Как будто из глубокого сна доносится голос доктора:
– Надо же, все хуже, чем казалось…
Чо Мирю лежит на кушетке, на левом плече и ноге у нее отчетливо проступают огромные синяки. Такие раны может нанести разве что разъяренный лось. Мне хотелось бы верить в такое объяснение. Вот только Чо Мирю – опытная охотница, да и лоси никогда не приближаются к жилью людей. А раз так, то не значит ли это, что кто-то из местных решил свести с ней счеты? С другой стороны, в наших краях к этой женщине все относятся как к заразной больной. Без веской причины никто не стал бы к ней приближаться.
Сбросив одежду Чо Мирю на пол, доктор на максимум включает электрический матрас на кушетке, а я накрываю раненую женщину одеялом из оленьей шкуры. Прежде всего ее нужно согреть.
Смыв запекшуюся кровь с ее лба, доктор обращается ко мне:
– Послушай, Чобам… (Так как мы с Онги близнецы, все в округе знают, как нас зовут.) Почему ты решила помочь Чо Мирю?
Я впервые слышу, чтобы кто-то называл ее по имени. Заметив мой удивленный взгляд, доктор тихонько смеется. И, давая понять, что все должно остаться между нами, коротко добавляет:
– Мы были друзьями в школе. А когда я учился в университете, мы с ней пару раз виделись в Сноуболе.
Медицинский университет, как и все остальные университеты, находится в городе под куполом. Студенты-медики не считаются актерами, тем не менее во время практики им приходится сниматься в сериалах про больницу. В обмен на это они учатся бесплатно, а зрители получают возможность заранее увидеть врача, который потом будет работать в их поселении, и оценить его навыки.
Пока я складываю одежду, разбросанную по полу, доктор наносит антисептическое средство на раны Чо Мирю.
– Там, в городе, я понятия не имел, что она убивает людей. – В его голосе слышится горечь. Жителям Сноубола не разрешено смотреть сериалы, которые там снимают. Ты не можешь узнать, что твой парень изменяет тебе с близкой подругой. Но благодаря этому правилу тем интереснее зрителям за пределами Сноубола.
Доктор кивком указывает мне на чайник, стоящий на электронагревателе.
– Выпей чаю, погрейся.
Я наконец снимаю с себя верхнюю одежду и направляюсь к серванту в комнате отдыха. К моему большому сожалению, какао там нет. Не повезло мне и с кофе – на донышке прозрачной пластиковой банки осталось всего несколько зерен. Пока я выбираю между чаем из листьев оливы и чаем из купены, из смотровой раздается пронзительный вопль.
– Потерпи, Чо Мирю. Тут немного, – твердым голосом произносит доктор, начиная зашивать рану на лбу девушки.
Невольно я морщусь, будто это мою кожу прокалывает игла. Обезболивающее стоит очень дорого, поэтому его разрешается использовать только во время родов. А еще при сложных операциях, но проводить их можно исключительно в Сноуболе – лишь там есть необходимое оборудование. Так что, если кто-нибудь из нас серьезно заболеет, на обезболивание рассчитывать не приходится и остается только терпеть.
– А-а-а-а!
Не в силах открыть глаза, Чо Мирю ворочается на кушетке, в бреду все повторяя какую-то бессмыслицу:
– Черная… черная…
От одного вида ее пересохших бледных губ наворачиваются слезы. С жалостью глядя на женщину, я опускаю в кружку с горячей водой пакетик чая из купены.
– Возьми на полке рядом с буфетом синий контейнер с мазью и натри себе лицо. У тебя тоже обморожение.
До этого момента я и не замечала, что творится у меня с лицом.
– Если не хочешь, чтобы на лице остались шрамы, возьми эту мазь домой и наноси каждый час. За твое лечение заплатит Чо Мирю.
Я аккуратно ставлю на стол чашку с теплым чаем и встаю с места.
– И больше не смей так делать. Разве твоя мама переживет, если с тобой что-нибудь случится?
Вспомнив о маме, я совсем расстраиваюсь. Мама всегда говорит, что хочет, только чтобы я была здоровой, а больше ничего и не надо.
– Да, простите меня…
Я намазываю жирной мазью нос и щеки и смотрю на себя в зеркало. Лицо обморожено и выглядит ужасно. Мазь жжет кожу и в то же время приятно холодит.
И тут внезапное осознание заставляет меня подпрыгнуть как от удара током.
– Чон Онги!
– Что? – Доктор как раз закончил обрабатывать раны Чо Мирю и глядит на меня с недоумением.
– Доктор, Онги так и не пришел! Он сказал, что будет переживать за меня и обязательно придет сюда следом.
Видя, как я, будто полоумная, в панике собираю с пола одежду, доктор бросается мне наперерез.
– Ты что, опять туда пойдешь?
– А что, если Онги лежит в снегу без сознания?!
Доктор с силой хватает меня за запястья.
– Образумься! Тебе только что повезло остаться в живых, сомневаюсь, что повезет еще раз.
Он ниже почти на голову, но хватка у него крепкая. Я отчаянно вырываюсь.
– Пустите! Нельзя же, чтобы мой брат умер, пока я тут спасаю чужого человека!
В этот самый момент кто-то тихонько стучит в дверь, и мы с доктором одновременно поворачиваем головы.
– Чон Онги?
– Простите за беспокойство.
В дверях показывается незнакомец. На плечах у него накидка с красивой меховой оторочкой, из-под накидки виднеется дорогой черный костюм. На голове – шапка из лисицы, а лицо кажется очень знакомым. Мой взгляд привлекают его блестящие туфли. В наших краях все носят только теплые ботинки, и такие туфли я вижу впервые.
– Это вы Чон Чобам? – спрашивает незнакомец, глядя на меня. – Мы только что были у вас дома. Ваш брат сказал, что мы найдем вас на электростанции.
У меня словно камень свалился с души, а вот доктор, наоборот, слегка нахмурившись, смотрит на нежданного гостя с подозрением – как будто он раньше его уже где-то встречал, но никак не может вспомнить, при каких обстоятельствах.
– С вами хотят поговорить. – Вошедший мужчина обращается только ко мне. Он не замечает настороженного взгляда доктора и даже не смотрит в сторону раненой женщины, затихшей на кушетке у нас за спиной.
– А кто хочет?
– Одно уполномоченное лицо из киношколы хотело бы с вами встретиться.
– Прямо из киношколы?!
По всему моему телу разливается блаженный трепет.
Кое-что похуже девяти убийств
Вслед за мужчиной я выхожу из медпункта, но в зале темно и никого не видно.
– Нас ждут снаружи.
– Что? В такой холод?!
Проигнорировав мой недоуменный взгляд, мужчина толкает дверь. На руке у него дорогая кожаная перчатка. Нет никаких сомнений, что он приехал из Сноубола… И в это мгновение я вдруг вспоминаю, как его зовут.
– Вы ведь Купер Рафалли?
Ну конечно, это он, Купер Рафалли, главный актер сериала, который закончился в позапрошлом году.
– Да, это я. Звезда биатлона, чье сердце мягче, чем соевый творог.
Несмотря на иронию в его голосе, я вижу, что ему приятно оттого, что я его узнала. И выглядит он сейчас куда счастливей, чем по телевизору.
В Сноуболе Рафалли занимался биатлоном. Биатлон сочетает в себе бег на лыжах и стрельбу, но в городе под куполом это еще и один из узаконенных методов казни. Рафалли снова и снова приходилось стрелять по мишеням – приговоренным к смерти преступникам. Каждый раз он мучился и страдал от угрызений совести. Зрителям канала досадно было видеть слабость их любимого актера, тем не менее они с любопытством наблюдали за тем, как неумолимо разрушается его личность.
– Каждую среду и четверг мы всей семьей за ужином смотрели сериал, где вы снимались. – Я стою перед некогда любимым актером и от волнения переминаюсь с ноги на ногу.
Мы, люди внешнего мира, словно проживаем жизни наших кумиров, заряжаясь от них энергией. Радуемся, когда они счастливы, и оттого чувствуем счастливее и себя, сопереживаем им в минуты отчаяния, ощущая, что все не так уж и плохо в нашем существовании.
– А я думала, что, когда сериал заканчивается, актеры, которые в нем снимались, должны вернуться во внешний мир. Но вы, кажется, так никуда и не уехали…
– Мне повезло. К тому же в Сноуболе, помимо актеров, нужны разные люди.
– А-а-а…
Услышать о Сноуболе от человека, который там живет, – совсем не то же самое, что слушать об этом на уроках в школе. На радостях я спотыкаюсь и едва не растягиваюсь на полу, но спортсмен Рафалли реагирует мгновенно и успевает подхватить меня под руку. Мой рот сам собой расплывается в идиотской улыбке, и, чтобы скрыть ее, я быстро отворачиваюсь.
На седьмом небе от счастья, вместе с моим спасителем я миную еще несколько дверей и, оказавшись на улице, вижу припаркованный у ворот электростанции черный лимузин. Я ни разу в жизни не видела настоящего лимузина – впрочем, как и брауни, которые мне сегодня прислала Юджин, – однако ошибиться невозможно: именно на таких лимузинах гости съезжаются на вечеринки в особняк Ли Бона. В реальности автомобиль кажется гораздо больше, чем на экране.
Рафалли элегантным жестом открывает заднюю дверцу и тихим голосом произносит:
– Ты только сильно не удивляйся.
А потом оборачивается ко мне и подмигивает. О боже! Мне подмигнул сам Купер Рафалли – некогда лучший игрок в биатлон! Тот самый Рафалли из телевизора, который во время лыжных гонок выглядел так бесподобно, что толпы поклонников изо всех сил стремились походить на него. Мне не терпится поскорей рассказать обо всем Онги.
Однако спустя миг впечатление немного портится. Длинный и изящный снаружи, внутри лимузин выглядит довольно тесным. Свободного места здесь чуть ли не вполовину меньше, чем я думала. Да и уполномоченного лица из киношколы не наблюдается.
Озадаченная, я забираюсь внутрь и сажусь спиной к водителю. Напротив меня оказывается перегородка с небольшим окошком. Сиденье очень мягкое, не сравнить с нашим стареньким диваном.
Я слышу, как Рафалли садится на водительское место, и в этот миг перегородка начинает медленно подниматься, открывая невидимую до этого часть салона. Передо мной появляются ноги женщины, сидящей напротив. Сквозь прозрачные высокие сапоги видно, что ее стопы изысканно украшены. На больших пальцах обеих ног наклеены огромные стразы, похожие на изумруды, а кожа разрисована причудливыми узорами под старину, нанесенными тушью зеленого цвета в тон стразам. Прозрачные сапоги в сочетании с дизайнерским педикюром как раз вошли в моду в Сноуболе этой весной.