Брайан Бролли как ошпаренный носился с обложкой альбома. Он заказал конверт, который должен был открываться в виде звезды и продемонстрировал нам кучу ужасных детских рисунков Иисуса. К несчастью, края звезды были сделаны и очень тонкого картона, который здорово ранил пальцы. Возможно, кто-то и мог подумать, что залитые кровью копии альбома «Иисус Христос – суперзвезда» – это слишком далеко зашедший маркетинговый ход. Довольно быстро мы отказались от экстравагантной упаковки, заменив ее обычными конвертами. Мы лично послали копию Дереку Джевеллу, критику из Sunday Times, чья рецензия на «Иосифа» дала старт нашей карьере. Не знаю, что там конверт сделал с его пальцами, но в следующем выпуске газеты он объявил, что «Суперзвезду» ждет тяжелая судьба, потому что она «окажется меж двух огней»: людьми, оскорбленными рок-явлением Иисуса, и фанатами рок-музыки, которые посчитают сюжет недостаточно крутым.
В действительности альбом был встречен огромной дозой британского безразличия, даже снисходительности. Было несколько хороших отзывов, но, поскольку в записи не участвовали знаменитости, сомневаюсь, что кто-либо из ведущих критиков дослушал альбом до конца. До того, как у меня появилось достаточно времени для переживаний, нам сказали готовиться к двухнедельной поездке в Америку. MCA США решили устроить премьеры альбома в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Торонто. Они должны были проходить в небольших церквях, что, как я считал, предполагало, что реакция американской аудитории будет такой же прохладной. Дэвид Ланд сказал, что американская компания хотя бы механически занималась раскруткой, так что нам нужно было улыбаться и делать все возможное. Два билета первого класса Trans World Airlines мы поменяли на Air India, потому что я подумал, что еда индийской авиакомпании будет намного интереснее. Сидя над луковым бхаджи, я раздумывал, может ли New Ventures Theatrical Management Ltd распрощаться с нами под Рождество.
РАЗМЕР ПОСЛАННОГО ЗА НАМИ ЛИМУЗИНА был первым намеком на то, что MCA Records предчувствуют что-то. Нас встречали два топ-менеджера и энергичный журналист Барри Киттлсон. Именно сидя в длиннющем монстре, мы впервые увидели американскую упаковку альбома. Это была обычная коричневая «оперная» коробка, украшенная простым логотипом и парой золотых ангелов, которые как бы образовывали собой круг. Внутри был элегантный прямоугольный буклет со списком исполнителей и словами песен. Я был ошеломлен. Обложка не могла быть более не похожей на убийцу пальцев, созданного дома. Я и представить не мог, что эти ангелы, станут первым мега-логотипом в истории музыкального театра. Затем мы разместились в уже несуществующем отеле Drake. Может, это и была угасающая гранд дама Манхэттена, но я никогда раньше не останавливался в таких местах.
Менеджеры, которые нас встречали, оказались Диком Бродериком, главой нью-йоркского отделения MCA, и парнем, который должен был стать нашим наставником – Эллисом Нассуром, который вел колонку о недвижимости в New York Times и отдаленно знал великого и ужасного британского театрального критика Клайва Барнса. Мистер Бро-дерик заработал на нашей истории с «Суперзвездой», написав книгу, в которой утверждалось, что я – алкоголик. Мне не в чем винить его. По прибытии нам сказали, что мы можем заказывать все, что нам хочется. Мой глаз упал на винную карту отеля. Скажите мне, что должен делать молодой парень, если гостиничный сервис предлагает лучший выбор красного бургундского 1945 года, и за него не надо платить? Большая часть этого вина была непригодна для употребления и отправилась прямиком в унитаз, потому что в Drake не умели хранить вино. Но все это не было очевидным для мистера Бродерика, когда его офис получил наш счет.
Барри Киттлсон пообещал утром ввести нас в курс дела, а пока предложил нам папку с выборками ранних обзоров и комментариев прессы. Они были умопомрачительными. Больше всего меня поразило, что журнал Time во всю восхвалял музыку. Я позвонил Саре, чья мать была не особо рада слышать меня, так как я забыл, что в Лондоне был час ночи.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Нью-йоркская премьера хоть и проходила в небольшой церкви, но пресс-конференция после нее привлекла целый взвод критиков и журналистов из далеко не второсортных изданий. Я был в ужасе, поэтому Тим отвечал на большинство вопросов. Когда его очередная подружка по имени Сара Беннет-Леви появилась в городе, я решил, что с меня хватит, и окопался в номере, где строчил любовные письма своей Саре. Мы успели записать ответы на заранее придуманные вопросы, так что американские радиоведущие могли выдавать запись за интервью, подставляя свои собственные реплики вроде: «Считаете ли вы, что Иисус Христос действительно был тем, кем его считали?» или «Если бы Иисус вернулся на Землю, у него был бы цветочный венок в волосах?».
В один из вечером я получил сообщение с просьбой позвонить «Тони». Оказалось, что отец Сары был в Нью-Йорке и занимался тем, чем он там должен был заниматься. Эта новость облегчила мою долю в качестве второй скрипки в нашей с Тимом звездной паре. У нас с Тони был серьезный старомодный ужин в гостиничном ресторане. Мы обсуждали, где нью-йоркские рестораны берут такие несъедобные резиновые креветки, роман о службе в качестве шпиона в Португалии во время войны, который Тони подумывал написать. В общем, все прошло хорошо, и я нисколько не упал в глазах потенциального тестя, демонстративно подписав счет (я знал, что его оплатит MCA).
Затем все мероприятия повторились в Лос-Анджелесе. Я с первого взгляда влюбился в этот показушный город. Шумные кафешки и деревья, увитые бугенвиллеей напомнили мне о тетушке Ви и моей любимой итальянской деревеньке. Мы провели вторую премьеру в современной действующей церкви и дали эксклюзивное интервью карикатурному музыкальному критику в очках в стиле Джона Леннона из журнала Rolling Stone. Ослепительно красивая инструкторша по плаванию Мимоза подколола меня, сказав, что может научить меня петь «Elusive Butterfly» под водой. Я потребовал немедленных доказательств. Она, конечно же, дала новый смысл строчке из песни: «Something there that glided past you followed close by heavy breathing»[36]. К большому удовольствию Тима, который вновь остался один, мы познакомились с длинноногой Линдой Ронстадт в доме на берегу океана, где безуспешно пытались записать с ней «I Don’t Know How to Love Him». Затем мы отправились в Торонто, где стали альбомом часа. MCA отказались от симпатичной «оперной» упаковки и заменили ее на стандартный конверт, потому что производство не поспевало за продажами.
Когда мы вернулись в Нью-Йорк, на нас градом обрушились негативные отзывы. New York Magazine назвал альбом циничным образцом рыночной эксплуатации темы Иисуса, которая была на подъеме благодаря песне «Spirit in the Sky» и движению Jesus movement. Так как в Британии не было популярно ни то, ни другое, подобное обвинение казалось крайне несправедливым. Впрочем, тогда это был лишь отголосок того, что ожидало нас впереди.
ВЕРНУВШИСЬ НА ТУМАННЫЙ АЛЬБИОН, мы вернулись и к реальности. За пределами нашего ближнего круга поговаривали, что «Иисусу Христу – суперзвезде» прямая дорога в антикварную лавку. Но в то время меня заботило совершенно другое. Сара. Мы ужасно соскучились друг по другу. Но, несмотря на то, что после ужина с Тони в Нью-Йорке, ее родители решили, что я относительно перспективен, они напомнили мне, что Сара все еще школьница. Так что они установили комендантский час, и Сара должна была появляться дома не позже половины двенадцатого. Впрочем, это ограничение она компенсировала утренними побегами ко мне. В конце ноября я был на седьмом небе от счастья, когда семья Сары пригласила меня провести Рождество вместе с ними в их загородном доме.
На Харрингтон-роуд, увы, все было не так радужно. Бабушка Молли стремительно угасала. Артрит доставлял ей невыносимые мучения, и большую часть дня за ней некому было ухаживать – родители были на работе. Я решил позвонить Ви с Джорджем. Мои успехи с проектом порадовали их, но, когда я предложил им перевезти Молли в дом престарелых, они моментально охладели. Я попросил о помощи нашего семейного врача. Но до того, как он успел осмотреть ее, MCA Records сообщили, что я снова срочно нужен им в Нью-Йорке. Бабушка не хотела, чтобы я нарушал свои планы, и мама сказала, что со всем справится. Так что после слезного прощания с Сарой, я вновь оказался в Хитроу.
Примерно в то же время Дэвид Ланд сообщил нам, что у Сефтона Майерса последняя стадия рака. Он объяснил, что благодаря успеху «Суперзвезды» компания New Ventures Theatrical Management теперь имела реальный вес, и семье Сефтона придется продать ее, чтобы разобраться с наследственными делами. Известие выбило меня из колеи. Я всегда надеялся, что если все пойдет хорошо, мы расторгнем наш менеджерский контракт и станем партнерами Сефтона. Мы говорили с ним на одном языке. Так же сильно, как я полюбил Дэвида, я не представлял дальнейшую карьеру без Сефтона. Мы с Тимом были в отчаянии: мы теряли ориентир, который был так необходим сейчас, когда мы оказались на минном поле внезапно свалившегося на нас успеха.
Минное поле предстало перед нами в виде гостиничного номера, напоминающего цветочное шоу в Челси накануне визита королевы. Из букетов с огромными гладиолусами выглядывали поздравительные открытки от театральных продюсеров, которые «были бы рады встретиться». А в чудовищных пахучих лилиях, из-за которых мои пальцы неделями оставались желтыми, были спрятаны приглашения на премьеру «Hay Fever» в театре Helen Hayes. Но самым ярким впечатлением был лимузин, посланный Робертом Стигвудом. Бедняжка выглядел так, как будто его пытали на специальной дыбе для автомобилей. Дэвид Ланд дал нам инструкции, что, если австралийский поп-магнат пригласит нас, мы должны будем сидеть ровно и смотреть в оба. Так, одним ноябрьским вечером мы познакомились с человеком, отказавшим нам в Эрике Клэптоне. Едва ли мы представляли тогда, какую роль этот человек будет играть в нашей карьере следующие несколько лет.