Часть 10. Разведка боем
15 ноября 1941 года, 7:05. Жлобинский плацдарм, наблюдательная вышка НП 4-й танковой бригады
Командир бригады полковник Михаил Ефимович Катуков
Наша артиллерия заговорила еще в полной темноте, ровно за час до рассвета. Били дивизионные гаубичные полки, били приданные 21-й армии два полка артиллерии РВГК, по целям в глубине вражеской обороны бил четырнадцатидюймовый железнодорожный дивизион особого могущества, фугасные чемоданы которого весом в восемьсот килограмм мешали сейчас с дерьмом дивизионные и корпусные штабы немцев. Но самое главное, на вражеские позиции обрушился огонь 1-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва РВГК – ее вооружение и техника, как и у нас, частично были закуплены в мире будущего. При этом непосредственно на плацдарм в дополнение к артиллерийским полкам, державших оборону дивизий, из состава 1-й ГАДП РВГК были введены только легкая артиллерийская бригада, считающаяся противотанковой, тяжелая минометная бригада и бригада реактивной гвардейской артиллерии, которые, за исключением минометов, пока не принимали участия в общем веселье. Укомплектованные пушками-гаубицами А-19 и МЛ-20 тяжелые артиллерийские бригады, а также железнодорожный дивизион особой мощности и особо тяжелая гаубичная бригада, состоящая из двадцати четырех пушек Б-4, тяжелыми залпами бьют с того берега Днепра, ибо дальнобойности им для этого вполне хватает.
Побудка фрицам за полчаса до привычного подъема вышла знатная. Шестидюймовый снаряд в блиндаж, от которого не спасают перекрытия бревнами в шесть накатов – это вам не крик фельдфебеля: «Подъем, лентяи!». Отсюда, с высоты наблюдательной вышки, хорошо было видно, как поверх вражеских окопов поднялась стена разрывов, сверкают багровые в предутреннем полумраке вспышки – во все стороны от них летят комья мерзлой земли. А если обернуться и посмотреть на нашу сторону, то тоже загляденье. Вспышки артиллерийских залпов выглядят как одно сплошное зарево, сливающееся с алой полосой утренней зари на горизонте. Ширина прорыва составляет тут около семи километров, основное направление удара вдоль железной и шоссейной дорог на Бобруйск.
Если посмотреть в северном направлении в сторону Рогачева, то видно, что там творится такая же свистопляска, только труба у нее пониже и дым пожиже.
Перед началом наступления до нас довели, что там работают только два артполка РГК и дивизионные гаубичные полки. Под Рогачевым наносится вспомогательный, отвлекающий удар, и в прорыв, если он будет, пойдет только пехота, а резервы немцы подтягивали как раз к Рогачеву, считая, что основной удар будет произойдет именно там. И вот теперь наша доблестная пехота, царица полей, будет врукопашную резаться в окопах с германскими солдатами только для того, чтобы немецкое командование не смогло снять оттуда ни одного взвода, а мы успешно выполнили поставленную перед нами задачу…
Скрип деревянных ступенек за спиной я услышал даже не ушами (расслышишь тут что-нибудь в таком грохоте), а каким-то шестым чувством; скорее, ощутив вибрации и раскачивание вышки под поднимающимся наверх тяжелым телом. Оборачиваюсь – и в неверных предутренних сумерках вижу почти забравшегося наверх командующего Брянским фронтом генерала армии Жукова. Попробуй не узнай эту приземистую кривоногую образину с жестким квадратным лицом, более подходящим то ли древнеримскому полководцу, то ли кондовому зажиточному среднерусскому мужику. Генеральская каракулевая папаха, хороший бараний полушубок, крытый белой тканью, и белые же бурки только дополняют это впечатление, как и маячащее, где-то ниже белое как бумага лицо адъютанта.
По-уставному вытягиваюсь в струнку и, приложив ладонь к теплому, подбитому изнутри мехом шлемофону, рапортую:
– Здравия желаю, товарищ генерал армии…
Жуков, поднявшийся, наконец, на смотровую площадку, окидывает меня внимательным взглядом с ног до головы и кивает.
– Вольно, полковник Катуков, – машет он мне рукой, и тут же, обернувшись к поднимающемуся следом адъютанту, рявкает: – Вячеслав, сгинь! У нас товарищем полковником приватный разговор.
Я гадаю, что это за приватный разговор может быть у полковника-танкиста с генералом армии, а Вячеслав уже пятится задом вперед, мелко-мелко перебирая по ступенькам ногами, стремясь как можно скорее сгинуть с генеральских глаз и удалиться за пределы слышимости.
– Так вот ты какой, северный олень, Михал Ефимыч Катуков – гений танковой войны и мастер таранного удара, – неожиданно подобревшим голосом говорит Жуков, – я ведь про тебя все знаю, даже то, что ты сам о себе не знаешь, спасибо товарищам из будущего – просветили. Так что не удивляйся. На людях ты полковник, а я генерал армии, ну а с глазу на глаз можно разговаривать без политесов. Ты не удивляйся. Вот смотришь на другого-третьего – бравые такие генералы, казалось бы, лучше некуда. Но ты знаешь, что один загонит сослепу без разведки свою армию в котел, где она вся и сгибнет, и сам будет героически отстреливаться от наседающих немцев из именного ТТ. А другой и вовсе, вот ведь вошь кусачая, сам сдастся немцам в плен, а потом будет формировать для них армию из таких же предателей. И ведь расстрелять пока не за что – ни того, ни другого. Только загнать в глубокий тыл на мелкую гарнизонную должность и позабыть об их существовании. А ты другой, ты одной со мной крови17, так что с тобой и за дело и поговорить можно. Как говорили в старой армии, «без чинов». А теперь давай, Михал Ефимыч, докладывай, как ты видишь текущую обстановку?
Я набрался храбрости и произнес:
– Товарищ генерал армии, задача прорыва до Минска всего одной танковой бригадой, даже такой мощной, как моя, кажется мне авантюрой чистейшей воды.
– Во-первых, – ответил Жуков, – не генерал армии, а Георгий Константинович, сказано же было – без чинов. Во-вторых – Михал Ефимыч, разумеется, ты прав. Прорыв к Минску всего одной бригадой, если эту задачу ставить всерьез, это бесспорная авантюра. На такое не пойдут даже товарищи из экспедиционных сил, потому что стоит тебе оторваться от пехоты, как немцы навалятся на тебя с флангов пехотой и сожрут с потрохами. Кроме того, по данным разведки, там у Листа в районе Минска в резерве есть еще две танковые дивизии. Танки и самоходки нового образца, с длинноствольными пушками, а не с «окурками», как было прежде. Гитлер отдал сюда все, что немецкие заводы смогли выдать на-гора за два месяца. А теперь, Михал Ефимыч, слушай и мотай на ус. Все эти танцы с бубнами затеяны только для того, чтобы отвлечь внимание немцев от другого участка фронта, где немчуру поимеют вполне по-взрослому, сняв трусы. Где это будет, ты уж извини, тебе знать не положено. Сам потом все узнаешь из сводок Совинформбюро. Могу только сказать, что мне и Коневу задача поставлена просто. По максимуму мы должны установить линию фронта по Березине, а по минимуму после демонстрационного наступления, которое стянет на себя все вражеские резервы, в порядке и без ненужных потерь отступить на исходные позиции. Поэтому пехота дальше Бобруйска не пойдет, а ты проскочишь еще километров на восемьдесят дальше, имитируя наступление на Минск, после чего Лист обязательно бросит против тебя свои подвижные резервы. Кидаться грудью на немецкие танки не надо. Дурацкое занятие – мы на нем все довоенные танковые войска потеряли. С того момента твоей задачей будет отходить к Бобруйску, огрызаясь танковыми засадами. Прикрытие с воздуха и зенитный зонтик тебе обеспечат. Твоя задача – отвлечь на себя внимание, истребить как можно больше этих гадов и в то же время сохранить бригаду в боеспособном состоянии, чтобы после небольшого пополнения и переформирования она могла снова идти в бой. Понял меня, Михаил Ефимович?
– Понял, Георгий Константинович, чего же уж тут не понять, – ответил я и тут же спросил: – Только вот как быть с приказом, в котором указано, чтобы я любой ценой наступал на Минск?
Приказ тот дай мне сюда, – ответил Жуков, – вместо него возьми новый, под тем же номером и за моей подписью. Там как раз то, что я тебе сейчас тут расписывал. А что касается старого приказа, то слишком многие хотят, чтобы ты как следует обосрался и потерял бригаду. Но шиш им!
Как раз в этот момент артподготовка закончилась и наступила звенящая тишина, которая почти сразу же сменилась громовыми раскатами солдатского «Ура» в наших окопах.
– Вот, – Жуков поднял вверх палец, – сейчас немецкие солдаты, услышав, что наша пехота пошла в атаку, вылезают из своих глубоких блиндажей-убежищ во второй линии обороны и по ходам сообщений спешат к своим пулеметам, минометам и прочей утвари для убийства. Расковыривать землю на пару метров вглубь у нас сейчас не хватит ни стволов, ни снарядов, поэтому товарищи из будущего предложили одну хитрость. – Жуков посмотрел на часы. – Вот сейчас немецкие солдаты добежали до первой траншеи, убрали с пулеметов промасленные тряпки, которым они были укрыты на время обстрела, и теперь напряженно всматриваются в сторону наших позиций, высматривая, где же эти русские, которые, судя по воплям, идут сейчас в атаку. И тут вместо этого…
Как раз в это момент на наших позициях взревело, завыло и заулюлюкало, и в сторону врага тучами полетели огненные стрелы. Это дали залп семьдесят две установки БМ-13-16, расчертив небо полосами своих реактивных снарядов. Длилось это все недолго, минуты полторы, но вражеские позиции оказались еще раз выжжены и дополнительно перепаханы.
– Ну все, – сказал Жуков, – амбец котятам, даже испугаться не успели. А теперь мне пора идти, так что ты снова товарищ полковник, а я – генерал армии. Если там будет особо тяжело, ты уж не матери меня там, пожалуйста, вслух, я ведь тоже далеко не волшебник, а только учусь.
Одним словом, генерал Жуков ушел, а я со смешанным чувством остался наблюдать за тем, как пошли вперед пехотные цепи, как двинулись вслед за ними самоходки с зенитными орудиями, способными в два-три точных выстрела прямой наводкой разбить любую амбразуру ожившего дота.