Марго не могла сделать ничего плохого, хотя та помыкала им как хотела.
— Похоже, между ними вспыхнула ссора. Никто не знает, из-за чего. Может быть, Адрия на мгновение потеряла контроль над собой, как порой бывает с детьми. Возможно, она действовала в тот момент, не задумываясь о последствиях?
Стюарт ошеломленно качал головой.
— Только не эта девочка. Никогда.
— Кажется, ты ей нравишься, — предположила я. — Да и Шен относится к тебе неплохо. По крайней мере, она защищала тебя перед Джулианом.
Казалось, это изумило Стюарта еще сильнее.
— Я никогда не обращал на Шен особого внимания. По-моему, она немного не в себе. Меня никогда не привлекали великовозрастные «дети цветов».
— Ну да, ты предпочитаешь молоденьких «крольчих».
Он улыбнулся своей прежней сияющей улыбой, и мое сердце сжалось.
— Наверное, они скучают без меня — эти «крольчихи». Когда я смогу их утешить?
— Возможно, после того как честно скажешь мне, кто, по твоему мнению, толкнул кресло Марго.
Чувство глубокой близости между нами после моего вопроса исчезло. Он долго сидел молча, потом проговорил бесцветным, монотонным голосом:
— Может быть, тот, кто первый нашел ее мертвой. Я сомневаюсь, что до кресла дотрагивался кто-то из находившихся внутри дома. Если Адрия и толкнула его легонько, кто-то мог внизу придать движению мощный импульс. Вот можно, кто-то внизу поднялся по скату. Не от этого ли Марго так дико закричала — оттого, что увидела, кто к ней приближается? — Он покачал головой, словно пытаясь выкинуть из памяти этот ужасный крик. — Я до сих пор слышу, она кричит. Крик раздался, когда я выходил и парадной двери. Я не любил Марго, но ее вопль не выходит у меня из головы.