— Теперь, Пам, — сказал Борис, — когда ты более возбуждена, подними его ей навстречу — подними свое местечко навстречу ее рту. И подними ноги чуть повыше.
Конечно, это были посторонние звуки в записи, но при монтаже эти слова вырежут — и Памела повиновалась, подавшись вверх.
— Вот так, — сказал Борис, — теперь положи одну руку — твою левую руку — ей на голову и потяни ее на себя, а свою правую руку перемести на грудь и поддержи ее. Прекрасно. Теперь только постарайся так и держаться. Пам. Пожалуйста.
— Я стараюсь, стараюсь, — пробормотала она почти с болью в голосе, — о, Боже… — и ее дыхание стало прерывистым, а затем она стонала, кусала нижнюю губу, крутила головой из стороны в сторону, прежде чем ее тело охватила сильная дрожь, голова запрокинулась назад, а рот открылся с тихим стенанием, — … о, пожалуйста, пожалуйста, оохххх… — Она судорожно глотнула воздух и начала всхлипывать, отстраняясь от Арабеллы и прикрывая рукой влагалище, как бы защищаясь.
— О'кей, стоп, — тихо сказал Борис и подошел, чтобы успокоить девушку, плакавшую навзрыд.
— Это было прекрасно, Пам, — мягко сказал он, — абсолютно прекрасно. Ты настоящая великая актриса.
— Что может быть общего у актерского мастерства с этим? — спросила она полным слез голосом, но было очевидно, что этот комплимент, по крайней мере, хоть чуточку утолил ее горе, и она начала вытирать слезы.
Элен Вробель заметила это, когда появилась, неся халаты, и закричала через плечо:
— Гример, салфетки, пожалуйста!
— Я это и имел в виду, Пам, — продолжал Борис, — это было потрясающе — ты тоже, Арабелла, — добавил он, обхватывая рукой свою супер-звезду, которая, казалось, была чем-то смутно раздражена.
— Но почему мы остановились? — пожелала она узнать.
Борис посмотрел на Памелу.
— Да, это было так великолепно… я думал, ты вот-вот кончишь.
— Но я и кончила, — воскликнула Пам, с удивлением глядя то на одного, то на другого. — Силы небесные, разве вы не поняли?
Обиженное и угрюмое выражение на лице Арабеллы не изменилось.
— Но это не причина, чтобы останавливаться, — сказала она, — и отталкивать меня от себя так, как будто тебе это не понравилось. — Она повернулась к Борису. — Разве я не права, Борис?
— Ну…
Памела не могла поверить своим ушам.
— Но я чувствовала, что того и гляди потеряю сознание или что-нибудь еще. Вы, наверное, не верите, что я еще могла продолжать так держаться?
— Дело в том, — сказал Борис, — что нам надо закончить сцену на твоем повиновении ей — я имею в виду, что мы не можем закончить на том, что ты ее отвергаешь, не правда ли? — Он подумал об этом несколько секунд. — Ты знаешь, потерять сознание, может, и не плохая идея.
— Ну, — горестно сказала Памела, — я же не могу потерять сознание, если она не остановится, не так ли?
— Ну, может быть, не в точности потерять сознание, но просто выглядеть… знаешь ли, удовлетворенной.
— Но я об этом и говорю — я не могу ничего сделать, если она будет продолжать это…
— Ты имеешь в виду после того, как ты кончила?
Она вздохнула и скромно посмотрела в сторону.
— Да.
— Ну… а что если ты кончишь дважды?
Это предположение заставило ее опять разразиться слезами.
— О, я просто не смогу, я не смогу, не смогу…
— О'кей, — сказал Борис, — мы это утрясем. — И он улыбнулся самому себе. Великолепно, по крайней мере, теперь она на самом деле признала наличие оргазма как составную часть этой сцены.
Третий дубль был снят в соответствии с планом, конечно, за исключением того, что Арабелла не остановилась, как обещала, и Памела кончила дважды, во второй раз почти истерично, когда Арабелла ввела два пальца, продолжая в то же время сосать и покусывать ее клитор, а затем она безвольно упала как сломанная кукла.
14
Запасным вариантом, то есть эпизодом, внесенным в расписание как альтернатива эпизоду на озере в случае дождя — была любовная сцена между Арабеллой и ее дядей… дядю должен был сыграть некий вульгарный тип Сид Крейссман.
— Если Сид на самом деле попытается войти в нее, — говорил Борис Тони, — она может действительно прийти в ярость, я имею в виду, она начнет вести себя по-настоящему жестоко… ты знаешь, расцарапает ему лицо, попытается изуродовать его или что-нибудь еще.
Тони заговорил своим рутинным голосом бесстрастного менестреля:
— Изуродует его лицо или изуродует его член? Хи-хи-хи! — И он сделал быстрые легкие движения в ритме тустепа.
— Дело в том, — объяснил Борис, — что мы должны снять один кадр его лица, когда он кончает, верно? Естественно, единственный способ, чтобы наверняка достичь этого, — снять с другой девицей… Иветт — мы не можем рассчитывать, что Арабелла позволит такого рода вещи, не так ли? И прежде всего мы не можем рисковать тем, что она сожжет свои стога и уйдет из картины. Уж лучше снимем сначала все это с Сидом и этой шлюшкой — ты знаешь, все это дело с проникновением.
15
Сид, понятно, немного мандражировал, совершая свой экранный дебют таким сомнительно благоприятным способом.
— Ты выглядишь великолепно, Сид, — сказал ему Борис, когда тот вышел из гардеробной.
Сид изучил себя — грязный полинявший рабочий комбинезон, серая рабочая рубашка и большие ботинки — в длинном зеркале.
— Боже, я, должно быть, свихнулся, позволив вам, ребята, втянуть себя в подобную авантюру!
Тони изобразил удивленное восхищение.
— Теперь я могу это видеть, Сид, твою истинную и подлинную сущность! Парень от сохи! Из самого великого сердца Америки! …«проворно вспахивающий свои обширные акры… а ветер уносит с собой через поля запах сосен и навоза, и ритм старой, древней работы входит в твою душу». Под привычным внешним налетом циничного морального разложения, Сид Крейссман, ты простой честный фермер! Спинной хребет нашей великой земли! Как насчет легкого перепихнона?! — И он бросился на огромный зад Сида с выпяченным тазом.
Борис расхохотался, но Сида это не развлекло.
— Вы можете быть серьезными, черт возьми! Я здесь собираюсь сделать из себя настоящего шмака[17], а вы все дурака валяете…
— Теперь успокойся, Сид, — заверил его Борис, — ты знаешь, я бы не попросил тебя сделать что-либо подобное. Не забывай, что ты собираешься нацелиться на легендарный зад Арабеллы — вся ее лавка, приятель, прямо перед тобой, открыта для тебя! И, кроме того, ты страдаешь во имя искусства.
— Искусство, вот что это такое, — подтвердил Тони.
— Жопа не искусство, — отрезал Сид. — Это грязный фильм, вот что это такое! Ну, хватит, давайте же разделаемся с этим.
16
Ники изобразил и построил декорации в точности так же, как их вспомнила и описала Арабелла: провансальская комната с темными стенами — маленькая, с высоким потолком и одним широким окном с белыми занавесками, большая кровать с четырьмя ножками и пуховым стеганым одеялом, маленьким камином из камня, темным полом из широких досок, умывальник с мраморным верхом, глиняным кувшином и керосиновой лампой с треснувшим стеклом.
Когда прибыли Борис. Сид и Тони, пуховое одеяло лежало скомканным на полу в ногах кровати вместе с нижней частью пижамы Иветт — пока их привлекательную владелицу, лежащую на кровати лишь в одной незастегнутой верхней половине, освещал Ласло и брал в фокус оператор.
Тони подтолкнул Сида локтем в бок.
— Фу, — прошептал он, — посмотри туда. Готовы нырнуть в нее, Сид?
Эти кадры должны были начаться с момента, где обрывались другие, еще не отснятые, — то есть прямо в миг проникновения, другими словами, все предшествующее проникновению (расстегивание верха пижамы, ласкание грудей, стягивание низа пижамы и т. д.) будет снято позже, с Арабеллой.
— О'кей. — сказал Борис, кивнув Сиду с приглашением последовать за собой к кровати, — ты не хочешь снять его сейчас? — Он говорил о комбинезоне, поскольку во имя добротной кинематографической образности Борис и Тони решили позволить поэтическую вольность, слегка переделав версию Арабеллы, и снимать дядю обнаженным.
— Боже, — воскликнул Сид, — я сомневаюсь, что смогу добиться отвержения, черт возьми!
— О, она знает, как с этим справиться, все в порядке, — заверил его Борис, — за что она получит полторы тысячи долларов? А теперь смелее, Сид, ты задерживаешь кадр.
— А если ты задерживаешь кадр, — саркастически заметил Тони, — то ты задерживаешь всю картину. Верно, Сид?
— Ну, потерпите минутку, — забеспокоился Сид, — по крайней мере, дайте мне хоть немного его расшевелить! — Он остановился, потянулся вниз и начал сжимать свой пенис под комбинезоном.
— О'кей. Сид, — закричал Тони от края декорации. — Ну-ка извлеки этот грубый животный член! Давайте посмотрим немного на его поведение!
— Ты только посмотри на нее, Сид, — скачан Борис, когда они приблизились к кровати. — Она выглядит как Арабелла, черт возьми! Ты можешь вообразить, что трахаешь Арабеллу. — И обращаясь к девушке:
— Бэби, ты выглядишь изумительно — поглядим, удастся ли тебе устроить нашему другу здесь прекрасное большое полуторатысячедолларовое отвердение, о'кей?
— Отвердение? — спросила Иветт, — что это значит «отвердение»?
— Отвердение, — раздельно сказал Борис, как будто для читающего по губам, и указал на то место, где Сид по-прежнему тискал рукой.
— О, да, отвердение, — сказала она, ее лицо осветилось пониманием, — да я понимаю, отвердение! Иди … — и она протянула руку к Сиду, — иди в постель, Иветт сделает тебе большое прекрасное отвердение.
— Да, иди, Сид, — сказал Борис.
Сид покорно начал снимать свой комбинезон.
— Ты знаешь, — бормотал он, — мне никогда не нравилось залезать в постель с девкой, не подняв его немного, мне не нравится иметь полную эрекцию, когда забираешься в постель с девкой, но мне все же нравится, когда он немного приподнят.
Пока Сид залезал в постель, Борис расположил комбинезон на полу так, чтобы этот грубый грязный предмет одежды слегка переплетался с изящно-роскошными, по-девичьи невинными пижамными штанишками. Он подозвал Ласло и указал на них.