– Там, в кабинете, наверняка бумага есть, – я направился к лестнице. – Стас, нам после работы надо будет…
– Перекусить, – оборвал меня Ватутин. – Само собой, тут хорошая столовая, не хуже, чем у нас, так что мы непременно в нее заглянем.
А, понятно, конспирация. Ишь какой он бдительный. Хотя – работа у него такая, всех подозревать. И ничего смешного в этом нет, пока он такой прикрывает мою спину, можно жить более-менее спокойно.
В кабинете, где сидели мои архаровцы, царила непривычная тишина. Никто ни на кого не орал, никто ничем не возмущался.
Подобное было настолько непривычно, настолько удивительно, что я даже немного напугался.
Разбушевавшееся воображение сразу нарисовало мне ряд жутчайших картин.
В первой все мои подчиненные с перерезанными глотками, недвижимо сидят за своими столами и их кровь стекает на листы бумаги, на пол, на клавиатуру компьютеров.
Вторая картина являлась альтернативной первой, но более оптимистической, поскольку в ней все еще были живы. Но зато в ней они сидели за столами с приставленными к головам дулами пистолетов.
Третью я даже додумывать не стал, рванув дверь на себя.
Увиденное частично совпадало с картиной второй, оптимистической. Мои архаровцы в самом деле сидели за столами, молча глядя на Мариэтту, которая стояла посреди кабинета прижимая к своей груди огромный букет цветов.
– Ух ты, – облегченно выдохнул я. – Красивый. С днем рождения!
Надо же – забыл. Точнее – даже не знал. И Вика, зараза, не сообщила.
– У меня в апреле день рождения, – Мариэтта сунула нос в букет. – Овен я.
– Да? – я почесал затылок. – Ошибочка вышла. Тогда в честь чего сия флора?
– Ей этот букет прислали с курьером, – сообщила мне Таша. – И записку к нему приложили, мол: «Самой красивой девушке в «Вестнике Файролла».
Тут я совсем уж опешил, посмотрев сначала на Вику, которая стояла, поджав губы, а потом на Шелестову.
– Не-не, все верно – поймала та мой взгляд и правильно его истолковала. – Все так. И имя есть – «Мариэтте Соловьевой». Никакой ошибки.
Мэри глубоко и счастливо вздохнула. Подозреваю, что это не только первый букет в ее жизни, который прислали, как в кино показывают – с курьером и запиской, а как бы и вовсе не самый первый букет, подаренный ей представителем противоположного пола просто так, без повода.
– Н-да, – я подошел поближе к счастливо улыбающейся девушке. – Ну и правильно всё, я и не сомневался. Красивой девушке – красивые цветы.
Странно это. Кто ей мог прислать такой букет? Разве что Костик, но он и цветы – две вещи несовместные. Вот если бы он ей веб-камеру последней модели прислал и жесткий диск, забитый до отказа японскими мультиками – это да, это в его стиле. А цветы – не уверен.
Тогда – кто? Надо про это Ватутину рассказать, это по его ведомству загадка. Может, чек какой остался или визитка фирмы-поставщика?
Вот же. Все-таки, как маленький кусочек счастья меняет даже не очень симпатичную девушку. Вон – и глаза сияют, и румянец в полщеки, и волосы вроде не как «воронье гнездо» выглядят, а как немного модерновая прическа.
– Ты их в банку поставь какую-нибудь, – посоветовал я Мариэтте. – А то ведь засохнут. Лен, у нас есть емкость под такой букет?
– У нас нет, – развела руками Шелестова. – У нас никто никому букеты не дарит. Мы или ругаемся, или едим. У рекламщиц есть, я видела. Сейчас принесу.
Когда все выяснить успела? Я с рекламщицами столько лет дружбу водил – и не знал про это. Хотя с другой стороны – мне подобное было неинтересно, я там другие цели преследовал.
Отдельной проблемой оказалось отнять букет у Соловьевой – она ни в какую не хотела с ним разлучаться, так что к основной теме обсуждения, которую я наметил на сегодня, мы перешли далеко не сразу.
– Итак, – спустя полчаса все-таки сказал я. – Пусть с опозданием, но мы все-таки побеседуем о том, как нам не растерять уже имеющуюся аудиторию и как привлечь новую. Идеи есть?
– Как не быть, – бодро сказал Самошников. – Мы с Генкой предлагаем забабахать новый конкурс какой-нибудь.
– Свежо и оригинально, – язвительно заметила Вика. – А то у нас их мало.
– Отвергая – предлагай, – я от нее ничего другого и не ждал, реплика была у меня давно наготове. – У тебя есть что-то конструктивное?
Вика с недовольством посмотрела на меня.
– Мне некогда выдумывать новое, – сказала она, напирая на слово «некогда». – На мне весь еженедельник, если ты забыл. Кому-то ведь надо сводить материалы, редактировать их, делать макет, подписывать его в печать, общаться с типографией. Креатив хорош для тех, у кого на это время есть. У меня его нет.
– Возразить нечего, – признал я. – Убедительно. Ну тогда мы тебя задерживать не станем, иди, занимайся этими действительно важными делами, чего тебе с нами сидеть, время терять? Правильно, народ?
В моем голосе не было ни капли иронии, в данном случае я был вполне серьезен. Я на самом деле так думал.
– Правильно-правильно, – поддержала меня Таша, немного тем удивив.
Стройников с Самошниковым тоже кивнули, и даже Петрович помахал лапой из своего угла – мол, идите себе, Виктория Евгеньевна, не задерживайтесь. Вам – административное, нам – творческое.
– Отлично, – щеки Вики вспыхнули как маки, она буквально метнулась в мой кабинет, хлопнув дверью.
– Невиданное дело – но соглашусь с Викторией Евгеньевной, – Шелестова похлопала меня по плечу. – Отлично было сказано, после таких слов много всего интересного может воспоследовать. С другой стороны – вы еще не супруги, так что даже в ЗАГС идти не надо и вещи делить не придется.
Вот как странно случается – иногда весь упреешь, пытаясь собеседника разозлить, все данные тебе природой запасы сарказма и иронии изведешь – и результат нулевой. А тут – правду сказал и ничего, кроме нее, сермяжной, и на тебе – смертная обида со всеми из нее вытекающими. Да ну, ерунда какая-то…
– Плачет вроде, – насторожилась Ксюша. – Надо бы пойти, наверное, успокоить.
– Сиди уже, – одернула ее Шелестова. – Это Виктория, кто ее в слезах и соплях увидит, тот завтра отсюда по статье вылетит, если до этого завтра вообще доживет. Даже если это ее подруга, которой она создаёт наиболее благоприятный режим существования.
– Ничего она мне не создает, – пискнула Ксюша, опасливо глянув на меня.
Сотрудники почти все заулыбались, но это были именно улыбки, а не кривые ухмылки из серии: «Ага, рассказывай нам». Судя по всему, это безобидное создание, я имею в виду Ксюшу, само не понимало, что живет у Вики за пазухой.
– Побольше поплачет – поменьше пописает, – сурово сказал я. – А у нас есть дело, им и займемся.
Не скажу, что мне не было жалко Вику, но при этом бежать к ней с утешениями я не собирался. Сама подставилась, сама начала этот разговор – и последствия его пусть разбирает сама. Да и маленько спустить ее с горных вершин не мешало, больно она на них вознеслась. Последствий же я вовсе не боялся – мне нынче идти к Зимину, и что я оттуда вернусь порядком «на рогах», не вызывало у меня никаких сомнений. Один билет его, второй – Валяева, третий… Азов, скорее всего. И все они будут там, в кабинете. Глупо даже предполагать, что такая встреча пройдет «насухую». А когда я поддатый, мне все едино, кто и что говорит.
– Вернемся к нашему разговору, – я хрустнул пальцами. – Конкурсы – сразу нет, по крайней мере в их хрестоматийном виде. Штука в том, что у нас их полно.
– Не делайте так больше, – Шелестову передернуло. – Брррр! Ну, с костяшками на руке. Лучше давайте я вам пенопласта принесу и стекло дам.
Теперь скривились Таша и Ксюша.
– Предложить сюжет квеста. Идею победителя воплотят в жизнь работники «Радеона», – подал голос Петрович, доставая из ящика стола небольшой вентилятор. – Может выйти забавно, мол, глас народа – глас божий.
– Интересная мысль, – одобрил я. – Еще накидываем.
Жилин, на которого я посмотрел, сделал жест, мол: «Пропускаю ход, я чуть позже выскажусь». По сути – неправильно, но, с другой стороны, у кого у кого, а у него льготы точно есть.
– Конкурс красоты среди игроков-женщин, – забросила ногу на ногу и заложила руки за голову Шелестова. – Причем в жюри можно посадить НПС. Уверена, что Константин сможет внести в программу необходимые поправки. Ну или мы заставим его это сделать, у нас теперь есть рычаги давления. Можно с образами судей поиграть, одного сделать менестрелем, второго богатым торговцем. Помните, тут к нам чучело заходило, как его? Вот, точно – Максимилиан Серебряный. Третьего судью с него срисовать можно. Какой сегодня конкурс красоты без фрика в жюри?
– Набор штата репортеров среди игроков, – тихонько сказала Ксюша. – Правда, я это рассматривала все-таки на конкурсной основе. Ну, конкурс на лучшую новость, после этого победители получают какой-нибудь игровой приз и становятся авторами колонки «Новости из первых рук». Причем он может быть разбит на несколько этапов, то есть – растянут во времени. Речь ведь шла про не единоразовую акцию, насколько я помню.
– Разумно, – Шелестова с уважением глянула на Ксюшу. – К нам сейчас самотека идет много, среди него мусора – хоть отбавляй, все что нужно и не нужно пишут на редакционную почту. А так – выкристаллизуем лучших, их новости будут просматриваться в первую очередь, а остальные – по необходимости. Нет, сначала будет тяжелее, но потом-то – легче. А лучшим из лучших будем игровые плюшки выдавать.
Ксюша покивала – мол, да, так я и думаю.
– Красиво, – одобрил и я. – Это хорошая идея, серьезно. Мне она нравится.
– А сам-то чего придумал? – Петрович включил вентилятор. – Уф, духота.
Народ уставился на меня.
– Есть у меня мыслишка. Ивент, – я почесал за ухом. – Большой турнир устроить под эгидой «Вестника Файролла». Игровой, с кучей категорий, с призами, на все классы и уровни… Ну, почти на все, начиная, наверное, уровня с двадцатого, раньше смысла нет. Даже – с тридцатого. Причем подготовку к нему начать сейчас, а сам турнир провести месяце в мае. А может, даже и в июне. Везде повесить ящики – «Твои мысли о турнире», где коммьюнити будет излагать свое видение мероприятия. Лучшие мысли тоже премировать – места на ВИП-трибуны, п