Я держусь изо всех сил, чтобы не показать, что растрогана. В то же время мне грустно видеть, как Онги вместо нормального ужина вынужден есть холодный кимпаб, хотя, по его словам, положение нашей семьи в последнее время стало значительно лучше.
– Вы, наверное, давно мечтали стать машинистом?
– Трудно сказать. По правде говоря, на мое решение очень повлияла сестра. – Онги застенчиво смеется. – Она с самого детства всем твердила о том, что хочет стать режиссером. Со временем я убедил себя, что и у меня должна быть какая-нибудь мечта. Но меня никогда не тянуло ни в актеры, ни в режиссеры. Я не знал, как же мне быть. Но однажды обратил внимание на поезд. Во-первых, я с детства мечтал на нем как-нибудь покататься. Во-вторых, во внешнем мире трудно найти другую работу.
Поднявшись с места, Онги наливает нам чай.
– Вы, наверное, были очень дружны с сестрой!
Этот вопрос я не просила ее задавать. Я делаю большие глаза и взглядом посылаю Ча Хян отчаянные знаки замолчать. Но ей ничего не видно за моими темными очками.
– Да, я так жду, когда у нее начнутся каникулы! Говорят, студенты киношколы не могут приехать домой на время каникул, зато они могут пригласить к себе в Сноубол родственников. Я ее уже полгода не видел! Очень соскучился! Она, наверно, так удивится, когда узнает, что я и вправду стал машинистом! Я ей даже в письмах не писал про это. Хочу сам похвастаться, когда увижу!
Он застенчиво улыбается, и от умиления я не могу сдержать слез. Вспоминаю, как мы вместе пробирались сквозь снежные завалы, как играли в снежки и как хохотали, сидя рядышком на диване перед телевизором.
Покончив с ужином, Онги успевает вернуться в кабину машиниста до того, как слезы, скопившиеся у меня под очками, прорываются наружу. Надеясь, что меня не слышно из-за грохота поезда, я шумно сморкаюсь и спрашиваю у Ча Хян:
– Ты сильно расстроишься, если я решу поехать домой с Онги?
Откуда взялись двойники
– Что?! – Ча Хян потрясенно смотрит на меня с застывшей у рта чашкой чая.
– Ну, я просто вот что подумала. Если поехать до конечной, я приеду прямо к себе домой. А значит, я могу вернуться туда втайне от Ча Соль. Только тебе нужно продолжать ей писать, что я по-прежнему у тебя и все в порядке.
В ответ Ча Хян горько вздыхает:
– Помнишь, перед отъездом Ча Соль оставила твоей семье маленький сувенир от киношколы – миниатюрную кинокамеру?
Ча Хян объясняет мне, что внутри этой милой безделушки находится настоящая камера, которая срабатывает, когда засекает движение человека. Батарея камеры может работать несколько лет без подзарядки, и Ча Соль получает доступ к трансляции в реальном времени.
– Неужели это правда? А я и не заметила там никакого объектива!
– Это ведь портативная камера, она на самом деле очень маленькая.
Изображение с такой камеры не очень качественное, но зато она крайне чувствительна к звукам и способна уловить даже шепот. Допустим, мне удастся вернуться домой и не попасть в объектив этой камеры, если кто-то вдруг решит спрятать ее подальше в шкаф. Но это неизбежно вызовет у Ча Соль подозрения. И тогда под угрозой окажется безопасность Ча Хян.
– Получается, все это время моя семья тоже была под прицелом объектива!
Неожиданно для себя я выкрикиваю это так громко, что из-за двери кабины машиниста высовывается голова Онги и он с удивлением спрашивает, что у нас случилось. С любезной улыбкой Ча Хян убеждает его, что все в порядке, и он снова исчезает в кабине. Я смотрю ему вслед с сожалением.
– А что, если тебе переехать в другое поселение?
Ча Хян заметно грустнеет.
– Ты мне уже рассказала, что сталось с Чо Мирю после возвращения в родные края. Так что, думаю, в этом нет особого смысла. Мне придется всю жизнь скрываться от Ча Соль, стать живым призраком. А я этого не хочу. – Пристально глядя мне в глаза, она с усилием произносит: – Это Ча Соль должна за все ответить, а не я.
Глядя на дверь, за которой только что исчез Онги, я грустно киваю.
– Благодарим вас за то, что благополучно доставили нас в наш последний пункт назначения! – Вслед за Ча Хян я молча склоняю голову.
– А в обратную сторону вы на другом поезде поедете?
Я внимательно всматриваюсь в лицо Онги, который стоит прислонившись к оконной раме.
– Да, мы сядем на линию E, она тоже проходит здесь.
– Может, снова увидимся в Сноуболе, когда я поеду в гости к сестре? Все-таки мы с вами успели подружиться.
Ча Хян отвечает Онги натянутой улыбкой.
– Непременно увидимся! Будем с нетерпением ждать встречи!
– Госпожа Ким Сольвон, госпожа Ли Ун! Надеюсь, это скоро случится! – Повторяя наши фальшивые имена, Онги улыбается во все тридцать два зуба.
– Господа исследователи из Сноубола, прошу вас, проходите сюда! – Нас окликает женщина, представившаяся начальницей электростанции. Она машет нам, стоя у выхода из здания и знаками приглашая войти.
Непринужденно с ней поздоровавшись, Ча Хян спрашивает разрешения воспользоваться здешней комнатой отдыха.
– Ча Хян, может, перестанешь так ногой дрыгать? Я сама на нервах, а ты меня просто с ума сводишь.
Мы сидим рядышком на одной из трех раскладушек, с трудом поместившихся в крошечной комнате отдыха. Пару минут назад Ча Хян попросила начальницу электростанции пригласить сюда работницу по имени Мён Сомён. Ча Хян между делом успела поменять тему наших научных изысканий: теперь мы занимаемся не геотермальной активностью, а изучаем особенности поведенческой психологии сотрудников электростанций. Начальница станции поинтересовалась, не лучше ли будет задать все вопросы ей лично.
– Ох… Если вдруг вы приехали сюда в связи с тем ужасным случаем… Мы уже все отремонтировали! Теперь лет сто простоит!
По ее несвязной речи мы понимаем, что года четыре назад на этой электростанции обрушились перекрытия в центральном зале, где находится генератор. Погибло пятнадцать человек. У аварии были и другие последствия: поселение долгое время не могло вырабатывать электроэнергию в должной мере, и его жителям пришлось очень туго. Ча Хян врет, что цель нашего исследования заключается в том, чтобы узнать, насколько хорошо работники электростанций осознают важность производства электроэнергии. Покосившись на дорогие часы на руке Ча Хян, женщина с готовностью кивает и уходит звать работницу.
По-прежнему не снимая горнолыжных очков, я спрашиваю у Ча Хян, которая перестала нервно стучать ногой, но вдруг принялась грызть ноготь:
– А как ты познакомилась с этой нашей возможной союзницей?
– Я пока не успела познакомиться.
– Что?!
Не успевает Ча Хян унять мою вспышку негодования, как дверь открывается и в комнату входит девушка. В полном замешательстве я наблюдаю, как она непринужденно усаживается на ближайшую к нам раскладушку. Когда она повернулась, чтобы закрыть дверь, у нее на талии мелькнула кобура с пистолетом. Мне даже кажется, она показала ее намеренно.
– Вы хотели со мной поговорить? – Девушка с коротко остриженными волосами, которые удобно мыть в холодной воде, как две капли воды похожа на Хэри, на меня, а еще на Пэ Сэрин.
Да что все это значит?!
– Вам ведь сказали, что после опроса можно будет уйти домой?
На вопрос Ча Хян девушка отвечает голосом Хэри, в котором ясно звучит безразличие:
– Да, сказали. Вместе с угрозой лишить меня недельной зарплаты, если сболтну что-нибудь лишнее господам из Сноубола.
Ча Хян, как будто только этого и ждала, с готовностью предлагает:
– В таком случае, может, нам стоит отправиться к вам домой и поговорить там, где ваша начальница нас не услышит?
Неожиданно рассмеявшись, Мён Сомён отбрасывает со лба мокрые от пота волосы.
– Вы ведь никакие не исследователи, правда?
Мои глаза под темными очками округляются от удивления, а Ча Хян, не ожидая такого поворота беседы, на мгновение теряет дар речи. Мён Сомён косится на нас с подозрением:
– Надеюсь, вас не Ча Соль прислала. Она четыре года назад приезжала сюда – пыталась втянуть меня в одну безумную историю.
В школьном автобусе, который развозит по домам младшеклассников, нет такой давки, как в рабочем, который возит со смены сотрудников электростанции. Ничего удивительного, что мы с Ча Хян в своих лыжных очках тут же привлекаем всеобщее внимание. Краснощекие дети с белыми от мороза ресницами с любопытством рассматривают нас, сидящих в задней части автобуса. Мён Сомён всем объясняет, что мы исследователи, которые приехали из Сноубола.
Какая-то девочка, кажется пятиклассница, повернувшись ко мне, машет рукой у меня перед глазами.
– Вам что-нибудь видно?
Похоже, мои очки кажутся ей забавными, и она едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Я отвечаю сдавленным голосом, чтобы никто не смог узнать во мне Хэри:
– Да, видно.
Дети, впервые встретившие людей из Сноубола, всю дорогу засыпают нас вопросами. Почему вас не показывают по телевизору? Исследователи – тоже актеры? Надо много учиться, чтобы стать как вы? Можно померить очки? Все исследователи должны носить что-то, что мешает увидеть их глаза?
К счастью, остановка, где живет Мён Сомён, находится не слишком далеко от электростанции, и, едва устояв под бесконечным потоком вопросов, мы благополучно минуем разоблачения.
– Сразу видно, что никакие вы не исследователи. – Мён Сомён ставит на стол перед нами два стакана воды из-под крана. – Так зачем я вам понадобилась?
Я невольно сглатываю. Стена рядом с кухонным столом, за которым мы сидим, представляет собой своего рода стеклянную витрину, внутри которой все увешано самым различным оружием – от маленьких револьверов до огромных винтовок. Еще у входа в дом мы заметили сваленные в кучу скелеты мелких и крупных животных, и мне даже показалось, что я видела там пару человеческих черепов.
Сняв свои темные очки, Ча Хян одним глотком осушает стакан воды.
– У тебя дома так много оружия!
– Мои предки были оружейными торговцами, начиная еще с военной эпохи.