Единственная тема, о которой они избегали говорить – это тема существования портала. Они просто решили принять это как данность, не углубляясь в физические и метафизические причины столь невероятного происшествия. Это, пожалуй, было сродни суеверию – подсознательно они не хотели «сглазить» свою так неожиданно свалившуюся удачу. Ведь если бы не «дыра» – ждала бы их обоих бессудная пуля в затылок, осуждение и забвение…
На четвертый день к Павлу Рычагову и Марии пришел «покупатель», командир 266-го штурмового авиаполка подполковник российских ВКС Леонид Андреев.
– Приветствую вас, Павел Васильевич и Мария Петровна, – сказал подполковник Андреев, снимая фуражку, – поговорить надо…
Мария и Павел переглянулись. Они сразу поняли, о чем будет разговор, и были жутко разочарованы. Им обоим хотелось обратно в ВВС РККА – летать на истребителях и сбивать пока еще оставшиеся в воздухе мессершмитты… о чем они и сказали подполковнику.
– Нельзя вам обратно, – вздохнул их гость, подумав, что совсем недавно эти двое хотели просто жить, – с такой историей вас к себе не возьмет ни один командир полка. К тому же тебя, Павел Васильевич, молодые летчики и втемную побить могут. Все же знают, кто им так удружил, в кавычках, с казарменным положением перед войной и сержантскими треугольниками вместо лейтенантских кубарей.
– Но приказ же издал нарком Тимошенко! – возмутился Рычагов.
– Тимошенко сам ответит за свои грехи, – парировал подполковник Андреев, – а рапорт на его имя по этому поводу писал некто Павел Рычагов. Это раньше ты был полубог, а они никто; а сейчас одеяло на голову накинут, чтобы ты их не узнал, и отмутузят так, что потом и не встанешь. А для моих парней эта история неактуальна – примут они тебя как родного, и жену твою тоже…
Супруги узнали, узнали, что зовут их не куда-нибудь, а в часть, входящую в авиагруппу Экспедиционных Сил. Пилоты 266-го ШАПа немцев в прицеле видят считай что каждый день, тем более что Су-25 – это чуть ли не единственная машина российских ВКС, летать на которой они оба смогут без глубокого переучивания. Хотя и тут многие старые рефлексы придется засунуть себе в задницу (при этих словах Мария покраснела) и выработать вместо них новые. Ну, давайте, мол, решайтесь, хлеб за брюхом не ходит и вообще второго такого предложения не будет.
И вот спустя двадцать дней переучивания в Липецком центре боевого применения авиации Павел Рычагов и Мария Нестеренко вернулись в свой родной мир и одновременно прибыли к месту постоянной службы. Хочется верить, что все у них будет хорошо и жить они будут долго и счастливо…
26 ноября 1941 года, 07:20. Японская империя, Курильские острова, остров Итуруп, ВМБ в заливе Хитокаппу (ныне залив Касатки).
Серое облачное небо, серое море с белыми шапками пены на волнах, разбивающихся об скалы; такой же серый берег и окружающие залив морщинистые горы, присыпанные белым снегом. Ветер с океана гонит серые валы и несет белую снежную крупу вперемешку с брызгами морской пены. Серые, на сером фоне, на якорях стоят корабли «Кидо Бутай», ударного соединения Японского Императорского Флота. Над мачтой флагманского авианосца «Акаги» реет вымпел, говорящий о том, что на его борту находится командующий всем соединением вице-адмирал Тюити Нагумо.
Адмирал сидел за столом в своей адмиральской каюте, а перед ним на столе лежала записка, переданная из радиорубки, о том, что все токийские радиостанции после прогноза погоды передали кодовую фразу «хигаси-но кадзе аме» (восточный ветер, дождь), предупреждающую, что в самое ближайшее время возможно наступление состояния войны с Соединенными Штатами Америки. Этот сигнал является предупреждением для всех остальных, вроде дипломатов, моряков торгового и рыболовецкого флота. А для него, вице-адмирала Тюити Нагумо, это прямой приказ главнокомандующего флотом Исороку Ямамото и самого императора, получив который его соединение «Кидо Бутай» должно в полном составе сняться с якорей, направиться в сторону Гавайского архипелага и нанести поражение американскому Тихоокеанскому флоту. В случае если бы целью первого удара стали британские владения на Тихом океане, сообщение радиостанций звучало бы «ниси-но кадзе харе» (западный ветер, ясная погода), а в случае гипотетической войны с Советским Союзом – «кита-но кадзе кумори» (северный ветер, облачно).
В уточняющем приказе главнокомандующего, переданном через курьера, говорилось, что если при первом налете 6-го64 декабря получится достичь эффекта внезапности, а передовому экспедиционному соединению удастся разделаться с американскими авианосцами, то совершать удары по американской базе (а особенно по ее береговой инфраструктуре) следует вплоть до полного исчерпания авиационного боекомплекта. И только в случае, если американцы сразу встретят атакующие самолеты огнем, разрешается уходить от Гавайев немедленно после возвращения последних самолетов второй ударной волны.
Что же, вне зависимости от всего прочего, он, вице-адмирал Тюити Нагумо, в точности выполнит имеющиеся у него инструкции, тем более что соединение «Кидо Бутай» находится в готовности номер один к бою и к походу. Достаточно отдать приказ, сказать одно, самое важное слово – и все завертится подобно набирающей обороты паровой турбине. Тем более так уж получилось, что молодые офицеры ударного авианосного соединения, и пилоты и моряки видят в нем, Тюити Нагумо, второго отца, который пошлет их в бой и позаботится о том, чтобы в этом сражении с сильнейшим врагом они покрыли себя неувядаемой славой. И это притом, что его собственные сыновья отказались идти по стопам отца, доставив тому множество неприятных моментов в жизни.
Час спустя, там же.
Соединение «Кидо Бутай» шло на войну. К выходу в открытый океан двигались похожие на присыпанные снежком плавучие острова боевые корабли – линкоры «Хией» и «Кирисима», тяжелые крейсера «Тоне» и «Тикума», флагман 1-й эскадры эсминцев легкий крейсер «Абукума»; и, самое главное, в окружении своры эсминцев – краса и гордость императорского флота, шесть ударных авианосцев – «Акаги», «Кага», «Секаку», «Дзуйкаку», «Сорю» и «Хирю». Подводные лодки вышли в поход еще два дня назад. Рассекая форштевнями боевых кораблей бесконечные океанские валы, японский флот шел на войну за бесславной гибелью в пучине отчаяния в случае неудачи или, в случае успеха, за бессмертной славой первого в мире флота, сумевшего нанести заносчивым американцам полное поражение.
27 ноября 1941 года, 01:55. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
Вызвав к себе начальника ГлавПУРа армейского комиссара Льва Мехлиса, Сталин отложил нелегкий разговор с этим тяжелым человеком на конец рабочего дня, который у него обычно затягивался за полночь. И вот наконец в кабинете остался только последний из военных – начальник оперативного отдела генерального штаба генерал-лейтенант Василевский, который делал Вождю свой ежедневный доклад по текущему положению на фронтах, информацию для которого на местах собирали спецпредставители Ставки; около полуночи они рапортовали по ВЧ в Москву, а уже час спустя эта информация становилась доступна Сталину.
Попытка взять Борисов войсками 16-й армии генерала Рокоссовского вылилась в кровавую рубку между подошедшей вслед за кавалеристами советскими стрелковыми дивизиями и подтянутой из резервов немецкой пехотой. При этом в разгар сражения за Борисов новоиспеченный генерал-майор Катуков, пополнивший припасы и личный своей бригады, воспользовавшись тем, что немцы о нем забыли, прорвал довольно хилое окружение из пехотных частей, и гремя огнем, сверкая блеском стали сорвался из Марьиной Горки в еще один рейд по немецким тылам. В Минск бригада Катукова, правда, не полезла, обойдя его по большому кругу, по дороге через Червень вышла к Смолевичам, разом перерезав железнодорожные и шоссейные магистрали, снабжавшие сражавшуюся за Борисов кампфгруппу генерал-лейтенанта Эрнста Хаммера, которая в результате оказалась между молотом и наковальней.
Если учесть, что катуковцы начали свою операцию вечером, а к утру, пройдя за ночь восемьдесят километров, оказались уже в Смолевичах, появление на немецких коммуникациях большой группы советских танков и мотопехоты для генерала-фельдмаршала Листа оказалось подобным внезапному удару палкой по затылку. Кстати, именно в Смолевичах на шестой день войны 7-я танковая дивизия гитлеровцев из состава 3-й танковой группы генерала Гота перерезала шоссейные и железнодорожные магистрали Минск-Москва, чем и побудили генерала Павлова и его подельников позорно бросить свой пост и, оставив войска в Минске без управления, удрать на восток. А вслед за ним потянулись и остальные – командование 13-й армии и двух ее корпусов (и это несмотря на имевшийся на тот момент приказ наркома Тимошенко и начальника генштаба Шапошникова Минск не сдавать ни в коем случае, даже несмотря на полное окружение).
Впрочем, немцы оказались не такими слабонервными, как Павлов. Со стороны Минска к Смолевичам выдвинулась сводная кампфгруппа, состоящая из самых боеспособных соединений и такая же кампфруппа формировалась под Борисовым из частей, дерущихся за город 71-й и 75-й пехотных дивизий. Но Катуков оказался быстрее немцев, которым надо было еще сформировать свои кампфгруппы – смяв расположенный на станции Жодино запасной батальон, он всей массой своих танков и мотопехоты с разбегу врезался в район поселка Печи, расположенного на западной окраине Борисова, ударив по тыловым, штабным и резервным подразделениям группировки генерала Хаммера.
Немцы привычно попытались прикрыться противотанковым заслоном, сконцентрировав на ключевом направлении всю наличную противотанковую артиллерию; и тут вновь свою роль сыграли развернувшиеся клином в первых рядах атакующих танки Т-55М. Напрасно наводчики германских «колотушек» дрожащими руками ловили в прицел их изляпанные белыми пятнами приземистые округлые контуры. Выстрел следовал за выстрелом, но массивные «суперпризраки