Впрочем, последнее спорно – после сорокалетнего рубежа они снова становятся объектом если не охоты, то хотя бы рассказов в кругу друзей за кружкой пива. Все знают, что это враки, но кивают с понимающим видом. Себе дороже выходит разоблачать приятеля, сегодня ты его на смех поднимешь, завтра он тебя. Завтра же твоя очередь байки травить?
На самом деле, ностальгия очень опасная вещь. Если слишком часто погружаться мыслями в прошлое, запросто можно остаться там навсегда, лишившись будущего. И очень важно помнить о том, что есть такая штука, как избирательность памяти.
Если бы не она, то воспоминания о прошлом были бы изощренной пыткой, а не причиной негромко-сладостных вздохов за рюмкой коньяку. Если бы одновременно с образом русоволосой красавицы, с которой все так славно сложилось зимой, на втором курсе, у тебя в памяти одновременно воскресли воспоминания обо всем, что сопутствовало этому недолгому, но красивому роману, и прочих событиях твоей жизни в то время, то голова бы взорвалась.
Два неприятнейших «хвоста» у очень сволочных преподш, с полностью неясной перспективой пересдачи и предельно ясными последствиями в виде службы в армии.
Крайне неустойчивое финансовое положение. Вот никакой стабильности. И еще – где вы, работодатели, которые понимают то, что студентам платить надо много, а трудить их не слишком сильно?
Непонимание со стороны родителей. Как будто они молодыми не были.
Жутко устаревшее «железо» на компьютере, без малейшей возможности его проапгрейдить. Причина указана чуть выше. Даже две причины.
А самое жуткое – эта фраза той самой русоволосой красавицы: «У меня задержка на неделю». Блин, блин, блин!
И ведь это только начало. Копни поглубже – там такое обнаружится!
Но на счастье людское память избирательна, и все скверное, тревожное, плохое из нее уходит, оставляя место только для приятных воспоминаний, причем частенько даже не слишком-то и аутентичных тому, что происходило на самом деле. Мы даже в памяти самим себе умудряемся иногда приврать, выдавая желаемое за действительное.
Мы же люди. Всего лишь люди.
– Ты чего умолк? – немного раздраженно спросил у меня Мамонт. – Але, ты тут?
– Тут-тут, – подтвердил я. – Куда я денусь?
– Вот это ты точно подметил, – Мамонт чихнул. – Впрочем – ты везучий, я это с самого начала приметил. Ты, главное, не зарывайся и в нужный момент под дурака коси. С убогих спроса нет. Это я тебе сейчас совершенно серьезно советую.
– Да я понял.
– Впрочем, тебе и косить-то не надо, – добавил Мамонт. – Просто будь самим собой.
Вот какой он все-таки душевный человек. Умеет поднять самооценку у собеседника.
Мне его не хватает.
– У вас-то как? – решил я перевести разговор в другую плоскость.
– Да как? – Мамонт покхекал, изображая смех. – Тихо, спокойно, скучно. Столовая неплохая. Сотрудников есть пять душ, из которых я до сих пор увидел только трех. Вот как-то так.
– По-семейному, – одобрил я. – Есть в этом некая исконность нашей профессии. Все великие издания начинали с трех-четырех подвижников, которые в результате создавали медиа-империи.
– Ну да, что-то в этом роде я и пытаюсь сделать, – Мамонт снова чихнул. – Ладно, пойду я обедать. Ты там смотри, Никифоров… Нос по ветру держи и слова мои не забудь.
– Держу, – пообещал я ему. – Не забуду.
В этот момент в кабинет вошла Вика, держа в руках заметки для завтрашнего номера.
– Макет пора делать, – она с подозрением посмотрела на телефон, который я держал в руках. – Ты с кем там? Чего ты не забудешь?
– Мать родную, – немедленно ответил я. – И отца тоже. Причем не только я, но и ты. Вик, присядь, надо поговорить.
– Мне тревожно, – девушка нахмурилась. – Не люблю я этот твой тон, после него ты всегда какие-нибудь гадости говоришь.
– Никаких гадостей, клянусь здоровьем… мнэ-э-э…. Петровича.
– Нашел чьим здоровьем клясться, – хмыкнула Вика. – Он столько всякой химической дряни ест, что его в качестве экспоната можно в музее Первого медицинского выставлять. Лапшу эту быстрорастворимую, замороженные гамбургеры. Вчера вот чебупели ел. Сырые!!!
– Чебу… что? – я подумал, что ослышался.
– Чебупели, – повторила Вика. – Помесь чебуреков и пельменей.
– Чего только на свете нет, – изумился я. – Надо будет попробовать.
– Я тебе попробую, – она погрозила мне пальцем. – Дома полный холодильник нормальной еды. И вообще – тебе бы месяцок на диете посидеть. Овощи, каши, галеты зерновые.
– Свернули тему еды, – поспешно выпалил я.
Знаю я такие разговоры и то, куда они заводят. Мужчина существо пятижильное, он вытерпит все – телешоу со свахами вместо футбола, фразу «Моя мама у нас поживет пару дней? Ну, максимум месяц», даже то, что жена завалит его гараж своим барахлом. Но если мужчину заставить есть не то, что он хочет – все, тут он взбунтуется. Невозможно его силком заставить худеть. Не бывает. Диета для мужика становится возможной только в одном случае – если он сам того пожелает. И называться это будет не дурацким словом «диета», для этого есть простая и вместе с тем звучная фраза: «Да вот решил жрать поменьше, а то ремень уже на брюхе не сходится». Вот это – по-нашему. А то – диеты. Придумают тоже!
– Свернули, – покладисто согласилась Вика, сверля меня взглядом контрразведчика. – И?
– Да ты понимаешь, мои в понедельник из поездки наконец возвращаются, – начал я издалека. – Надо бы встретить.
– Логично, – кивнула Вика. – Это же родители, мама с папой. Я бы тоже с тобой поехала, если ты не против. Ты же не против?
– Более того, – радостно подтвердил я. – За обеими руками. Больше скажу – если я не успею вернуться к понедельнику, кроме тебя это сделать некому. Нет у меня ближе человека чем ты для этой миссии. Опять же – мама тебе доверяет, она абы с кем в машину не сядет. А ты ей – как родная.
– Это все прекрасно, – Вика прищурила левый глаз. – Греет мое самолюбие. Но ответь-ка мне, Никифоров, на вот какой вопрос – если ты не успеешь вернуться к понедельнику откуда?
– Из Праги, – подпустив печали в голос сказал я. – Улетаю туда в пятницу. Сам велел приехать. Ну, ты же понимаешь кто? С ним не поспоришь.
– Пока не понимаю, – совсем помрачнела Вика. – Сам?
– Тот, кто тебя рыбой кормить велел, – напомнил я ей. – Когда ты ее чуть с костями, шкуркой и тарелкой не съела. Вспомнила?
Вот тут ее пробрало, даже краски из лица ушли.
– Он? – уточнила она. – Блин! А не поехать нельзя?
– Кабы можно было не поехать… – махнул рукой я, давая понять, что такой шанс я бы не упустил.
– Не нравится мне это, – занервничала моя сожительница. – Чего он тебя вызвал? Чего туда? А если он тебя там и оставит?
– В каком смысле? – напрягся и я.
– В прямом, – она встала с кресла и прошлась по кабинету, цокая каблучками туфель. – Скажет, мол, будешь работать здесь, в Праге. И что тогда? «Нет» ему ответишь? Ему?! В результате ты там, я тут… Это не семья.
Вообще-то мы и сейчас пока что не семья. Хотя – так думаю я, у нее на этот счет может быть другое мнение.
– Мне страшно, – жалобно сказала Вика.
– Мне тоже, – вздохнул я. – Так если что, стариков моих встретишь?
Вику сильно подкосила новость о моей поездке в Прагу, настолько, что она, к моей великой радости, даже не стала выяснять, кто составит мне в ней компанию. Она вообще ушла в какие-то свои мысли после нашего разговора, причем настолько глубоко, что даже не реагировала на то, что Таша трескает на рабочем месте фисташки, засоряя всю прилежащую к ней территорию скорлупками, а Петрович в очередной раз курит прямо в кабинете, отгоняя карманным вентилятором дым в сторону открытого окна. Мне курение с рук сходило, но нашего художника Вика за это безбожно щемила. Всегда, – но не сегодня.
Меня чего-то даже жалость к ней обуяла, потому, чтобы не доводить дело до сентиментальностей, я быстренько слинял с работы. Макет подписан, а дальше неинтересно. И потом – у меня сегодня много встреч и разговоров в игре, при этом хотелось бы еще успеть поесть по-людски. В смысле – не на ходу и сухомяткой.
Первая встреча была назначена на семь вечера, но в «Файролл» я вошел минут на сорок раньше. Мне найдется на что их потратить.
В игре опять был вечер, почти ночь. Зима – она везде зима, так что жаловаться не приходится. Никто не виноват, что я здесь в последнее время бываю в основном вечером.
– Привет, – помахал мне рукой Маниякс и продолжил о чем-то спорить со Славом.
Совсем обжился в клане. Это хорошо, он надежный человек. То есть – гном.
Вон Лирах, вон забавно выглядящий новичок Чумдок (с его-то расой это неудивительно), вон Снуфф. Амадзе не вижу. И еще – тихо. Подозрительно тихо.
Я задрал голову вверх – бездна, что звезд полна, наличествовала. Еще луна имелась. А больше – никого и ничего.
– Ее нет, – прошелестел за спиной голос Назира. – Все вокруг спокойно, тихо, люди не нервничают – значит, маленькая фея отсутствует.
– Ты как всегда прав, мой невозмутимый друг, – признал я. – Слав. Сла-а-а-ав!
– А? – откликнулся воин.
– Кролину не видел?
– Нет, – помотал головой тот. – Со вчерашнего дня.
Я открыл меню и залез в раздел «Друзья». Однако – «Игрок «Кролина» находится в состоянии «Оффлайн» на протяжении последних 22 часов». Даже не заходила в игру, надо же. Обидели мышку, написали в норку.
Ладно, отойдет. Если сразу, на «психе», из клана не вышла, то теперь никуда не денется. Из принципа с нами останется, такой уж у нее характер.
– Мне надо ненадолго покинуть замок, – отвлек меня от мыслей голос Назира. – Надеюсь, никаких особо опасных мероприятий на этот вечер не планируется?
– Да что ты, – вложив голос всю отпущенную мне небесами убедительность, сказал я. – У меня сегодня гости. Сайрус обещал заехать. Эль будем пить.
Ассасин внимательно посмотрел на меня, как бы желая убедиться, что я не вру, и вроде как поверил, потому что минутой позже его рядом со мной уже не было. Исчез он по своему обыкновению беззвучно и незаметно.