А я сидел, слушал и думал, что поездка все-таки была ой-ой-ой. В романах среднего пошиба обычно пишут, что такие приключения во многом меняют личность героя. Ну, во мне лично ничего не изменилось, годы мои не те, чтобы трансформироваться как сущность. Но вот расстановка фигур на доске и мое личное местоположение на ней – это да, тут все опять перемешалось. Не то, чтобы кардинально, но тем не менее. И с этим надо что-то делать.
А потом я уснул, будто и не было нескольких часов сна в самолете, не допив чай и не сходив в душ. Я же говорю – разжалась пружина.
Можете считать меня бездуховным и бессердечным, но в последующие несколько дней я совершенно не думал о том, что видел и слышал в Праге. Да и над чем там особо размышлять? По поводу ночного мероприятия я уже все что мог, то прикинул в голове, по поводу Марины… Смысл думать о том, чего не изменишь? Жалко ее. Красивая была. Со своими – добрая. Умная. Последнее ее и сгубило. Это – и жажда власти. И на этом – все.
Впрочем, вру. Разговор со Стариком я в голове несколько раз прогнал туда-сюда, постаравшись восстановить его до слова, до малейшей интонации. В этой беседе, сдается мне, каждая деталь значима.
Кое-какие выводы я сделал, но, как это ни печально, поделиться ими ни с кем не мог. Жаль. Когда ты мысли проговариваешь вслух, иногда обнаруживаешь в них элементарные ошибки. Собеседник – это вообще великое дело, особенно если он умеет слушать и думать. Причем первое мне всегда казалось более важным, чем второе.
Вот только мне с кем о Старике говорить? С Викой? С Зиминым? С Валяевым? Или с Азовым?
Его, кстати, я встретил в понедельник утром, там, где менее всего ожидал увидеть.
Это случилось в Шереметьево, куда мы с Викой приехали встречать моих стариков. Прибыли мы с запасом, как это водится у женщин, когда они берут власть в свои руки. Исходя из соображения: «А вдруг они прилетят раньше?», Вика приперлась в аэропорт за полчаса до посадки нужного нам рейса, и тут же заявила, что очень рада этому обстоятельству. Мол, она давно хотела посмотреть, как оно здесь все обустроено. Она же, в отличие от меня, по заграницам не мотается туда-сюда, она работает, обеспечивает уют и создает некий фундамент. Что значит, для чего фундамент? Для того!
Выдав последнюю фразу, Вика повернулась ко мне спиной и отправилась на второй этаж. Я же посмотрел ей вслед и пошел в «Шоколадницу», ту самую, где мы пили кофе несколько дней назад, сел за тот же столик и заказал кофе.
А минут через десять ко мне подсел Азов.
– Как съездил? – без всяких приветствий спросил он у меня.
– Познавательно, – сообщил я ему. – Прага зимой не менее красива, чем летом.
– Бесспорно, – согласился он со мной. – Она немного другая, но все такая же прекрасная.
– А вы здесь встречаете кого или провожаете? – полюбопытствовал я.
– Пожалуй, что встречаю, – Азов поднял руку, подзывая официантку. – Есть некоторые вещи, которые надо самому проконтролировать, их другим не поручишь. Значит – удачно слетал?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил я. – Было интересно, хотя и не все понятно.
– Так вся жизнь наша такая, – философски произнес Азов. – В ней почти все интересно, а самое любопытное – непонятно. И зачастую опасно. Некоторым хватает ума своевременно остановиться, некоторым нет. Я рад, что ты относишься к первой категории.
– Вы так думаете? – посмотрел я на него. – Ну что я отношусь именно к тем, кто способен своевременно остановиться?
– Уверен, – Азов откинулся на спинку кресла. – Ты же вернулся в Москву. Сам вернулся, целый и здоровый. Чем не подтверждение моих слов? И сразу совет – впредь проявляй такое же благоразумие, тогда, возможно, все закончится хорошо. Лично для тебя.
– Хотелось бы верить, – я отпил латте, который показался мне не таким вкусным, как пару минут назад. Горчил он теперь как-то.
– А ты верь, – Азов кому-то помахал рукой. – О, вот и Вика. Сдается мне, что объявили о посадке самолета твоих родителей, так что договорим как-нибудь потом.
Так оно и было – Вика махала рукой, подзывая меня к себе, и попутно тревожно улыбалась Азову.
– Пойду, – сказал я безопаснику. – А то у нее сейчас руки оторвутся.
– Давай-давай, – одобрил он. – За счет не беспокойся, я его оплачу. Ведь для чего-то подобного друзья и нужны? Мы же друзья?
– А как же, – заверил я его. – Еще какие.
У меня был невероятный соблазн после этих слов бросить на стол купюру, но я не стал этого делать. Это было бы слишком кинематографично и, что самое главное, крайне неразумно. Потому я просто пожал ему руку и было пошел к Вике, но потом остановился и вернулся к столику.
– Все хотел поинтересоваться, – сказал я Азову, вопросительно глядящему на меня. – А что Ромео? Нашли вы с ним общий язык?
– Ромео, – Илья Павлович печально вздохнул. – Там такая петрушка вышла… Съел он что-то не то, и помер в одночасье, от заворота кишок. Вроде бы наемник, гвозди должен переваривать – и на тебе. Я очень по этому поводу расстроился, даже хотел проверку нашего общепита устроить, еле меня уговорили этого не делать. Все планы прахом пошли.
– Беда, – изобразил я скорбь на лице. – Бывает же такое.
– Ну да, – Азов потыкал пальцем в сторону Вики. – Киф, беги, а то у нее и правда сейчас руки оторвутся. Или у тебя потом голова.
Стало быть – не повезло Ромео. Это только в фильмах наемники сухими из воды выходят, а в жизни – фигушки. Досталась, выходит, моему убийце сосиска замедленного действия, которую он не переварил.
Проходя мимо информационного табло и краем уха слушая отчитывавшую меня Вику, я заметил, что почти следом за тем рейсом, которым прилетали мои родители, следует рейс из Праги. Не знаю, совпадение это или нет, но у меня появились кое-какие мысли по данному поводу. Не самые лучшие, признаться, и именно по этой причине я немедленно выкинул их из головы. Есть вещи, о которых не следует размышлять, просто в силу того, что они тебя не касаются. Как, впрочем, и судьба незадачливого Ромео.
Глава двадцать вторая, последняяв которой герой делает еще один шаг вперед
К моему великому удивлению, встреча с родителями прошла на редкость спокойно. Батя не спер из гостиницы холодильник со всем его содержимым, а мама не привезла с собой два вагона сувениров. Нет, мест багажа было восемь, но это немного, можете мне поверить.
Само собой, что не обошлось без поцелуев, фраз вроде: «Викочка, я так и знала, что ты нас приедешь встречать» и «А я тебе там маечек привезла, и еще шортики, и еще рубашечку такую с «фонариками», а также многозначительных взглядов в мою сторону, которые потом упирались в живот Вики. Мол – не пора ли вам пора?
Я своих стариков понимаю, вон даже батя, и тот в машине мне шепнул:
– Хорошая девка, какого тебе еще надо? Или рассказать, как детей делают? Ну там – пестики, тычинки?
Вот только как им объяснить, что тут все не так просто? К тому же, если я им поведаю даже десятую часть того, что вокруг нас творится, то они потащат меня к тете Маше, которая работает в институте Сербского. Проверять на предмет вменяемости.
Но – все когда-то заканчивается, закончился и этот день. Интересно – от редакции хотя бы стены остались? Там ведь сегодня ни меня, ни Вики не было, в ней рулила Шелестова. Съездить бы завтра, посмотреть, да не получится, надо как следует выспаться, а после идти в игру. У меня запланирован визит на болота, нужно, наконец, вскрыть очередную печать. Вот рубль за сто – там она. Спинным мозгом чую.
Что примечательно – я снова был рад оказаться в игре. Оно и понятно – там, в жизни, у меня все меньше пространства для личных маневров, я зажат в тиски, причем – не одни. А здесь я предоставлен самому себе. Нет, и здесь есть люди, которые то и дело пытаются меня использовать, кто в открытую, кто «втёмную», но при этом у меня имеется священное право послать их куда подальше. Что я периодически и делаю, иногда даже с удовольствием.
Вот, кстати, и письмецо от одного из этих достойных людей. Седая Ведьма напоминает о том, что я обещал во вторник наведаться к ней в гости. Ну, пацан сказал – пацан сделал, только прямо сейчас я ничего ей писать не стану. Не знаю просто, как по времени все на болотах сложится. Файролл – игра непредсказуемая, что-то планировать сложно. Может, за десять минут доберусь до цели, а может, и до темноты провожусь. И потом еще полночи буду бегать между развалинами и точкой возрождения.
Вот еще одно напоминание о встрече, на этот раз от Верорка, лидера «Орландинос». Здесь проще, можно легко написать, что наша встреча, назначенная на завтра, остается в силе, да указать, что пройдет она в семь часов все в том же заведении Ибрагима, которое помаленьку становится моей запасной штаб-квартирой. Впишусь я в эту карусель с Западом, впишусь. Не знаю, что там будет после того, как вернуться боги, надеюсь, что на этом для меня все закончится. Но если все-таки нет? Тогда мне не помешают должники. Опять же – может, Барону пособлю с сокровищницей королей Запада. Не то, чтобы я был ему благодарен, но меня начинает напрягать долг перед ним. Этот любитель орешков в один прекрасный день может предъявить многостраничный счет и потребовать его оплаты. Он с самого начала слишком уж мягко стелет, как бы мне на ложе с гвоздями не пришлось вздремнуть. Я же не йог?
А вот Кролины в игре нет. Опять. Надо с ней будет поговорить все-таки, а то нехорошо получается. Но это – тоже потом. После болот.
Ох, как же мне неохота на них лезть, на эти болота. Вонь, сырость, змеи. Но это еще ладно. Самое паршивое – вилисы. Точнее, даже не они, а некая величественная дама, их повелительница. Мне с ней лишний раз видеться радости никакой.
Но выбора нет, надо идти.
А у троллей все было по-прежнему. Нет, все-таки как приятно убеждаться в том, что есть где-то, пусть даже и в игре, места, в которых наличествует некая стабильность.
– Маленькие камни! – ревел главный тролль по имени Рунг, махая кулаком размером с приличный арбуз перед плоскими носами своих собратьев, которые виновато смотрели на него. – Это разве камни? Вон там, в груде – камни, а это не они. Это какие-то… Не знаю, как они называются, но это не они.