Я ложусь под одеяло в ту же позу, в которой была, когда началась перезагрузка камер.
Должно быть, завтра я смогу попросить у тебя прощения. За то, что, украв твою жизнь, была счастлива. В этой истории не я пострадавшая, и тебе не нужно извиняться передо мной.
Но способна ли я сама себе в этом признаться?
– Госпожа Ча!
Как и вчера, Фрэн первым здоровается с доктором Ча Сом, направляясь к скамейке, на которой она сидит. У него в руке стакан с капустным соком. Сок принесла я в знак извинения за то, что вчера явилась с пустыми руками. Я купила его в кафе, куда раньше Фрэн очень любил заглядывать. Он признался, что страшно скучал по этому вкусу. И мне становится неловко оттого, что сегодня я заглянула к нему лишь затем, чтобы использовать его как прикрытие.
– Ох, эта девушка все еще здесь? – тихо спрашивает Фрэн, заглядывая за плечо госпожи Ча Сом. – В какой она палате? Мне кажется, я ее только по ночам и вижу. Даже в коридоре с ней ни разу не сталкивался.
Слева, в самом дальнем уголке террасы, где почти ничего не видно за несущей балкой внутренней стены, сидит Хэри в кресле-каталке. Я вижу ее со спины, но теперь со всей ясностью понимаю, что это она.
– Да, эта пациентка к нам попала с сильными ожогами лица. Неудивительно, что у нее развилась депрессия.
В словах Ча Сом читается предупреждение, что не следует приближаться к ее пациентке. В ответ Фрэн лишь потрясенно качает головой.
– Мы с вами сегодня еще не проверяли жизненные показатели. Давайте займемся этим прямо сейчас, пока не закончилась моя смена. – Взяв Фрэна под руку, госпожа Ча Сом намеревается увести его с террасы. Глядя на меня, Фрэн пытается протестовать, но я машу ему рукой, уверяя, что все в порядке.
Как только эти двое уходят, с неба падают первые редкие капли дождя. Сегодняшнюю погоду мы выбрали вчера вместе с Ли Бонхве.
Датчики, установленные на здании, улавливают начало дождя, и автоматическая крыша начинает медленно опускаться, постепенно накрывая террасу. Наконец между крышей и внешней стеной здания остается лишь небольшой зазор, и мне слышно, как по кровле распространяется дробный стук.
– Ну вот и дождь пошел! – произношу я с воодушевлением и сладко потягиваюсь, украдкой поглядывая на Хэри. Приняв обеспокоенный вид, будто боюсь нарушить покой особой пациентки, я направляюсь в противоположную сторону террасы.
В правой ее части тоже есть несущая балка, которая частично перекрывает вид. Обычным актерам вряд ли придет в голову забраться сюда, чтобы полюбоваться панорамой города, и именно здесь Хэри обнаружила слепую зону. Она такая маленькая, что, окажись здесь человек покрупнее, его плечо непременно попадет в кадр.
Боясь лишний раз вздохнуть, я поворачиваюсь и осматриваю стену здания. Между перилами террасы и поддерживающей крышу массивной деревянной колонной есть щель, в которую я вполне могу протиснуться. Прижавшись вплотную к колонне, я иду приставным шагом. Если дождь сейчас прекратится, крыша вновь уедет наверх, а я останусь стоять перед камерой в позе краба.
Перебравшись вдоль перил на другую сторону террасы, я оказываюсь в левой слепой зоне, где в кресле-каталке меня ждет Хэри. На лице у нее синяя медицинская маска, а в глазах играет спокойная улыбка.
Я так часто представляла нашу встречу. Мечтала, что познакомлюсь с тобой, когда поступлю в киношколу. Как я рада, что ты оказалась жива и все это была лишь наглая ложь режиссера Ча Соль.
Глаза краснеют, и я готова сейчас же разреветься. Горло сдавливает, и не получается произнести ни слова. Словно ненормальная, я начинаю плакать и смеяться одновременно. Глаза Хэри красиво блестят в темноте. В следующий миг она медленно снимает маску и, осторожно поднявшись с кресла, смотрит прямо на меня. Мне становится трудно дышать.
Возможно, ради встречи со мной она нанесла макияж, но на лице ее нет ни единого следа от ожогов. Ее лицо точь-в-точь как у меня. Я словно гляжу в зеркало. Но все же мы не одно и то же. У меня ощущение, что я умерла и вижу свой собственный призрак.
Падающие на лицо капли дождя заставляют меня опомниться.
– Хэри, – бормочу я, но она делает мне знак замолчать. Как я могла забыть! В слепой зоне можно спрятаться от камеры, но звук все равно будет записан. Как же нам быть, если мы даже не можем обмолвиться ни единым словом?
Неожиданно Хэри крепко хватает меня за запястье, и в следующий миг мою шею обжигает болью. Я успеваю вспомнить укол, который мне когда-то сделала госпожа Ча Соль. В мгновение ока все тело немеет. Опустив глаза, я замечаю шприц в дрожащей бледной руке Ко Хэри. Второй рукой она продолжает крепко сжимать мое запястье.
Не издав ни звука, я падаю. Тело наливается свинцом, и мне начинает казаться, будто я погружаюсь на самое дно океана.
Третья часть
В изгнании
Я резко открываю глаза. Пытаюсь повернуться, но не могу пошевелиться, как будто к чему-то привязана.
Еще не успев до конца прийти в себя, я поворачиваю голову и вижу, что на мне больничная пижама, а из левой руки торчит игла с трубкой от капельницы. Я снова пытаюсь сесть, но по-прежнему чувствую, что меня что-то удерживает. Моя правая рука и левая нога прикованы к кровати наручниками. Кое-как приподнявшись, я оглядываю свою необычную кровать. Прямо от матраса вверх уходит железная решетка, образующая купол над моей головой. Зазоры между прутьями такие маленькие, что через них не просунешь и голову. Я словно оказалась запертой в птичьей клетке.
Моя клетка стоит не в больнице, а в обычной гостиной жилого дома. Это темный дом с деревянными колоннами, и с потолка свисает тусклая лампа. За дверью, где, по моим представлениям, должна находиться ванная, раздается шум льющейся воды и слышится чей-то голос. Тут кто-то есть.
Я моментально прихожу в чувство. Не знаю, что это за место, но нужно отсюда как можно скорей выбираться. Пытаясь освободиться от наручников, я начинаю дергаться в разные стороны. Похоже, что у моей кровати есть колесики, как у больничной каталки: от моих дерганий она слегка перекатывается, громыхая по деревянному полу. Еще одно резкое движение – и игла капельницы выскальзывает из руки.
Продолжая бороться с наручниками, я нахожу взглядом входную дверь. Если бы не старенький диван, преградивший мне путь, я вполне могла бы дотолкать кровать к выходу, но вряд ли она пройдет в дверь. Черт! Должен же быть способ отсюда выбраться!
В это время в комнату вбегает незнакомая мне женщина. С мокрых волос стекает пена, и женщина щурится одним глазом. Халат накинут явно впопыхах и, похоже, сделан из грубой ткани. Как только женщина приближается, я начинаю пронзительно визжать:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а!
– Эй! Прекрати! – Незнакомка останавливается в нескольких шагах от меня и закрывает обеими руками уши. Решив, что тактика эффективна, я ору еще громче.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а-а!
– Ну-ну! Тихо! – Пытаясь заставить меня замолчать, женщина говорит со мной, точно дрессировщик с непослушной собакой. – Тихо! Тихо! Хорошая девочка!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а!
– Эй, а ну, хватит вопить! Тебя все равно никто не услышит! Тут на два километра ни одной живой души!
Схватив с потрепанного дивана пульт, она включает телевизор и увеличивает звук до максимума. Барабанные перепонки вот-вот лопнут, и я замолкаю. Тогда она снова уменьшает звук, а я сверлю ее ненавидящим взглядом.
– И откуда у тебя столько сил? Ты же четыре дня лежала под капельницей!
Как? Неужели я столько времени была без сознания?
Женщина отходит от моей кровати, всем видом показывая, что от меня у нее уже болит голова.
– Посмотри пока телевизор и успокойся. Я быстро сполосну волосы и приготовлю тебе поесть.
Она идет обратно в ванную и, оставив дверь открытой – видимо, чтобы держать меня в поле зрения, – споласкивает волосы над раковиной. Тем временем я внимательно осматриваюсь.
В небольшой комнате, помимо моей уродливой кровати, стоят обычная кровать, потрепанное старое кресло и драный кожаный диван. Еще тут есть небольшой столик и телевизор, отчего помещение кажется совсем крохотным.
Я ищу глазами телефон, но его нигде не видно. Вот черт, а стоило бы позвонить куда следует, чтобы эту полоумную похитительницу отправили на лечение.
В этот миг меня накрывают воспоминания. Я будто снова вижу шприц, который Хэри вонзает мне в шею. Что все это означает? И что за женщина держит меня здесь в клетке?
– А теперь я передаю слово нашей ведущей прогноза погоды Ко Хэри.
Звук телевизора немедленно привлекает мое внимание.
– Друзья, вам известно, какая температура наиболее комфортна для человека?
Повернув голову, я вижу на экране себя. Я стою, улыбаясь, в костюме лимонного цвета, который не надевала ни разу в жизни, а на груди у меня брошь-кашалот, которую подарил мне Бонхве.
– Да-да, ученые утверждают, что самая комфортная и приятная для нас температура – плюс двадцать один градус.
С экрана телевизора на меня с милой улыбкой смотрит Ко Хэри – та самая Хэри, которая совсем недавно заставила меня потерять сознание. В ее мягком вибрирующем голосе чувствуется радость оттого, что наконец она заняла свое законное место. Выглядит все очень странно. Девушка в телевизоре не может быть ни Хэри, ни мной, Чон Чобам. Так кто же она?
– Сегодня днем была как раз такая температура. Было ясно, на небе ни облачка. Я хотела бы сделать так, чтобы завтра, в субботу, вы тоже насладились теплом и солнцем. – С озорной улыбкой девушка достает из лототрона первый шар.
И как она может так беззаботно улыбаться, после того как закрыла меня в этом странном доме? Так, минуточку… А что, разве здесь нет камер? Если меня похитили целых четыре дня назад, госпожа Ча Соль не может об этом не знать.
В этот миг я понимаю, что от матраса, на котором я лежу, исходит чуть заметное тепло. Что это? Неужели матрас с электрическим обогревом? В следующий момент в лицо мне дует прохладный ветерок.