Деревня для отставных режиссеров, так же как и Сноубол, накрыта высоким стеклянным куполом. Но только на внутренней поверхности этого купола не установлены экраны, поэтому сквозь него видно вечно серое небо, бескрайние снежные равнины и темные горы на горизонте. Говорят, благодаря толстым стенам защитного купола температура внутри него днем обычно не падает ниже десяти градусов, но ночью может опуститься и до минус двадцати.
– Черт, как холодно! – Не переставая чертыхаться, Ча Хян идет на несколько шагов позади. Большую часть своей жизни она провела в Сноуболе, где температура ни разу не опускалась ниже нуля, поэтому даже в минус восемь она мерзнет, несмотря на то что на ней четыре слоя теплой одежды.
При каждом шаге я по очереди поднимаю и кидаю вперед свои гири. Осмотревшись, я понимаю, что мы находимся недалеко от границы поселения, а именно у подножия стеклянного купола.
– Чопаб, смотри, снег идет!
Я слежу за белым паром, вылетающим из ее рта, и замечаю, что в воздухе кружатся редкие, но довольно крупные снежинки. К сожалению, их нельзя поймать на ладонь, ведь падают они с внешней стороны купола.
– Меня зовут Чобам. Это значит «ночь в начале лета». Ты же не путаешь карты в гоу-стоп, так почему все время коверкаешь мое имя?
– Эй! Просто я, когда жила в Сноуболе, очень любила суши[2].
– Ну и что с того?
Чувствуя себя немого пристыженной, она все же задает вопрос, который вертелся у нее на языке:
– А что, во внешнем мире погода в начале лета как-то отличается от других времен года?
– Нет, к сожалению.
Сгорбившись, я сажусь на одну из гирь, как на табурет, и спокойно наблюдаю за снежинками, даже не думая предложить Ча Хян присесть на вторую гирю. Она и сама не горит желанием приближаться ко мне. Хоть она и отшучивается, мол, боится ненароком перерезать мне горло, но на самом деле мы обе изо всех сил стараемся держаться друг от друга подальше.
– Почему же тебя так назвали?
– В тот год, когда мои родители поженились, «Ли Бон Медиа Групп» отмечала столетие со дня своего основания. Тогда многих пригласили посетить Сноубол.
Я вспоминаю, как мама рассказывала про Сноубол. Как ночью в начале лета они с папой, держась за руки без перчаток, бродили по улицам и вдыхали наполненный ароматами воздух. Мама говорит, что до сих пор помнит все те запахи и теплое дуновение ветра.
– Потому мне и дали такое имя. Моего брата-близнеца назвали Онги. Это имя выбрал папа еще до нашего рождения, когда все думали, что будет только один ребенок.
– А, кстати!
Растерянно улыбаясь, Ча Хян шарит во внутреннем кармане и наконец кидает мне какой-то сверток. Развязав небрежный узел и развернув носовой платок, я нахожу внутри теплый пирожок. Видимо, чтобы прихватить его, она и задержалась на кухне. Откусив большой кусок, я начинаю жевать, а Ча Хян спрашивает с довольным видом:
– Правда вкусно? Я его для тебя у самого сердца грела.
– Ну, не знаю. Может, попробуешь с меня кандалы снять? Уверена, он станет гораздо вкусней.
Ча Хян извлекает из внутреннего кармана бутылку соджу, открывает крышку и вставляет в горлышко соломинку.
– Тебе никто не говорил, что, когда угощают дорогими лакомствами, обычно говорят спасибо?
– Ты же его на деньги Ча Соль купила, в чем тут твоя заслуга?
Пристыженно посмеиваясь, она посасывает алкоголь через трубочку.
– Ты, наверно, и соджу покупаешь на ее деньги?
– С ума сошла? Не хватало, чтобы я выпивку покупала на подачки от этой мерзавки!
– Ой, ладно, ты весь день сторожишь меня, чтобы я не убежала, даже не можешь на работу пойти. Не вижу плохого в том, что она дает тебе деньги на пропитание.
– Если бы я была не против жить на ее деньги, я бы сюда ни за что не поехала.
– То есть помощь от нее ты получать не хочешь, а сама ей помогаешь?
– Ты о чем?
– Разве ты не по ее указке меня тут держишь?
– Вообще-то, я не ей помогаю, а тебе спасаю жизнь! – В глазах Ча Хян негодование. – Тебе ведь сейчас ни в Сноубол, ни домой нельзя вернуться.
Она права. Даже если я поклянусь, что никому не расскажу обо всем, что знаю, Ча Соль не из тех, кто отпустит меня на волю.
– Так, хватит смотреть на меня волком, лучше-ка сними эти цепи!
– Да куда ты собралась? Заладила мне тут! Станешь шататься без дела, сразу же слухи пойдут!
– Не собираюсь я тут шататься! – Отвернувшись, я смотрю на мир за стеклянной стеной. Снежинки носятся, подхваченные ветром, так что все вокруг становится белым. – Просто вернусь в Сноубол.
– Что?! – Ча Хян таращится на меня округлившимися глазами. Ее так поразили мои слова, что даже ее смуглая кожа слегка побледнела.
– Я вернусь в Сноубол, а ты мне в этом поможешь.
– Ты что, хочешь снова стать Хэри? – спрашивает она, хмуря брови.
– Вовсе нет. – Медленно поднявшись со своей гири, я смотрю ей прямо в глаза. – Я хочу убить Хэри, чтобы Ча Соль не смогла больше ее использовать.
Неслыханная затея
– Никакое это не сумасбродство! Я все хорошо обдумала – у меня на это было целых три недели!
– И как это ты умдрилась? Я же ни на шаг от тебя не отходила, развлекала играми, боялась, с ума сойдешь с тоски и руки на себя наложишь. Ишь чего удумала! – Неожиданно выйдя из себя, Ча Хян изо всех сил бьет кулаком по столу.
Стоявшая на столе бутылка падает, и вино разливается по полу. В другой раз Ча Хян бросилась бы к ней, словно рысь, и стала прямо с пола лакать драгоценную влагу, но сейчас не обратила на это ни малейшего внимания. Ее карие глаза, похожие на глаза Ча Соль, переполнены отчаянием и тревогой.
– По-твоему, почему я так много проигрывала? Я же, пока с тобой играла, думала совсем о другом.
На самом деле Ча Хян, хоть и пьет каждый день не просыхая, очень сообразительна. Даже жаль, что она решила по доброй воле стать неудачницей.
– Ты серьезно решила убить Хэри? Скажи мне, что это не так. Но тогда зачем тебе в Сноубол? Когда Ча Соль узнает о том, что ты вернулась, тебя она точно убьет. Для нее это вообще не проблема. Для таких, как она, чужая жизнь не представляет ценности.
Чтобы немного утихомирить разбушевавшуюся Ча Хян, я говорю очень спокойно:
– Я все обдумала.
Сейчас моя жизнь может пойти по одному из двух сценариев.
Вот один из них. Я продолжаю жить с Ча Хян и развлекать ее карточными играми. Возможно, однажды она решит, что мне можно доверять, и согласится снять с меня кандалы. Но, даже получив свободу передвижения, свободней я не стану. Те, кто никогда не был режиссером, не имеет права находиться в поселении для отставных режиссеров. Следовательно, мне нельзя попадаться на глаза другим жителям. Я все равно что беглянка, и на местной электростанции меня не возьмут выполнять даже самую постылую работу.
Возможно, как и говорила Ча Хян, Ча Соль не понравится, как справляется со своей ролью Пэ Сэрин, и она вернет меня в Сноубол. Тогда мне придется снова плясать под ее дудку, скрывая от всех правду о смерти Хэри.
Но что, если Ча Соль останется довольной Пэ Сэрин? Мне придется до конца жизни от всех скрываться. Я больше никогда не увижу свою семью и до самой смерти не услышу их голосов. А если не можешь жить нормальной жизнью, в окружении тех, кого любишь, такое существование несильно отличается от смерти. Получается, я собираюсь вернуться в Сноубол и убить Хэри не из желания пожертвовать собой ради мести, а потому, что хочу вернуть к жизни Чобам.
– Я не смогу сидеть сложа руки в ожидании собственной смерти. Я свой характер унаследовала от отца, а он бы ни за что не стал сдаваться.
Ча Хян бессильно роняет голову.
– Прости меня. – Она долго напряженно вслушивалась в мои рассуждения и теперь с трудом разжимает склеившиеся губы. – Должно быть, я слишком перестаралась, пытаясь уберечь тебя. И вот результат: теперь тебе кажется, будто тебя погребли здесь заживо. Я все понимаю…
Я качаю головой:
– В моем поселении живет одна девушка, бывшая актриса. Когда-то она была очень знаменитой. Ее зовут Чо Мирю, ты наверняка о ней слышала.
Отец Ча Хян был режиссером сериала, где Чо Мирю играла главную роль, так что я не сомневалась, что это имя ей известно, но Ча Хян глядит на меня с удивлением.
– Если бы ты знала, каково ей живется у нас в поселении, ты бы меня сразу поняла. Для всех окружающих она все равно что привидение или страшная зараза. Никто с ней не общается, а если вынуждены заговорить, то обращаются с ней как с ничтожеством. Влача жалкое существование, она даже собственное имя забыла. Ведь никто не зовет ее по имени. Как-то с ней произошел несчастный случай, и я даже не знаю, стал ли доктор ее лечить.
Ча Хян, которая все это время старалась ко мне даже не приближаться, вдруг хватает меня за руку.
– Несчастный случай?! Что произошло? – спрашивает она встревоженным голосом.
– Что? Неужели эта девушка – та самая твоя подруга, которая вернулась домой, когда ее сериал закончился?
– Отвечай, что с ней случилось? Она сильно ранена?
С трудом успокоив Ча Хян, я рассказываю ей обо всем, что видела в тот день. О том, как нашла ее на улице без сознания, всю в крови, о том, как везла на электростанцию, о встрече с Купером Рафалли и о том, как Ча Соль сделала мне то проклятое предложение. И наконец о том, как в последний раз зашла повидать Чо Мирю в больнице.
– Вот тварь! – Резко вскочив с места, Ча Хян задевает коленями столик, он подскакивает и грохается всеми ножками об пол. – Да это Ча Соль ее сбила!
– Мне тоже так пока…
– Тварь! Психопатка! Чокнутая убийца!
Еще пару минут я сижу и с округлившимися глазами выслушиваю поток отборной ругани. Мне уже ясно и без лишних вопросов, что именно Чо Мирю была самой близкой подругой Ча Хян. Я пересказываю слова доктора и убеждаю ее, что Чо Мирю, скорее всего, уже поправилась, но умалчиваю о том, как ее рвало и в каком ужасе она пребывала, услышав про черный лимузин.