К счастью, веселое настроение Адрии выветрилось не так быстро, как мое. Пока мы с ней переодевались, Джулиан разжег обещанный огонь в гостиной и распорядился подать горячий шоколад для Адрии и теплый ром для нас. Но я не изведала уюта, о котором мечтала, возвращаясь домой. Я пожелала того, что не могла себе позволить. Я ощущала на себе ищущий, теплый взгляд Джулиана, но не смела на него ответить. Слишком многое лежало между нами; скрываясь под маской, я не могла честно посмотреть ему в глаза.
Со мной в этой комнате был Стюарт, и я слышала тиканье часов — напоминание о неумолимом беге времени. Мне припомнились слова Клея о том, что, переселяясь в Грейстоунз, я вступаю на вражескую территорию. Она оказалась еще более опасной, чем я себе это представляла.
Адрия что-то безостановочно щебетала и вела себя, как самый обыкновенный ребенок ее лет. Джулиан тоже держался более естественно и пытался помочь мне освободиться от скованности. Но мне стало холодно перед пылающим огнем, и это был совсем не тот холод, который пронизывал меня на скале.
— Вы загадочная женщина, Линда, — говорил мне Джулиан. — Вы тратите свою жизнь на заботы о других. Но кто позаботится о вас? Разве вы не отвечаете перед собой за собственную жизнь.
«Я отвечаю за жизнь Стюарта», — подумала я, но вслух сказала нечто иное, заняв оборонительную позицию.
— У меня есть собственная жизнь.
— Мужчина, конечно.
Он поддразнивал меня, пристально наблюдая за моей реакцией, а я только съеживалась под его взглядом.
— Конечно, — выдавила я из себя. — Есть мужчина, на которого я работала в городе. Я полагаю, что он хотел бы на мне жениться
— Но вам этого, разумеется, не хочется.
— Для меня это не так ясно, — возразила я и обрадовалась спасительному вмешательству Адрии.
— О чем вы говорите? — спросила она.
— Мы говорим о жизни Линды, — ответил Джулиан. — То она заботится об отдыхающих в Сторожке, то о тебе. Но когда она заботится о самой себе?
«Я забочусь о Стюарте», — подумала я и вдруг увидела у себя под ногами разверзающуюся бездну — тьму, которой я не понимала и боялась. Я обязана заботиться о других, чтобы заплатить свой долг перед жизнью.
Мы уже почти допили свой ром, когда Шен спустилась вниз, медленно и плавно вошла в комнату; на ней был фиолетовый халат, расшитый желтыми цветами. Она казалась неприятно удивленной, застав нас за непринужденной беседой.
— Я не могла больше выдержать, — пожаловалась она, опустившись в бархатное кресло и протянув ноги к огню. — Наверху так одиноко. Прогноз погоды обещает настоящую снежную бурю, и достаточно посмотреть в окно, чтобы убедиться в ее приближении.
— Наверное, мне пора идти в Сторожку, пока это возможно, — сказала я. — Если погода совсем испортится, я останусь там на ночь и вернусь утром. Гости сегодня, должно быть, вернутся рано, если уже не вернулись.
— Вы плохо знаете лыжников! — возразил Джулиан.
Адрия поставила свою чашку с шоколадом на столик и подошла ко мне.
— Не ходи туда сегодня. Линда. Пожалуйста, останься здесь. Ты нужна мне. Больше всего я нуждаюсь в тебе ночью.
Я взяла ее руки в свои, тронутая и встревоженная ее мольбой.
— Если это так, я обещаю тебе вернуться сегодня.
— Не беспокойтесь, — сказал Джулиан, — я отведу вас в Сторожку, Линда, а потом зайду за вами. Но нам придется идти пешком, на машине в такую погоду не проедешь.
— В этом нет никакой необходимости, — вмешалась Шен. — Линда может переночевать в Сторожке. Адрия, дорогая, ты сегодня можешь спать в моей комнате. Мы поставим твою кроватку рядом с моей, и мы прекрасно проведем время вдвоем. И никакая буря не будет нам страшна.
Адрия повернулась к своей тете.
— Нет… нет, не хочу! Ты боишься бури и пугаешь меня. А мне ночью и без того страшно.
У Джулиана был вид человека, которому до смерти надоели женские причуды.
— Ночь ничем не отличается от дня, Адрия. Вы обе ведете себя как истерички, вот и разбирайтесь между собой. — Он встал и вышел комнаты, выдав тем самым свое собственное беспокойство.
Я снова обратилась к Адрии.
— Я пойду в Сторожку и вернусь сюда, когда Клей меня отпустит. И я приду пожелать тебе спокойной ночи, прежде чем лягу спать. Обещаю.
Шен удалилась из комнаты вслед за Джулианом, явно обиженная не только на меня, но и на брата, не принимавшего всерьез ее душевных мук. Я не испытывала к ней большого сочувствия. В ее возрасте ей не впервой переживать в этом доме снежную бурю.
— Мне пора идти, — сказала я Адрии. — Хочешь побыть в моей комнате, пока я буду одеваться?
Мы вместе поднялись наверх. Лестница находилась внутри башни, и, ступив на нее, мы оказались в другом мире. Вокруг завывал ветер, снег хлестал по окнам с яростной силой. Свистели сквозняки, и я поняла, почему дверь на лестничную площадку держали зимой закрытой.
Циннабар беспокойно бродил по холлу на втором этаже, и Адрия, к моему неудовольствию, взяла его на руки и принесла с собой в мою комнату, поместив на середину кровати. На дворе было уже темно, от этого обстановка в комнате казалась несколько призрачной. Я завесила окно, выходившее на речку с мертвыми деревьями на берегу.
Адрия засмеялась, лаская замурлыкавшего Циннабара.
— Там никого нет. Совсем не обязательно завешивать окна на ночь в Грейстоунзе. Ты ведь не такая, как Шен. Она считает, что в окна снаружи заглядывают чьи-то лица. Но их-то я не боюсь. Та сила, которая хочет сюда войти, уже и внутри. Так что окна зашторивать бесполезно.
— Я человек городской, — заметила я, стараясь говорить обыденным тоном. — И не боюсь того, что снаружи, просто комната кажется мне более уютной, когда окна на ночь занавешены, особенно когда в комнате горит свет.
— В конце концов, — продолжала Адрия, — единственный дух, который находится поблизости, поселился в Циннабаре, и от него не загородишься занавеской. — И она несколько демонстративно принялась ласкать кота.
— Ты веришь во всю эту чушь не больше, чем я, — раздраженно упрекнула я ее, и стала одеваться и причесываться, не обращая внимания на Адрию.
Девочка сменила тактику; она соскочила с кровати и начала с любопытством разглядывать мой багаж.
— Ты не будешь возражать, если я помогу тебе распаковать оставшиеся вещи? — спросила она.
Я кивнула.
— Можешь начать с моей дорожной сумки.
Адрия достала из нее пару тапочек и ботинки
— Тебе нравится мой папа, не так ли? — неожиданно спросила она, глядя на мое отражение в зеркале.
— Как он может мне не нравиться?
— Шен говорит, что ты влюбишься в него, как это бывает с девушками. Она говорит, что уже видит, как это происходит.
— Что за глупости, — возразила я. — Я боюсь, что у Шен слишком разгулялось воображение.
Я закончила причесываться и повернулась на стуле, на котором сидела. Я удивилась, обнаружив Адрию прямо перед собой. Она вытянула руку, тыча пальцем мне в лицо.
— Где ты это взяла? — кричала она. — Ты ходила в комнату моей мамы? Ты украла у нее эту вещь?
С пальцев Адрии свешивался серебряный Улль, и я вспомнила, что положила его в кармашек дорожной сумки. Я осторожно взяла медальон из рук Адрии.
— Этот медальон мой. Он не принадлежит твоей маме. Мне его подарили много лет назад, — Я как бы невзначай перевернула медальон, чтобы Адрия могла увидеть алмаз на оборотной стороне — алмаз, скрывавший выгравированные ранее имена.
В ее взгляде появилось сомнение.
— Но… у моей мамы был точно такой же. Папа специально заказал его для нее. Другого, настолько похожего, быть не может.
— Наверное, ты ошибаешься. Ты уверена, что это именно тот медальон, который принадлежал твоей матери?
— Нет… на том не было алмаза.
— Тогда, надеюсь, ты сожалеешь, что обвинила меня понапрасну.
Она казалась расстроенной и смущенной, и мне стало стыдно за обман, но что оставалось делать?
Тут Циннабар заявил о себе. Он встал, изогнул спину и зашипел. Адрия медленно повернулась к коту.
— Ты слышала? — прошептала она. — Ей не нравится то, что ты сказала. Может быть, она узнала свой медальон?
Я сказала с издевкой в голосе:
— Может быть, Циннабар лыжник? Наверное, он надевает медальон на удачу, когда спускается с горных склонов!
Адрия с минуту пялила на меня глаза, потом расслабилась и засмеялась.
— Действительно, это звучит глупо, — согласилась она. — Пойдем, Циннабар, я тебя выпущу, если хочешь. Хотя не думаю, что на улице сейчас приятно. Марго не любила выходить из дому в пургу. Она не была дитя бури, как я.
Адрия проказливо посмотрела на меня, взяла Циннабара в охапку и вынесла из комнаты.
Медальон я спрятала под бельем в ящике шкафа, затем надела ботинки и парку. Я спустилась вниз, довольная, что не встретила на пути ни Шен, ни Адрию, и снова застала Джулиана за столом в библиотеке. Увидев его, я испытала странное чувство робости. Словно то, что произошло между нами на скале, связало нас незримыми узами. По улыбке Джулиана я поняла, что и он ощущает нечто подобное.
— Я готова воспользоваться вашими услугами в качестве эскорта, если вы не передумали, — сказала я легкомысленным тоном.
Он кивнул.
— Если вы действительно уверены, что следует идти, я буду готов через минуту.
Я ждала его возле передней двери, выглядывая на улицу сквозь маленькое цветное стекло. Там царствовал ветер. Ничего, кроме ветра: ни следов на снегу, ни Эмори, скрывающегося за деревом. Интересно, где живет старик? Я вспомнила предупреждение Стюарта, считавшего, что Эмори Ольт является ключевой фигурой во всем этом деле. Но как до него добраться?
Тут появился Джулиан; взяв меня за руку, он помог мне спуститься с крыльца.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я видел погоду и похуже.
Но я не видела. Мне приходилось нагибаться, чтобы противостоять напору ветра. Шершавые хлопья снега царапали меня по лицу. Вряд ли я смогла бы добраться до Сторожки одна, без поддержки Джулиана. Дом сразу исчез из виду, и я не понимала, где нахожусь, потеряв всякую ориентацию. Джулиан, наверное, мог бы найти тропинку с закрытыми глазами. Мы шли до Сторожки дольше, чем обычно, но в пути я разогрелась и была довольна своей маленькой победой.