– Прямо здесь говорить? – удивился Устюгов. – Может, пройдем в переговорную?
– У нас нет переговорных, – объяснил ему я. – Курилка есть. Подойдет?
– Нет переговорных? – просто-таки со священным ужасом переглянулись клерки. Судя по всему, любое здание без переговорной для них было невероятной экзотикой.
– Нет, – Вика тоже все поняла и от чистого сердца забавлялась. – А еще у нас нет штатного психолога, кабинетов для мозгового штурма с пластиковыми досками и тренажерной комнаты. У нас их заменяет спортивная редакция.
– Верно-верно, – поддержала разговор невесть откуда появившаяся Шелестова, которая, несомненно, слышала последние фразы из разговора. Она обняла за шею Вику, чем крайне ее удивила, и положила ей подбородок на плечо. – Там три в одном получается – сначала можно побухать, потом побухтеть, а после и подраться.
– Шелестова, отпусти меня, – Вика стряхнула ее руки с себя. – У меня возникло ощущение, что на меня напала анаконда и хочет задушить. Не тяни свои лапы к моему горлу.
– Не хочешь – не надо, – Шелестова подошла ко мне и оперлась на мое плечо. – Я просто сегодня люблю весь мир и хочу этим поделиться со всеми. Этих двоих я не знаю, вот тот суровый дядька тоже не подходит, – у него два пистолета под пиджаком – один под мышкой, один на поясе, с ним лучше не шутить. И кто остается? Только вы и наш любимый шеф. Я, как ваша верная подруга, было хотела соблюсти «статус-кво», показать, что я не посягаю…
– Иди работай! – покраснев, рыкнула Вика. – Между прочим, рабочий день давно начался. И руки фу от моей собственности!
– Крепостное право отменили в 1861 году, – прощебетала Шелестова у меня над ухом. – Мы с тех пор все свои собственные. Да, Харитон Юрьевич?
Ну вот нравится Шелестовой бесить Вику, я это понял с самого первого дня. Причем никакой определенной цели она перед собой, скорее всего, и не ставит. Она как ребенок, который тыкает веточкой в жука-рогача – поползет тот после этого или нет. По крайней мере, мне так кажется.
– А у вас тут все время такой бардак? – тихонько поинтересовался у меня Устюгов.
– Куда только местные кадровики смотрят, – поддержал его второй клерк, до сих пор для меня безымянный. – Насколько я понял, вот эта девушка – она подчиненная Виктории Евгеньевны. Следовательно, здесь налицо сразу два должностных нарушения – опоздание на работу и неподчинение приказам вышестоящего руководства, что недопустимо и непременно должно быть зафиксировано соответствующим образом. Плюс вся эта фамильярность…
Ух ты. Вика популярна в «Радеоне», даже эти двое знают, как её по имени-отчеству зовут.
– Вот-вот, – оживилась тем временем Вика. – Шелестова, слышала?
– Канцеляризм не пройдет, – Шелестова выпрямилась и нахмурилась. – Харитон Юрьевич, неужели вы дадите убить ту славную атмосферу, которая обитает в этом здании, неужели вы допустите сюда офисную заразу…
Гости из «Радеона» обменялись нехорошими взглядами.
– Стоп! – не выдержал я и прекратил эту вакханалию. – Обе – в редакцию и ждать меня. Если Таша опять жует – пресечь. Если Петрович спит – разбудить. Если…
– Все понятно, – Шелестова вытянулась по стойке «смирно». – Можно не продолжать. Соловьевой прыщи выдавим, Стройникову и Самошникову на орехи выдадим, Ксюшу… Э-э-э-э… Ну, тоже что-нибудь придумаем. Виктория Евгеньевна, нам пора.
Вика явно была недовольна таким поворотом дела.
– Киф, – нахмурившись, произнесла она. – Мне же интересно, что от тебя надо молодым людям. Имей совесть.
– Давай-давай, – подтолкнул ее я. – Я тебе потом все расскажу. А пока иди и строй народ.
Шелестова ее ждать не стала и уже шагала по направлению к лестнице, напевая «Белла чао».
– Экстравагантная персона, – заметил Ватутин. – Молодец.
– Разгильдяйка, – просопела Вика. – Убила бы.
– В принципе, если подойти с умом, то за неделю-другую можно ее уволить без особых хлопот, – вкрадчиво сказал кадровик. – И даже со статьей. Я таких сотрудников знаю, от них один гвалт и беспокойство, потому опыт имеется, имеется, смею вас заверить. Достаточно подойти с умом, и тогда даже заступничество начальников отделов не спасет. Они же такие, без тормозов, тут главное все их грехи своевременно фиксировать документально. Если желаете – могу поподробнее вам объяснить, что к чему. А мы со своей стороны поддержим, не сомневайтесь.
Мне показалось, что воздух в вестибюле, и без того привычно-затхлый, стал совсем уже гнилостным, откуда-то потянуло болотно-кладбищенским духом.
– Идея интересная, – Вика криво улыбнулась. – Со статьей, говорите?
– Как полагается, – приторно-сладко буквально пропел кадровик. – Это наша профессия. А еще можно потом сделать так, что ее даже дворы мести не возьмут. Там есть некоторые тонкости…
– Вика, первый протокол, или как там это называется у них, у кадровиков, будет написан по твоему поводу, – не выдержал я. Еще пара реплик этого отогревшегося скользкого ужа – и я за себя не ручаюсь. – Было отдано распоряжение – брысь в редакцию. Ты еще здесь.
– Вот визиточка, – кадровик будто из воздуха достал белый прямоугольник. – Вы мне позвоните, мы продолжим этот разговор. Ничего, мы эту вашу Шелестову так вытурим, что ей только на панель останется пойти. Тем более, что и выглядит она как последн…
Договорить он не успел – я сходу зарядил ему прямой в челюсть.
Наверное, это было глупо. Как минимум – неразумно. Но – не удержался вот, рефлексы сработали. Мне батя с детства говорил – за своих бить не думая и не договариваясь, он в меня это вколачивал столько, сколько я себя помню. Свои со своими могут бодаться сколько угодно, но чужим в эту драку хода нет. А если полезут – по зубам их сразу, чтобы думали в следующий раз. Да и вообще – гнусь этот кадровик, гнусь кондовая и неприкрытая. Его обязательно надо было после этих слов ударить, потому как если этого не сделать, то потом в зеркало на себя будет противно смотреть. Нет, в моем зеркале и так всякий раз, как я к нему подхожу, фильм ужасов крутят, но пока мне только страшно. А потом еще и противно будет.
И еще – прямо вот как-то повеселел я после этого. Агрессия из меня вышла, копящаяся с давних времен. Хорошо мне как-то стало.
– Правда глаза режет! – взвизгнула Вика. – Я так и знала!
Нет, все-таки с ней иногда сложно. Вот только про нее хорошо в машине подумал – и на тебе. Все-таки женщины – они ну очень непредсказуемые существа. Никогда не знаешь, что выкинуть могут и что сказать.
– Можешь написать на меня докладную руководству, – сообщил я кадровику, который не устоял на ногах и плюхнулся на пол. – Или даже направиться в травмопункт, снять побои и накатать «телегу» в полицию.
– Да что я такого сказал-то? – проскулил кадровик. – Я же по процедуре… Как полагается.
– Зря вы так, – добавил от себя Устюгов. – У вас и правда могут быть проблемы.
Ватутин засмеялся.
– Я же сказал – он может жаловаться на меня сколько угодно, я готов отвечать за свои слова и действия, – я потер костяшки руки, которой бил. – Сколько угодно и кому угодно. Хоть Старику, не проблема. Тем более, что он, как мне кажется, одобрит мои действия. Он своих людей за проступки наказывает жестоко, но при этом и в обиду их не дает, я тому свидетель.
– Я был неправ, – сообщил с пола кадровик. – Привычка, знаете ли. Это ваши люди и ваша территория, я не имел права высказывать свое мнение.
Эк его проняло одно упоминание имени «Старик». Вот только не верю я ему ни на йоту, наверняка сегодня же телегу накатает той же Ядвиге, а та ее подошьет в папочку с моим именем. Уверен, что у нее такая есть.
Вика издала некий горловой звук, и покинула нас, направившись к лестнице.
Во входные двери ввалилось несколько заросших щетиной сотрудников спортивной редакции, запустив в вестибюль волну холодного воздуха. Они равнодушно посмотрели на так и сидящего на полу кадровика, обдали нас запахом перегара, проигнорировали меня (эти суровые парни так и не простили мне увольнение Юшкова) и, прихлебывая пиво из заиндевевших бутылок, проследовали вслед за Викой.
Обоих клерков передернуло, но они промолчали.
– Итак, я слушаю вас, – дождавшись, пока кадровик поднимется с пола, произнес я. – Говорите, что вам нужно.
У меня не было желания вести их вглубь здания раньше, а теперь оно совсем испарилось. Я привык к тому, что редакция в каком-то смысле мой дом, второй или третий – это неважно. Вот только пускать в него этих типов я точно не хотел, так что в прихожей поговорим.
– Еще раз просим прощения за то, что вмешались в ваши дела, – поспешно и чуть пришепетывая сказал кадровик. – Это наша оплошность.
Ватутин снова коротко хохотнул.
– Ближе к делу, – холодно произнес я.
Мне очень хотелось расстаться с этой парочкой поскорее.
– А может, все-таки пройдем в какое-то помещение? – Устюгов расстегнул свою папку и достал из нее ворох бумаг. – Тут документы, их надо будет подписать.
– Что за документы? – удивился я – На дачу, что ли? А при чем тут кадровик? Он с какого бока?
Я перестал понимать, что происходит.
– При чем тут дача? – изумился и Устюгов. – Нет. Вчера вас назначили главным редактором данного издательского дома, вот и надо подписать соответствующие бумаги. Приказы, дополнительные соглашения к договорам, карточку образцов подписей для банка. Это же документооборот, это же очень важно все. Порядок должен быть в бумагах!
Порядок – это да. Он должен быть.
Глава восьмаяв которой все происходит хоть и согласно плана, но с элементами внезапности
– Без меня меня женили, – признаться, несколько растерянно сказал я Ватутину. – Нормальный ход?
Тот молча пожал плечами – мол, прости, старик, это твои заморочки.
– И все-таки, – Устюгов потряс стопкой бумаг, которую он цепко держал в руке. – Не на коленке же нам все это подписывать? Неужели в этом здании нет никакого помещения, где стоял бы стол и несколько стульев?
– Например – кабинета собственно главного редактора, – подсказал кадровик. – Вашего нового кабинета. Там и закрепим ваше