– Ну что, Минору-сан, – с легкой усмешкой спросил он у своего друга-подчиненного, – как тебе представление?
– Неплохой спектакль, Исороку-сама, – согласился тот, – если вы будете больше репетировать, то вас возьмут в театр Кабуки на роли записных злодеев. Мне кажется, что никто из этих почтенных адмиралов ни в малейшей степени не догадался, в чем там было дело.
Вместо ответа адмирал Ямамото подошел к своему служебному сейфу и вытащил оттуда битком набитый документами и картами большой пухлый пакет, склеенный из плотной белой бумаги, на одной из сторон которого типографский шрифт на английском языке гласил: «Его высокопревосходительству полному адмиралу Исороку Ямамото лично в руки». Этот пакет адмиралу месяц назад привез военно-морской атташе в СССР капитан первого ранга Ямагучи, который оставил свой пост под видом отпуска для поправки здоровья.
На самом деле было так. Еще когда в конце августа на советском фронте начали твориться просто невероятные события, военно-морскому атташе в СССР сообщили, что в случае поступления какой-нибудь особо важной информации он самолично должен прибыть в Токио и лично сделать свой доклад главнокомандующему объединенным флотом. Но дни шли за днями, события на далекой от Японии восточно-европейской равнине развивались далеко не в пользу германских союзников Японии, терпевших поражение за поражением, но капитан первого ранга Ямагучи совсем не торопился ехать для доклада к родным сакурам. Создавалось впечатление, что он ждет поступления какой-то совершенно сенсационной и убойной информации, которая сразу внесет ясность в ход борьбы, происходящей между вермахтом и Красной Армией.
Объявился Ямагучи в Токио в конце октября, имея при себе этот пакет и составленную самолично аналитическую записку, касающуюся боевых действий на советско-германском фронте с последней декады августа до последней декады сентября. Весьма подробный и взвешенный доклад, в то время как находящийся в России от имени Госпожи Армии полковник Ямаока писал своему непосредственному начальству в Токио такой бред, что непонятно, как при написании этого бумага не корчилась, не обугливалась и не воспламенялась.
Но содержимое этого доклада японского военно-морского атташе в СССР при первом прочтении повергло адмирала Ямамото в шок. Ямагучи наглядно, с фактами в руках, доказывалось, что Красная Армия ни много ни мало получило прямую военную помощь от своих далеких потомков и что теперь дни германской империи сочтены. После того как план блицкрига был сорван и русская армия получила возможность перейти к накоплению резервов, крах вермахта становится неизбежным. Потери немцев в живой силе во время летнего сражения оказались настолько велики, что в их армии уже сейчас не хватает солдат и офицеров, а ведь поражения августа-сентября были далеко не последними в череде разгромов. Вывод из всего этого был простой. Едва большевики и их союзники из будущего решат свои проблемы в Европе, для Японской империи настанет время ждать повторения многократно увеличенного побоища при Номонкане, которое принесет полное и окончательное поражение Квантунской армии. Мол, русские не забыли все прежние провокации, нападения на заставы и прочие пакости. И тем более они не забыли позорной для них русско-японской войны. В то же время делалось предостережение для желающих нанести Красной армии упреждающий удар. Мол, формирования большевиков, оставшиеся на Дальнем Востоке, все равно сумеют купировать это вторжение, а потом их союзники из будущего накроют Японскую империю оружием такой мощи, после которого японская нация останется только в учебниках истории.
Но сильнее всего Исороку-сама поразила не докладная записка военно-морского атташе в СССР, которая, несмотря на всю свою невероятность, была правдива от первого до последнего слова. Больше всего его удивило как раз содержимое этого пакета, в который были вложены листы тонкой папиросной бумаги с распечатанной на них (также на английском языке58) «Историей второй мировой войны на Тихом океане 1941-45 годов» и приложенными к ней с картами и схемами. В тот момент, когда адмирал Ямамото первый раз быстренько пролистал этот документ, усилием воли избавляясь от ощущений сюрреалистичности происходящего, у него оформилось стойкое убеждение в его подлинности.
Не вызвала сомнений даже информация об итоговом поражении Японии в этой войне и о его собственной смерти. В том, что Японской империи не удастся в одиночку сколь-нибудь долго сражаться против союза Британии и США, он был уверен с самого начала. С другой стороны, как и всякий самурай, адмирал Ямамото был особенно остро убежден в своей конечной смертности; он только хотел, чтобы это момент его биографии не оказался связан с каким-нибудь бесчестьем. Выяснив, что погиб59 он честной смертью почти что в бою, адмирал перестал акцентироваться на этом вопросе.
Но Ямамото не был бы Ямамото, если бы не попытался каким-то образом исправить историю Японской империи, ведь с какой-то целью русские из будущего передали ему этот документ. Это же надо так ненавидеть своих нынешних потенциальных союзников, чтобы приложить все усилия для того, чтобы максимально углубить их поражения на Тихом Океане. Что касается отношения неведомых благодетелей к Японской империи, то тут адмирал тоже не страдал ни малейшими иллюзиями. Японскую империю они любят не сильнее Третьего Рейха, просто ее руками пытаются как можно больше проблем создать англосаксам. Ничего личного, только бизнес.
Немного подумав, адмирал посвятил в эту тайну капитана первого ранга Гэнда, и они вдвоем, сверяясь по предвоенным датам как по камертону, начали приводить Объединенный флот в такое состояние, в каком он смог бы выиграть войну в несколько стремительных операций. И первым из таких планов, которые потребовали изменений с заглядыванием в шпаргалку, и была операция удара по Гавайям. Теперь было важно, чтобы используемые втемную подчиненные Ямамото все делали в точности так, как потребуется для победы, даже не понимая смысла развертывающейся операции со всеми ее поправками. Сегодня прошел очередной важный этап подготовки к войне, и нота Халла60, которая должна поступить двадцать шестого ноября (то есть через четыре дня), уже не застанет японский флот врасплох. Если война неизбежна, то и решения, которые последуют по этому поводу, на этот раз будут лишены ненужных колебаний, которые были им свойственны в прошлый раз. По крайней мере, в течении пары месяцев японский флот сможет не оставлять врагу ни малейшего шанса на спасение. У него, у Ямамото, уже начал складываться план, как провести Империю между западными и восточными демонами, сохранив душу японского народа. И сразу после того, как американский флот подвергнется разгрому на Гавайях, он поделится этим планом с Императором и получит его полную и безоговорочную поддержку. Просто не может не получить.
25 ноября 1941 года. 14:15. Брянская область, авиабаза экспедиционных сил Красновичи.
Бывший генерал-лейтенант, а нынче капитан ВВС Павел Васильевич Рычагов
Прошел ровно месяц с тех пор, как Павла Рычагова вывели из камеры внутренней Лубянской тюрьмы, сковали за спиной руки, завязали глаза и, спустив по лестнице во двор, вместе с двумя десятками коллег по несчастью усадили на жесткое сиденье тюремного автобуса. Какие мысли могут проявиться в такие моменты жизни? Правильно – «Баста, карапузики, кончилися танцы!» Примерно через час (точнее сказать было невозможно), автобус остановился. После короткой заминки конвоиры стали по одному выводить подследственных и, не развязывая глаз, строить их на холодном октябрьском ветру вдоль обочины дороги. И только после этого повязки снимали.
Когда очередь дошла до Рычагова и он смог наконец осмотреться вокруг, он поначалу не поверил собственным глазам.
Напротив заключенных, оттеснив в сторону конвой НКВД, выстроились до зубов вооруженные бойцы в незнакомой61 Рычагову темно-зеленой, явно полевой, экипировке без знаков различия. Павел Рычагов бывал и в Испании, и в Китае; и по нарочито расслабленным позам, независимому виду и фамильярности, с какой эти люди держали оружие, мог предположить за ними большой боевой опыт, так сказать, близкое знакомство со смертью по обе стороны от мушки. Так как лица их были закрыты до самых глаз специальными масками, Рычагов не мог понять, как эти люди относятся ко всему происходящему, но, судя по опасливым ужимкам толпящихся в сторонке конвойцев НКВД (обычно до предела наглых), связываться с этими головорезами не желали даже они. На ум ему почему-то пришло сравнение со средневековыми ландскнехтами – профессиональными солдатами, ударной силой средневековых войн, неподсудными и неподвластными никому и подчиняющимися (и то ограниченно) только своему прямому нанимателю.
Но самое невероятное заключалось в том, что всесильный начальник следственной части НКВД СССР по особо важным делам майор ГБ Лев Влодзимирский, трепеща и бледнея, стоял перед старшим этих ландскнехтов, баюкая травмированную руку, из которой только что был выбит наган. А тот, широко расставив ноги, зачитывал этому мучителю и садисту, еще несколько минут назад всесильному и внушающему ужас, подписанный Берией и завизированный самим Сталиным62 ордер на его арест по подозрению в совершении множества преступлений, подпадающих под статью 193, пункт 17"б" Уголовного Кодекса РСФСР63.
Не успел Рычагов осознать, что бы это значило, как с него и его товарищей по несчастью сняли наручники (на Влодзимирского, наоборот, наручники были надеты). После этого бывших подследственных, превратившихся в граждан с неопределенным статусом, попросили пройти в автобус-кунг без окон, припаркованный на обочине, рядом с двумя большими восьмиколесными броневиками, и занять места «согласно купленным билетам». Немудреный юмор вместо смеха вызвал только у ничего не понимающих людей только кривые гримасы.