Я почувствовала, как что-то сжалось в том чувствительном месте, где мои ребра сходятся над желудком. Казалось, будто вся кровь отхлынула от моей головы, и я подумала, что могу упасть в обморок. Я не знала, смогу ли высидеть в комнате вместе со Снежным Цветком и при этом сохранить свое достоинство. Я быстро оглядела остальных. Снежный Цветок не привела с собой ни Иву, ни Лотос, ни Цвет Сливы. Я выдохнула с облегчением. Если бы хоть одна из них была там, я бы ушла.
Я заняла место у противоположной стены. На празднике все было, как обычно: пение, жалобы, истории и шутки. Затем мать невесты попросила Снежный Цветок рассказать о своей жизни, начиная с тех пор, как она покинула Тункоу.
«Сегодня я спою Песнь Оскорбления», — заявила Снежный Цветок.
Это было совсем не то, что я ожидала. Как могла Снежный Цветок при всех выказать свою обиду на меня, когда обиженной стороной была я? Если уж на то пошло, это мне надо подготовить песню обвинения и возмездия.
«Фазан пронзительно кричит, и его крики разносятся далеко», — начала Снежный Цветок. Женщины, бывшие в комнате, повернулись к ней, услышав знакомый запев этого традиционного вида рассказа. Снежный Цветок начала петь в том самом ритме та-дум, та-дум, та-дум, который уже много месяцев стучал у меня в голове. «Пять дней я жгла ладан и молилась, чтобы обрести мужество прийти сюда. Три дня я кипятила ароматную воду, чтобы отмыться самой, отмыть свою одежду и выглядеть прилично перед своими старыми друзьями. Я вложила в песню свою душу. Когда я была девочкой, меня ценили как дочь, но все здесь знают, как тяжела была моя жизнь. Я потеряла свой родной дом. Я потеряла свою родную семью, женщины в моей семье были несчастливы в двух поколениях. Мой муж недобр ко мне. Моя свекровь жестока. Я была беременна семь раз, но только трое из моих детей вдохнули воздух этого мира. Теперь остались в живых только сын и дочь. Кажется, будто я проклята судьбой. Должно быть, я совершила дурные поступки в прошлой жизни. Я значу меньше, чем все другие».
Названые сестры невесты заплакали от сочувствия, как им и полагалось. Их матери слушали, охая и ахая в самых жалостливых местах и качая головами в знак неизбежности женской судьбы. Они восхищались тем, как Снежный Цветок выражала словами свои страдания.
«У меня было одно счастье в моей жизни — моя лаотун», — продолжала Снежный Цветок. Та-дум, та-дум, та-дум. «В нашем договоре мы написали, что между нами никогда не будет сказано ни одного резкого слова, и двадцать семь лет так оно и было. Мы всегда говорили правду друг другу. Мы были, словно две длинные лозы, которые переплелись между собой навеки. Но когда я рассказывала ей о своих печалях, у нее не хватило терпения. Когда она увидела, как я слаба духом, она напомнила мне о том, что мужчины пашут, а женщины прядут, что прилежание и трудолюбие не приносят голода, она думала, что я могу изменить мою судьбу. Но как мир может существовать без бедных и несчастных?»
Я видела, что женщины плачут от жалости к ней. Я была просто ошеломлена.
«Почему ты отвернулась от меня? — запела Снежный Цветок высоким, красивым голосом. — Мы с тобой — лаотун, в своих душах мы вместе, даже если мы не можем быть вместе в повседневной жизни». Внезапно она сменила тему: «И зачем ты обидела мою дочь? Весенняя Луна слишком молода, чтобы понять причину, но ты все равно не скажешь. Я не думаю, что у тебя злое сердце. Я прошу тебя вспомнить, что когда-то наша любовь друг к другу была глубокой, как море. Не заставляй страдать третье поколение женщин в нашей семье».
При этих последних ее словах атмосфера в комнате изменилась, все прониклись сочувствием к Снежному Цветку из-за моей мнимой несправедливости. Жизнь ее и жизнь ее дочери и без того была тяжела, а я делала ее еще тяжелее — тяжелее для тех, кто был слабее меня.
Я выпрямилась. Я была Госпожой Лу, женщиной, которая пользовалась самым большим уважением в уезде, и мне следовало быть выше всего этого. Но я запела в лад с тем ритмом, который стучал у меня в голове и в сердце столько месяцев.
«Фазан пронзительно кричит, и его крики разносятся далеко», — начала я, и в это время Песнь Оскорбления начала складываться у меня в уме. Мне все еще хотелось быть благоразумной, поэтому сначала я ответила на последнее и самое несправедливое обвинение Снежного Цветка. Я пела и смотрела на лица женщин, сидящих вокруг. «Наши дочери не могут стать лаотун. Они ни в чем не схожи. Ваша прежняя соседка хочет чего-то для своей дочери, но я не нарушу запрета. Сказав «нет», я сделала то, что сделала бы любая мать».
«Все женщины в этой комнате знают, что такое нужда. Нас, девочек, считают никчемными ветвями семейства. Мы можем любить наши семьи, но мы не остаемся в них надолго. Мы выходим замуж в деревни, которых мы не знаем, в семьи, которых мы не знаем, за мужчин, которых мы не знаем. Мы без конца трудимся, а если мы жалуемся, то теряем остатки уважения своих новых родственников. Мы рожаем детей, иногда они умирают, иногда умираем мы. Когда мы надоедаем нашим мужьям, они берут себе наложниц. Мы все знаем, что такое несчастье — неурожай, морозные зимы, засуха. Во всем этом нет ничего особенного, но эта женщина ищет особого внимания к своим горестям».
Я повернулась к Снежному Цветку. Когда я обращалась прямо к ней, слезы застилали мне глаза, и я сожалела о каждом сказанном мною слове. «Мы с тобой были, как пара уточек-мандаринок. Я всегда была верной тебе, но ты отринула меня ради названых сестер. Девочка посылает веер другой девочке и не пишет при этом на других веерах другим девочкам. У хорошей лошади не бывает двух седел; хорошая женщина остается верной своей лаотун. Возможно, именно из-за твоего вероломства твой муж, твоя свекровь и твои дети, и, да, твоя преданная тобой половинка не любят тебя так, как могли бы любить. Ты позоришь нас всех своими девичьими капризами. Если бы мой муж пришел сегодня домой с наложницей, то меня изгнали бы с моего ложа, пренебрегли мною, перестали бы обращать на меня внимание. И я, как и все женщины, находящиеся здесь, приняла бы это. Но… от… тебя…»
У меня перехватило горло, и слезы, которые я до сих пор удерживала, покатились из глаз. На секунду мне показалось, что я не смогу продолжать. Я постаралась превозмочь свою боль и вернуться к тому, что могли бы понять все слушавшие меня женщины. «Мы можем ожидать, что наши мужья разлюбят нас, они имеют на это право, а мы всего лишь женщины. Но вынести подобное от другой женщины, которая из-за своего пола видит в жизни так много жестокости, просто невозможно».
Я продолжала говорить, я напомнила соседкам о моем положении, о моем муже, который привез соль в деревню, и о том, как он помог всем людям из Тункоу перебраться в безопасное место во время мятежа.
«Мой порог чист», — провозгласила я, а потом обратилась к Снежному Цветку: «А как насчет твоего?»
И в этот момент ничем не сдерживаемый поток гнева вырвался на поверхность, и никто в комнате не смог бы остановить меня. Слова, которые я произносила, шли из самых темных глубин моего существа, и у меня было такое ощущение, будто меня заживо резали ножом на куски. Я знала все о Снежном Цветке, и я использовала это против нее под видом сохранения своей благопристойности и пользуясь силой положения. Я унижала ее перед другими женщинами и обнажала каждую из ее слабостей. Я ничего не удержала в себе, потому что потеряла всякую власть над самой собой. Давнее непрошеное воспоминание возникло передо мною: я увидела, как моя младшая сестра молотит ногой воздух, а вокруг ее ноги развеваются бинты. С каждым бранным словом в адрес Снежного Цветка я чувствовала, что мои бинты становятся все свободнее и что я, наконец, могу высказать все, что думаю на самом деле. Прошло много лет, прежде чем я осознала, что мои ощущения в тот момент были совсем неверными. Бинты не становились свободными и не летали по воздуху, ударяя мою лаотун. Они скорее оборачивались все теснее и теснее вокруг меня, стараясь выдавить из моего сердца самую глубокую любовь, о которой я мечтала всю жизнь.
«Эта женщина, бывшая ваша соседка, взяла с собой приданое, сделанное из приданого ее матери, поэтому, когда бедная женщина оказалась на улице, у нее не было ни одеяла, ни одежды, чтобы согреться, — провозгласила я. — Эта женщина, бывшая ваша соседка, не содержала свой дом в чистоте. Ее муж занимается нечистым ремеслом, он забивает свиней на помосте перед домом. Эта женщина обладает многими талантами, но растрачивает их понапрасну. Она отказывается учить других женщин в доме ее мужа нашему тайному языку. Эта женщина, бывшая ваша соседка, лгала о своей жизни, когда была девочкой в свои дочерние годы, лгала, когда была девушкой, в свои годы закалывания волос, и продолжает лгать, будучи женой и матерью, в свои годы риса-и-соли. Она лгала не только всем вам, но и своей лаотун».
Я помолчала и оглядела женщин, сидевших вокруг меня. «На что она тратит свое время? Я скажу, на что. На свою похоть! У животных периодически происходят течки, но у этой женщины постоянная течка. Ее случки заставляют умолкнуть всех домочадцев. Когда мы убежали в горы от мятежников — тут я наклонилась вперед, а остальные наклонились ко мне, — она занималась постельными делами со своим мужем, вместо того, чтобы быть со мной — со своей лаотун. Она говорит, что, должно быть, совершила плохие поступки в прошлой жизни, но я как Госпожа Лу говорю вам, что ее плохие поступки в этой жизни определили ее судьбу».
Снежный Цветок сидела напротив меня, слезы текли по ее лицу, но я была в таком отчаянии и смятении, что могла лишь изливать свой гнев.
«Когда мы были девочками, мы подписали договор, — заключила я. — Ты дала мне обещание, которое нарушила».
Снежный Цветок глубоко вздохнула. Губы ее дрожали, когда она говорила: «Ты как-то попросила, чтобы я всегда говорила тебе правду, но когда я говорю ее тебе, ты все понимаешь неправильно или не хочешь слышать то, что я говорю. В своей деревне я нашла женщин, которые не смотрят на меня сверху вниз. Они не критикуют меня. Они не ждут, что я стану тем, кем не являюсь».