Я медленно качаю головой. Пожалуй, такой ответ всех устроит. Глядя на меня, Ли Бонхве вдруг улыбается.
– Чо Йосу.
Я в недоумении оглядываюсь по сторонам. Неужели здесь есть кто-то еще?
Бонхве, видя, как я верчусь в кресле-качалке, нервно озираясь, привлекает мое внимание:
– Что, испугалась?
– Но…
– Не волнуйся, здесь нет ни камер, ни других людей.
Похоже, он подумал, будто я опасаюсь, что кто-то может нас увидеть. Он снова смотрит на свои наручные часы.
– Самое главное, держись подальше от этого тоннеля.
По телевизору я никогда не видела ничего подобного. Никто и никогда не пользовался этим инновационным видом транспорта, позволяющим всего за несколько секунд переместиться с вершины башни SNOW TOWER в самое сердце дремучего леса. Должно быть, потому, что ощущения от поездки, мягко говоря, не самые приятные. А может…
– Эти подъемники… Сделаны только для нужд семьи Ли Бон?
Ли Бонхве впервые отводит взгляд и с виноватым видом медленно кивает.
– А, понятно.
Теперь мне ясно, почему он поначалу так на меня набросился.
На электростанции в нашем поселении устроена крохотная комната отдыха. Наш бригадир запрещал нам в нее входить, утверждая, что эта комната только его. Иногда кто-то забирался туда вздремнуть, и бригадир, застукав бедолагу, штрафовал того на всю дневную зарплату. Мы очень удивились, узнав, что в каморке он писал картины и танцевал. Он не мог заниматься этим дома, где жила большая семья из девяти человек.
Наверное, членам семьи Ли Бон тоже захотелось иметь немного личного пространства – особую привилегию. Видимо, тогда они и придумали суперсовременный подъемник, при помощи которого можно спокойно насладиться полярным сиянием над лесом, пожечь костер в таком месте, куда не сунет нос ни один актер или актриса, и при этом быть избавленным от необходимости куда-то очень долго идти пешком.
Вероятно, и Ли Бонхве решил поупражняться в живописи или разучить пару танцевальных движений. И выбрал для этого такое спокойное местечко, где ни одна полоумная актрисулька не сможет подглядывать за ним, чтобы потом рассказать обо всем своим односельчанам.
– Хочу тебя еще кое о чем попросить. Президент Ли Бонён предпочла бы, чтобы никто не узнал о том, что мы используем эти тоннели. Она говорит… – И тут он цитирует речь президента, которую та произнесла во время своего новогоднего поздравления в прошлом году: «Семья Ли Бон не пытается добиться могущества и не пользуется особыми привилегиями».
Произнеся это, он снова виновато улыбается:
– Правда смешно? Разглагольствовать о равенстве, сидя в своем помпезном кабинете огромного особняка.
Ли Бонхве, который все это время не сводил с меня глаз, теперь не может выдержать мой взгляд. Похоже, ему стыдно из-за двойных стандартов, которые демонстрирует его семейство своим стилем жизни.
– Вряд ли хоть кто-то воспринимает этот особняк как особую привилегию семьи Ли Бон. А вот когда госпожа президент поддержала решение переделать свою комнату отдыха на телестудии в гримерную для ведущего прогноза погоды, все восхитились этим жестом.
– Правда? Кто тебе такое сказал?
Мои мама и бабушка, а еще все наши соседи. Но я не могу ему так ответить.
– …Да все вокруг.
Мои слова заставляют его рассмеяться.
– Я больше не стану использовать ваш тоннель. Я и с самого начала не собиралась этого делать.
– Ты ведь никому не успела о нем рассказать?
– Нет, конечно. И не собираюсь.
– Спасибо. – Он улыбается, глядя на меня глазами, полными доверия.
– Вам не за что меня благодарить. Я думаю, ваша семья все это заслужила. Если бы ваши предки не создали систему жизнеобеспечения Сноубола, мы по-прежнему гибли бы в бесконечной войне за эти земли, прямо как глупые люди военной цивилизации.
Пока я бубню все то, что нам десять лет без конца вдалбливали в школе, Ли Бонхве снова смотрит на часы и вдруг опускается на землю рядом со мной.
– Я и не знал, что ты такого хорошего мнения о моей семье.
В ответ я лишь слабо пожимаю плечами.
– Разве в этом мире есть хоть кто-нибудь, кто бы плохо думал о семье Ли Бон?
– Кстати, с чего вдруг ты стала называть меня на «вы»? – неожиданно спрашивает он, прислонившись спиной к стволу дерева, и, будто смутившись, смеется себе под нос. Его нежный голос проникает мне в самое сердце. – А когда мы с тобой столкнулись в спальне, зачем-то назвала меня Вашим Величеством…
К счастью, ему не видно моего вытянувшегося от удивления лица. Я лихорадочно соображаю, пытаясь понять, какие же отношения могли связывать этих двоих. При посторонних он подчеркнуто холоден и отстранен, но, когда мы наедине, заботлив и нежен. Что же это может означать? Неужели они тайно встречались? С другой стороны, когда я ответила согласием на приглашение Ким Чено, Ли Бонхве отнесся к этому подчеркнуто равнодушно.
В этот момент Ли Бонхве встает с земли, опершись о ручку моего кресла. Кресло-качалка наклоняется назад, и я оказываюсь в нем полулежа. Замерев, Ли Бонхве пристально смотрит мне в глаза.
– Ты стала какой-то не такой. Словно совсем другой человек.
Мне некуда деться, и все, что я сейчас могу, – это замереть в кресле, вцепившись в подлокотники.
Секретное письмо
– Ты прав, со мной происходит что-то странное. – Глядя ему в глаза, я расставляю свою ловушку. Я уже догадалась, что Хэри никогда не была в загадочном подъемнике. – Почему-то мои пальцы стали тонуть в поверхности зеркала.
Внимательно оглядев свою руку, я делаю вид, что встревожена. Если бы я не играла чужую роль, я непременно спросила бы и про Хэри, и про других актеров. Неужели никто ни разу не столкнулся с подобным?
С другой стороны, в ванной у Хэри, да и у режиссера Ча Соль я без каких-либо приключений вытирала пар, осевший на зеркале после душа.
– В последнее время я постоянно попадаю в какие-то переделки. Только оправилась от болезни, как тут же оказалась внутри заколдованного зеркала, а стоило мне выбраться наружу – и кто-то тычет в голову дулом винтовки.
Я многозначительно смотрю на Ли Бонхве снизу вверх, будто давая понять, что все мои несчастья случились по его вине. Отведя взгляд, он смущенно прочищает горло, и я понимаю, что он уже заглотил наживку.
– Прости, до тебя я ни разу никого здесь не встречал.
Изо всех сил скрывая ликование, я продолжаю спокойным голосом:
– Ничего страшного. Мне тоже не по себе.
Ну что, может, с него достаточно? Украдкой я посматриваю на Ли Бонхве, пытаясь угадать, о чем он сейчас думает, и вижу, что он хмурится.
– Я обязательно выясню, что произошло с подъемником. Понимаю, это будет непросто, но до тех пор, пока проблема не решится, постарайся, пожалуйста, никому ничего не рассказывать.
– Обещаю, никто ничего не узнает.
– Спасибо, – произносит он с облегчением.
Наконец-то я добилась своего! Теперь он забыл о моем странном поведении и думает, что вся проблема в работе подъемника.
– Что ж, пожалуй, мне пора.
Я поднимаюсь с кресла, а Ли Бонхве предупредительно подает мне руку.
– Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, поправилась?
Какой же у него нежный взгляд! А ведь когда он прикалывал мне брошь в приемной президента Ли, то смотрел на меня так, точно я ему противна.
– А? Ну да. Со мной все в порядке.
Слегка опираясь на протянутую руку, я встаю. Его ладони уже согрелись, я больше не ощущаю холода. Я первой убираю руку.
– Знаешь, как я испугался, когда ты вдруг очутилась в моей комнате? Я о стольких вещах успел подумать! Даже было решил, что ты замыслила недоброе.
– Недоброе?
Он пристально смотрит мне в глаза:
– Твое последнее письмо… Мне показалась, что ты со мной прощаешься… Я все не мог выкинуть его из головы.
Письмо?! Неужели они обменивались письмами?
– Прошу, не надо меня больше благодарить. Я ничем не заслужил твоей благодарности… У меня от этого только сердце болит…
В его невероятных глазах отражается нечто похожее на чувство вины.
Мои мысли пускаются в галоп. Режиссер Ча Соль велела мне называть Ли Бонхве Его Величество, и больше ничего. По телевизору я тоже видела Хэри рядом с Ли Бонхве только на официальных приемах. И теперь он вдруг говорит о расставании! Он явно что-то знает. Ему известно о Хэри то, что невдомек ни мне, ни даже режиссеру Ча Соль.
Мое сердце тревожно стучит, а нервы на пределе.
– Хорошо, я больше не стану тебя ни с того ни с сего благодарить. – Улыбнувшись как можно беспечней, я направляюсь к зеркалу. Нужно скорей уйти отсюда, пока он ничего не заподозрил.
Но Ли Бонхве догоняет меня.
– Я тебя провожу. А то окажешься в каком-нибудь еще более странном месте.
Мне остается только принять его предложение.
Вдруг Бонхве озаряет догадка.
– Скажи, а тогда в комнате… Ты там оказалась…
– Из-за зеркала. Я вовсе не думала причинить тебе вред.
Будто осознав свою ошибку, он смотрит на меня с облегчением и нежной улыбкой.
Мне по-прежнему интересно, что связывает этих двоих. Отношения между ними явно не просто дружеские. Кажется, что если сейчас не спрошу, то всю ночь не сомкну глаз. И я иду на риск.
– Может быть, мой вопрос покажется тебе странным. Но почему тогда в комнате ты решил проявить обо мне такую заботу?
Бровь Ли Бонхве взмывает вверх, будто он крайне удивлен моим вопросом.
– Потому что это была ты.
Ответ не менее неожиданный, и у меня по спине бегут мурашки.
– Что это значит?
– Не хочу говорить.
– Почему?
– Я хочу, чтобы ты благополучно прожила здесь свой последний год, а когда придет время покинуть Сноубол, оставила здесь все плохое.
Что? Так, значит, Хэри и вправду намеревалась объявить о желании покинуть город, когда ей исполнится восемнадцать…
– Я хочу, чтобы ты поскорее забыла о том, как когда-то была марионеткой в руках Ча Соль. Я же буду об этом помнить всегда.