Вот, например, башнер на моей командирской машине. Ему сорок лет, зовут Сергей, фамилия Иванов, женат, имеет двоих детей. Там, у себя, сверхсрочнослужащим (контрактником) воевал на какой-то там «пятидневной войне». Здесь, в нашем времени, в первых же приграничных боях у него погиб дед. Отец отца. Говорит, что он не может его спасти, потому что тот погиб раньше, чем тут появилась дыра, соединяющая миры, но зато может за него отомстить. Когда позавчера мы ворвались в Бобруйскую крепость, из помещения комендатуры начали выскакивать немецкие солдаты – так он их всех положил из своего башенного пулемета КПВТ. Короткая очередь в два-три патрона – и резво бегущий куда-то немец прямо на ходу превращается в кровавые брызги. Сапоги на месте, а остального нет. Страшное это дело – «крупняк», особенно если он оказывается в руках у разозленного человека.
Ну ладно, это все лирические отступления. Воюют «внуки» хорошо, здоровья им да удачи, а в некоторых случаях без них и в самом деле никуда. Вот сейчас как раз двое из них готовят к запуску маленький, управляемый по радио самолет, который в будущем называется беспилотником. Вести наблюдение через его камеру можно не хуже, чем с борта нашего У-2 или германского «Шторьха», но перед ними это малыш имеет одно – нет, два – больших преимущества. Во-первых, из-за малых размеров и маскировочной серо-белой окраски он, как правило, остается незамеченным на фоне такого же по цвету серо-белого неба; и, во-вторых, из-за компактного и мощного электромотора этот аппарат почти бесшумен, что увеличивает его незаметность. Вот обнаружим мы своих коллег с немецкой стороны, а они об этом и знать не будут, что даст нам огромный плюс. А если нас обнаружит немецкий «Шторьх», то мы сможем сразу же отоварить его очередью из КПВТ или, если сбить из пулемета не получается, запустить в него «Стрелу» или «Иглу». Для таких людей нам ничего не жалко, лишь бы только издохли поскорее.
Полчаса спустя, там же, капитан Андреев
И ведь точно, вот ведь вошь кусачая – одна бронегруппа наших моторизованных германских «коллег» численностью до роты обнаружилась километрах в восьми от нас, у перекрестка дорог24, а вторая такая же бронечасть, отстающая от первой на четыре километра, обнаружилась у населенного пункта Крупка. И судя по всему, двигается германская разведка как раз в направлении Бобруйска. Ну а куда им еще идти – ведь в Минске наверняка известно уже не только то, что фронт под Жлобиным прорван и Красная Армия наступает на Бобруйск, но и то, что Бобруйск тоже пал, а его немецкий гарнизон уничтожен до последнего человека.
Походный порядок в обеих вражеских разведывательных частях – одинаковый. Впереди тремя компактными группами по восемь штук передвигаются полугусеничные «ганомаги», причем в каждой группе один бронетранспортер вместо пулемета со щитком вооружен пушкой-окурком, такой же, как у их танка-«четверки». Ужасное угробище! Пушка на «ганомаге» смотрит прямо вперед (плюс-минус пять градусов) и для того, чтобы наводчик смог прицелиться во что-то, не находящееся прямо по курсу, водителю необходимо всем корпусом разворачивать сам бронетранспортер. То есть при обстреле колонны на марше из засады в борта эта пушка поможет немцам на бронетранспортере так же, как зайцу парашют.
Следом за обычными «ганомагами» с разрывом метров пятьдесят-семьдесят двигаются две радийные командирские машины, которые можно отличить по большой поручневой антенне над корпусом. Сразу видно – начальство едет, а точнее, командование этой разведывательной части, непрерывно находящееся на связи со штабом своей дивизии. БТРы с поручневыми антеннами сопровождают четыре мотоциклиста, еще один обычный бронетранспортер и легковая машина. Езда на мотоцикле в такой мороз – это, наверное, такое особое арийское развлечение. Толку с него в снегу чуть, даже от гусеничного. Чуть с дороги свернул – и все. Он же тяжелый, как кирпич, на сугроб, как катер на волну, не взлетает, а сразу зарывается в него по самые уши. Вот видел я у товарищей из будущего такую машину – «снегоход»; она этим германским мотоциклам русской зимой сто двадцать очков вперед даст.
Если будет приказ атаковать, то радийные «ганомаги» надо будет валить в первую очередь, чтобы ничего не успели передать командованию своей дивизии. Ведь эта командная группа машин не зря засунута в самую середину строя – после нее только четыре бронетранспортера (как мне подсказывают, минометного взвода, состоящего из двух расчетов восьмисантиметровых минометов), а также полугусеничный тягач и несколько грузовиков ремонтно-хозяйственного взвода. Вот тягач мне нравится, я тоже хочу в свой батальон такой же, и желательно не один.
После облета второй разведчасти я приказываю возвращать разведывательный мини-самолет обратно. В принципе я уже увидел то, что мне было надо, и к тому же на морозе аккумуляторы садятся гораздо быстрее, чем в теплую погоду, так что как бы нам не потерять это ценное изделие среди заснеженных белорусских полей и лесов. Товарищ полковник, если что, с меня голову за это аппарат снимет. Да и нам тут, пока не купят за порталом и не привезут новый, будет так же неприятно, как остаться без глаз и понимать мир наощупь. Маленькая вроде машинка, вроде детской игрушки, а сколько жизней наших бойцов она может спасти, о скольких засадах и неприятных сюрпризах предупредить. Поэтому, от греха подальше, пусть летит обратно, свое дело она сделала.
Судя по внешнему виду, и первая моторизованная разведчасть, и вторая принадлежат полнокровным, еще не бывшим в бою и не понесшим потерь германским танковым дивизиям. Бывалые немцы тут (как они говорят, на Восточном фронте) ведут себя совсем по-другому. В разведке такие опытные передвигаются в опасении всего и вся, чуть ли не ползком, крутя головой на все триста шестьдесят градусов. И правильно, мы тоже опытные, три раза битые, два раза горевшие и злые как зверь крокодил, поэтому они нас и опасаются. Чуть что не так – и березовый крест немцу готов, да не на грудь, а на могилку.
А эти едут как баре, по сторонам едва поглядывают. И техника у них так себе, точно по уставу, обычные «ганомаги», броню которых со ста метров дырявит даже старый добрый «максимка». Опытный битый немецкий комдив обязательно придал бы своим разведчикам несколько «двоек» в качестве средства качественного усиления. На поле боя они все равно ничего не значат, там их двадцать миллиметров годятся только против пехоты, дуром лезущей в штыки. А нам настоящие, пусть и легкие танки в головном охранении были бы гораздо опасней. Снаряды их автоматических пушек броня наших разведывательных бронеавтомобилей не держит, зато эмгач с «ганомага» ей как слону дробина.
Но все равно лоб в лоб с такой немецкой разведчастью бодаться я бы не рискнул. Для достижения боевого баланса с такой немецкой разведчастью в каждую нашу разведроту требуется добавить по одному отделению батальонных минометов. А для достижения превосходства необходимо в одной из четырех машин каждого взвода заменить башню с «крупняком» на башню с пушкой, ну хотя бы калибра двадцать три ме-ме. Но это в лоб, а если получится устроить полукруговую засаду и врезать по колонне в борта из всех наших тридцати крупняков, то брызги от немцев во все стороны полетят только так. Впрочем, что я тут размечтался. Впрямую на нас немцы не идут, мы специально забрались в эту находящуюся на отшибе Затитову слободу – чтобы спокойно вести разведку и чтобы нас никто по пустякам не беспокоил. Разведка, разведка и еще раз разведка, а повоевать мы еще успеем.
К настоящему моменту уже ясно, что к тому времени, когда наши немецкие «коллеги» доберутся до лежащей на трассе деревни Пуховичи, солнце будет у самого горизонта, а вскоре начнет темнеть. Вряд ли немцы будут шарахаться в потемках, значит, в этих Пуховичах они и заночуют. Цивилизованные европейцы по ночам ведь не воюют. В этом случае две танковые дивизии, которые идут по дороге вслед за разведчастями, непременно встанут на ночевку в райцентре Марьина горка. Это такой городишко километрах в десяти от Затитовой слободы. Тут, как не крути, другого места для ночлега такой орды в этих краях нет. Это вам не лето, когда бедному фашисту под каждым кустом был готов и стол и кров, а в каждой речке настоящий курорт. Зима – это такое суровое время года, когда всякий, кто не позаботился о теплом ночлеге, к утру может считать себя покойником.
Поговорив с местными жителями, я выяснил, что если две немецких дивизии и в самом деле встанут на ночевку в этой Марьиной горке, то штаб их корпуса или все штабы сразу обязательно разместятся в расположенной на окраине райцентра бывшей усадьбе Маковых, в которой до войны находился дом творчества белорусских писателей. Немецкие холуи наверняка уже топят там все печи и готовят гостям роскошный генеральский ужин. А дальше – жаркая русская банька, послушные шлюхи, теплые постели… Ну да, как же иначе – при наличии таких соблазнов будут вам херрен генерален ночевать в деревенских домах, в то время когда можно сделать это с первоклассным комфортом, по крайней мере, для наших диких условий.
И вообще, имея на руках такую информацию, пора докладывать Михаил Ефимычу и ждать от него ценных указаний. Ведь если все правильно сделать, то один хороший ночной бой – и в этой Марьиной горке мы эти две дивизии и похороним. Всех уроем – и генералов, и рядовых; и неважно, что нас в бригаде пять тысяч, а их под тридцать. Ведь, в отличие от цивилизованных европейцев, мы, восточные варвары, воюем в любое время суток, когда понадобится, а сила, грамотно примененная в нужном месте, способна сломать не только солому, но еще большую силу. Но это уже как начальство решит. Хотя, насколько я знаю товарища Катукова, решит он все правильно, и многие немцы (а может, и все) до завтрашнего утра просто не доживут.
17 ноября 1941 года, 18:05. Осиповичи.
Командир 4-й танковой бригады полковник Михаил Ефимович Катуков