Вадик оглядел студию, поднял с пола несколько бумажек, а те, что помельче, сгреб ногой под стол.
– Ну? Чем не любовное гнездышко? Только ящики лучше к стене ставь. А то у меня один раз разъехались…
– Короче, я дома поработаю. – Рома закрыл программу и вытащил флешку.
– Ты чем слушаешь?! Ноги в руки – и к девчонкам!
– Мне завтрака хватило!
– Значит, так, – Вадик дернул на себя Ромино кресло на колесиках и силком развернул горе-донжуана. – Мне Лиза прямо сказала: или пристрой Катю, или никак. Понял? Катю парень бросил, она типа в депре…
– И я его понимаю.
– Ты понималку-то свою засунь, ясно? Понимать он мне тут будет! Ладно, ты ушел в отказ, я-то себе ничего в узел завязывать не собираюсь! Так что давай, развлекай Катю и будь няшей. И потом, брошенные девушки – это ж самое оно! Самооценка ниже плинтуса, и эта их фишка, что надо клин клином…
– Придурок, – Рома обреченно закатил глаза.
– Ты мне еще спасибо скажешь! А то на Юну решил губу раскатать… И кто после этого придурок?
– Черт, Юна! – Рома хлопнул себя по лбу и развернулся обратно к компьютеру. – Она же в конкурсе согласилась участвовать!
– Да?! – тут же оживился Вадик. – Ты ей уже втер фотосессию, визаж, наряды?
– Не, возьмем из вчерашних. Вот я как раз думал: лучше вот эту, где у нее слезы – или сеновал? На сеновале, правда, все видно, а там простыня… Вдруг по цензу не пройдем? Сварщица, конечно, огонь, но…
– Ты рехнулся, да? Смысл конкурса в чем был? Чтобы денег стрясти. Какой на хрен сеновал? И мы еще за него мало взяли, я вчера полночи мотался и искал, куда это сено подкинуть незаметно. Менты, сволочи, докопались. И камеры везде понатыканы. Чуть не сдох таскать туда-сюда! Пришлось раскидать по газону, типа таджики косили и не убрали.
– Я просто хочу поднять ей самооценку!
– Ты «Модный приговор», что ли, самооценку поднимать? Нам студию окупать надо!
– Мы этот месяц и так за ее счет отбили.
– А надо следующий! – злился Вадик. – Балды кусок.
– Во-первых, она сказала: никаких больше сессий. – Рома листал вчерашние фотографии на предмет самой удачной. – Она тоже не дура! Будешь ее так доить, она и от свадьбы откажется. Во-вторых, в платьях и нарядах все будут. А мы можем побить их интересным форматом. Конкурс от лондонского журнала, а они до чертиков любят все оригинальное… Вот! Смотри, тут и сено, но вроде грудь прикрыта… А взгляд какой, взгляд! И эти рябиновые бусы… А? Скажи, бомба?!
– Тротил, – скептически фыркнул Вадик. – Ладно, шли эту. Зато хоть засветимся… Кто депутатскую дочку снимал? «The CuCkoo’s Nest». И все как повалят, как повалят… Цену загнем…
– Не-а, – Рома открыл страницу конкурса. – Она под псевдонимом хочет. Вот тут адрес надо на кириллице или латинице?
– Вы что, двинулись оба?! Какой псевдоним?! А пиар?!
– А я тебе скажу, какой, – Рома отпихнул друга, который от возмущения уже чуть ли не в ухо плевался. – Ей жених не разрешает. Папаша у нее – тоже тот еще фрукт. Я погуглил. Ты будешь ему объяснять, с какого рожна мы его дочь голышом в западном конкурсе вывесили?
– Так конкурс-то в России… И журнал на русском…
– Вот-вот, – закивал Рома. – Так ему и говори. И ничего, что это филиал, а головной офис в Лондоне. Считай, взял Юну, к парашюту привязал – и в тыл врага с вертолета сбросил. Да, Куприянов? Ты, я смотрю, бессмертный?
– Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты кайфолом? Вот запиши. – Вадик презрительно хмыкнул, но от компьютерного стола отошел.
Рома снова взялся заполнять анкету к конкурсу. По-хорошему, этим должна была заниматься сама Юна, но Рома по одному ее голосу понял, что рассчитывать на нее нельзя. Мадам Я-не-такая могла слиться в любую минуту, а этого Рома допустить не хотел. Кто знает, может, из него и вправду вышел бы отличный гей. Нет, не потому что Вадик за время долгой работы в студии бок о бок начал пробуждать нежелательные чувства. Просто в образе нетрадиционного парня Рома добился от девушки такого доверия и расположения, которого не видел еще никогда. Дружить с девочками он не умел, отношения запарывал легче, чем контрольные по математике. А сейчас вдруг осознал, наконец, что по-настоящему понял женщину. На каком-то интуитивном уровне ощутил, как ей нужна поддержка, крепкая рука, которая бы не за зад схватила, а вытянула бы из плена собственных комплексов. Кто знает, может, в этом и заключается Ромино призвание? Носить аляповатые пиджаки с шейными платками, жеманничать, чтобы никому в голову не пришло видеть в нем мужика, и в этом скафандре беспробудного гейства раскрывать девушек, помогать им поверить в себя и обрести гармонию?.. Да, кое-что все же придется завязать в узел, но ведь для высшей цели!
Сначала Рома злился, когда Юна зажималась и вдруг ни с того ни с сего расчехляла невидимый хлыст для самобичевания. Симпатичная девушка с не самым отвратительным женихом из обеспеченной семьи. Да-да, Рома и Игоря тоже проверил: на альфонса ревнивый зануда не тянул. А ведь некоторые дамы и в тридцать с гаком замуж не могут выскочить! С куда более стандартной фигурой. Так в чем проблема? Только во вредной маме и недалеком женихе?
Рома копнул глубже и нашел информацию про отца Юны. И вот тут-то пазл сошелся. Мощный лысый политический всадник со зловещими бровями. Парочки видео в интернете со скандалами на заседаниях Мосгордумы Роме хватило, чтобы руки зачесались от желания запустить сетевой мем «Брови Лебедева». Юнин батя – а именно так его хотелось называть – пугал одним своим видом, а уж стоило ему открыть рот… Если бы Рома рос под таким прессом, может, и он бы шарахался от камер, писался по ночам лет до тринадцати и женился на первой встречной, лишь бы только она забрала его из отчего дома.
Да, конкурс мог наделать проблем. И не столько Юне, сколько «Кукушкиному гнезду». Всех опасений Рома, разумеется, Вадику не озвучил. И самому-то было страшно, а уж Вадик, далекий от благородных порывов, тут же зарубил бы идею на корню. Но какое- то десятое чувство подсказывало Роме, что участие в проекте, нацеленном на бодипозитив, необходимо Юне как воздух. Она могла упираться, не верить жениху, не верить фотографам, списывая их комплименты на меркантильность. Но вот сотни объективных голосов и мнение экспертов ей придется услышать. Рома видел, какой может стать Юна, если позволить ей немного расправить крылья. И искренне хотел, чтобы именно такой она и осталась. Как в сказке: собирался сжечь лягушачью кожу Юны Прекрасной, чего бы это ни стоило.
– А какой псевдоним ей дадим? – Ромины пальцы зависли над клавиатурой.
– Какая разница? – Вадик метался по студии от нетерпения: мыслями он уже явно был на свидании со своей болтушкой Лизой. – Иванова, Петрова, Сидорова…
– Нет, надо подумать… Это слишком просто…
– Так и надо просто! Давай уже, если мы опоздаем на сеанс, придется все перекручивать!
– С именем я не уверен, но Юля – само напрашивается, да? – Рома задумчиво склонил голову набок.
– Да-да, – нетерпеливо отозвался Вадик. – Юля Сидорова. Блеск! Идем?
– А если она выиграет? Ну, чисто теоретически, – колебался Рома. – И захочет работать моделью… Юля Сидорова— как-то скучно…
– Тогда Каролина Вагнер. Доволен? – Вадик чуть ли не подпрыгивал у двери, как собака, которая услышала заветное «гулять».
– Ты дурак, что ли? Какой Вагнер?
– По фиг, Рома!.. – Вадик страдальчески застонал, потом вдруг сорвался с места, торопливо постучал по клавишам, громко шарахнул по «энтеру» и хлопнул в ладоши. – Все. Давай переодевайся – и едем!
– Ты что там вбил? – опешил Рома. – Хоть бы посоветовался… Дай проверю… Чего?! Юля Кулешова? Моя фамилия? Совсем охренел? Как я ей это объясню?
– А чего тут объяснять? Хотела псевдоним? Нате. В следующий раз будет сама придумывать. Давай-давай, шнелле!
Рома все же подчинился, потому что физически больше не мог слушать эти завывания одинокого волка. Нет, из тысяч фамилий дать Юне именно его, Ромину! Это чем надо было думать? И что она теперь решит? Что он заявил на нее права? Что это какой-то намек? Очередное предложение? И ладно бы только Юна. А если история с конкурсом вскроется – а она вскроется, пройди никому не известная Юля Кулешова в финал. С журналистов станется: вывесят фотографию на обложку журнала, и любой, кто хоть изредка проходит мимо газетного киоска или выходит из машины на заправке, увидит ее. Не Лебедев, так Игорь, не мама Юны, так кто-то из добрых дружков… Однокурсников, одноклассников… Да хоть кто! Как только человек становится медийным, в его жизни сразу всплывает масса старых знакомых. И как только информация дойдет до отца Юны, тот обязательно решит, что Рома – очередной прохвост, который гоняется за его любимой дочуркой. Да, девяностые прошли. Но Рома не был уверен наверняка, что способы заставить человека исчезнуть резко забылись с наступлением нового тысячелетия. Яды, снайперы, киллеры, несчастные случаи… Почему-то при взгляде на густые брови господина Лебедева Роме казалось, что этот человек разбирается в подобных тонкостях. А нет – так просто выхватит шашку, – и прервется славная династия Кулешовых.
Ладно. Если уж помирать – то рыцарем. Ну, или на худой конец – на родительскую дачу. Окопаться под домом, вырыть землянку в парнике – чем не выход? И дождаться, пока на лице отрастет такая борода, что родная мать спутает с Марксом и не пустит на порог квартиры.
Вадик, этот неисправимый подхалим, притащил всю компанию на романтическую комедию. Лиза тут же повисла у него на шее, а Катя принялась рассказывать Роме, как ужасно подвел ее мастер в салоне красоты. Слов «архитектура бровей» оказалось достаточно, чтобы перекрыть все голливудские шуточки. Рома устроился в кресле поудобнее, представляя, как загадочный архитектор корпит над чертежами бровей, рассчитывая нагрузку на череп, утверждает документацию в бровестроительной комиссии, и глупо улыбался. Кате же, чтобы она не возмущала остальных зрителей свистящим шепотом, пришлось купить здоровенное ведро попкорна. Правда, тогда девушка начала хрустеть так, словно вместо челюстей у нее была дробилка для щебня.