Мама также не занимала важного положения, но, увидев выражение ее лица, когда сваха произносила свои речи, я поняла, какие мысли бродят у нее в голове. В доме все решали Папа и Бабушка, но на каждого из них можно было повлиять. Хотя заявление свахи и было хорошим знаком для меня, оно означало, что моему отцу придется усердно трудиться, чтобы собрать мне приданое, достойное более высокого брака. Если же он не согласится на предложение свахи, то лишится уважения не только в нашей деревне, но и во всем уезде.
Я не знаю, решили ли они мою судьбу в тот день, но для меня все уже перестало быть прежним.
Будущее Прекрасной Луны изменилось вместе с моим. Я была на несколько месяцев старше, но было решено, что нам обеим начнут бинтовать ноги в то же время, когда начнут бинтовать ноги Третьей Сестре. Хотя я продолжала выполнять свою работу за пределами дома, я больше никогда не ходила к реке с моим братом. Я больше никогда не ощущала прикосновения прохладной, быстро текущей воды к моей коже. До этого Мама никогда не била меня, но оказалось, что это был всего лишь первый из многочисленных ударов, которыми она награждала меня в течение нескольких последующих лет. Хуже того, мой отец перестал относиться ко мне по-прежнему. Я больше не сидела у него на коленях, пока он курил свою трубку. В одно мгновение я превратилась из никчемной девочки в нечто такое, что могло быть полезно семье.
Мои бинты и специальные туфельки, которые моя мать сделала для того, чтобы положить их на алтарь Гуаньинь, были отложены в сторону, так же как бинты и туфельки, сделанные для Прекрасной Луны. Мадам Ван принялась периодически наносить нам визиты. Она всегда приезжала в своем собственном паланкине. Всегда осматривала меня с головы до ног. Всегда спрашивала, как идет мое обучение домоводству. Я бы не сказала, что она была любезна со мной. Я была для нее всего лишь средством получить выгоду.
В течение следующего года мое обучение в верхней комнате стало более серьезным, и я уже многое знала. Например, что мужчины редко входят в женскую комнату; она была только нашей, где мы могли заниматься своей работой и делиться мыслями. Я знала, что почти всю свою жизнь проведу в комнате, подобной этой. Я также знала, что разница между нэй — внутренним миром дома — и вай — внешним миром мужчин — является самой сердцевиной конфуцианского общества. Будь ты беден или богат, будь ты императором или рабом, домашний мир предназначен для женщин, а внешний — для мужчин. Женщинам не следует выходить за пределы своих комнат ни в мыслях, ни на деле. Я также поняла, что нашими жизнями управляют два конфуцианских идеала. Первый — это «Три Повиновения», которые гласят: «Девочкой повинуйся своему отцу; женой повинуйся своему мужу; вдовой повинуйся своему сыну». Второй — это «Четыре Добродетели», которые определяли поведение женщины, ее речь, движения и занятия: «Будь целомудренной и уступчивой, спокойной и честной; будь тихой и приятной в речах; будь сдержанной и изящной в движениях; будь совершенной в ручной работе и вышивании». Если девочки не будут забывать эти принципы, они станут добродетельными женщинами.
Мои занятия теперь приобрели практический характер. Я научилась вдевать нитку в иголку, выбирать цвет ниток, делать маленькие и ровные стежки. Это было важно, так как Прекрасная Луна, Третья Сестра и я начали трудиться над туфлями, которые нам предстояло носить в течение двух лет, пока будет длиться процесс бинтования ног. Нам были нужны дневные туфли, специальные тапочки для сна и несколько пар плотных носков. Мы начали с вещей, которые подходили нам сейчас, чтобы затем перейти ко все меньшим размерам.
Что еще важнее, моя тетя начала учить меня нушу. В то время мне было не совсем понятно, почему она принимала во мне такое участие. Я по глупости считала, что если я усердна, то смогу вдохновить своим примером Прекрасную Луну. А если она будет усердной, то, возможно, выйдет замуж более удачно, чем ее мать. Но на самом деле моя тетя надеялась обучить нас секретному письму для того, чтобы мы с Прекрасной Луной, могли переписываться всю жизнь. Я также не знала, что это было причиной конфликта между моей тетей, моей матерью и Бабушкой. Ни Мама, ни Бабушка не были обучены нушу, равно как и мой отец и мой дядя не были обучены мужскому письму. Мне все же приходилось видеть мужское письмо, но не с чем было его сравнить в то время. Теперь я могу сказать, что мужское письмо отчетливое, каждый иероглиф легко вписывается в квадрат, в то время как нушу похоже на мушиные лапки или на птичьи следы на песке. В отличие от мужского письма, иероглифы нушу не представляют собой отдельных слов. Наши иероглифы по своей сути скорее фонетические. В результате каждый иероглиф может означать любое из слов, которые имеют одинаковое звучание. Поэтому если иероглиф обозначает звуки, которые создают, например, слово «ключ», то значение этого слова надо искать в контексте. И все же надо было приложить много усилий, чтобы убедиться в том, что мы не искажаем смысл написанного. Многие женщины — как моя мать и Бабушка — никогда не обучались этому письму, но они все же знали некоторые песни и истории, многие из которых звучали в ритме «та-дум, та-дум, та-дум».
Тетя обучила меня особым правилам нушу. Его использовали для того, чтобы писать письма, песни, автобиографии, уроки женских обязанностей, молитвы богине и, конечно же, популярные истории. Можно было писать кисточкой и чернилами на бумаге или на веере; делать вышивки на носовых платках или выткать текст на материи. Было можно и должно петь перед женщинами и девочками, но помимо прочего нушу было предназначено для чтения и наслаждения в одиночестве. Два главных правила нушу гласили: мужчины никогда не должны знать о том, что такое письмо существует, и мужчины никогда не должны соприкасаться с нушу в любой его форме.
Все шло своим чередом — Прекрасная Луна и я каждый день обучались новому мастерству, пока не настал мой седьмой день рождения — день, когда к нам снова пришел прорицатель. На этот раз он должен был выбрать одну дату для всех трех девочек — Прекрасной Пуны, меня и Третьей Сестры, единственной из нас, кто была в правильном возрасте для начала бинтования ног. Прорицатель мычал и хмыкал. Он сравнивал наши восемь знаков. Но когда все было сказано и сделано, он остановился на дне, обычном для девочек в нашем регионе, — двадцать четвертом дне восьмого лунного месяца. В этот день те, кому предстоит бинтование, возносят молитвы и возлагают последние подношения Деве с Крохотными Ступнями, богине, которая наблюдает за бинтованием.
Мама и Тетя заканчивали подготовку к бинтованию, делали новые ленты. Они кормили нас клецками с красной фасолью, чтобы помочь нашим костям стать мягкими, как клецки, и чтобы наши ступни размером не превосходили размер клецок. Многие женщины из нашей деревни приходили навестить нас в нашей верхней комнате. Названые сестры Старшей Сестры желали нам удачи, приносили нам сладости и поздравляли нас с официальным вступлением в пору женской зрелости. Звуки праздника наполняли нашу комнату. Все были счастливы, пели, смеялись, болтали.
Теперь я знаю, что было много вещей, о которых никто не говорил. (Никто не сказал, что я могу умереть. Только после того, как я перешла жить в дом мужа, моя свекровь рассказала мне, что одна из десяти девочек умирает от бинтования не только в нашем уезде, но и во всем Китае.)
Я знала только, что бинтование сделает меня более взрослой и более пригодной для замужества и приведет меня к величайшей любви и величайшей радости в жизни женщины — к рождению сына. Чтобы достигнуть этого, мне необходимо иметь пару превосходно перебинтованных ног с семью четкими признаками: они должны быть маленькими, узкими, прямыми, заостренными и выгнутыми, и при этом благоухающими и мягкими. Из всего этого самое главное — длина. Семь сантиметров — приблизительная длина большого пальца руки — это идеал. Дальше — форма. Совершенная ступня должна иметь форму, похожую на бутон лотоса. Она должна быть полной и округлой у пятки и заостряться спереди, чтобы весь вес тела, приходился на большой палец ноги. Это означает, что пальцы и свод ноги должны быть сломаны и загнуты назад к пятке. И, наконец, щель, образованная пальцами ног и пяткой, должна быть достаточно глубокой, чтобы туда могла встать большая монета. Если я сумею достичь всего этого, наградой мне будет счастье.
Утром двадцать четвертого дня восьмого лунного месяца мы поднесли Деве с Крохотными Ступнями клейкие шарики из риса, а наши матери возложили миниатюрные туфельки, которые они сшили раньше, на алтарь перед маленькой статуей богини Гуаньинь. После этого Мама и Тетя разложили квасцы, вяжущее средство, ножницы, специальные щипцы для ногтей, иголки и нитки. Они вынули длинные бинты, которые приготовили заранее; каждый бинт был шириной пять сантиметров, длиной три метра, и все они были слегка накрахмалены. Затем все женщины в доме поднялись наверх.
Старшая Сестра пришла последней и принесла ведро кипяченой воды, в которой плавали корни тутовника, молотый миндаль, травы, коренья, а также там была моча.
Как самая старшая, я пошла первой и была настроена показать всем свою храбрость. Мама вымыла мне ноги и натерла их квасцами, чтобы сжать ткани и уменьшить неизбежное кровотечение и гнойные выделения. Она обрезала мне ногти как можно короче. В это время мои бинты намокали, чтобы, высохнув у меня на ногах, стянуть ступни сильнее. Затем Мама взяла один из бинтов, приложила его конец к моему подъему и обернула четыре пальца, загнув их под ступню, а затем обернула бинт вокруг пятки. Следующая петля — вокруг щиколотки — удерживала первые две петли и не давала им ослабнуть. Смысл действия состоял в том, чтобы пальцы соединились с пяткой, образовав щель, но при этом оставив свободным большой палец, необходимый для ходьбы. Мама повторяла все эти действия до тех пор, пока все бинты не кончились. Тетя и Бабушка через ее плечо следили за тем, чтобы на бинтах не образовались складки и морщинки. Наконец Мама пришила край бинта как можно крепче, чтобы повязка не ослабла и чтобы я не могла высвободить ногу.