– Почему нет? Ориентир, – одобрил я. – И потом – туда-сюда по лестницам бегать не лучшая идея.
Собственно, у памятника мы и расстались. Флоси, ведомый каким-то своим чутьем, шустро направился к приземистым зданиям, находившимся слева от изваяния, мы же с Гунтером и Назиром пошли прямо, туда, где, судя по всему, располагался центр этого города.
Скажу честно – даже меня, уже повидавшего все столицы континента, этот город просто оглушил. Как же здесь было шумно. Здесь неумолчно гомонили все – толстые торговки, мальчишки, сновавшие по улицам, старики, сидящие на лавочках у домов.
– И шо, и шо вы говорите, что эта риба снулая? Это ваша жена снулая, как и без вас, так и под вами. А эта риба живее всех живых!
– И если вы думаете, что я еще к вам приду, так вы ошибаетесь! И что с того, что я должен вам денег? Потому и не приду!
– Экзотичный фрухт лямон с дальних земель! Сожрал, и ходи хоть куда, хоть даже на похороны, такой у вашего лица будет вид!
– Скажу вам так, наш губернатор – молодец, он умеет мыслить масштабно. И его помощник тоже.
– А особенно казначей – это голова, так голова.
– Так оно и понятно – его голова уже неделю как торчит на колу на главной площади.
Шум, гам, гвалт, все куда-то спешат, все что-то продают или покупают. Кажется, что весь город – это большой рынок, на котором крутится все население. Вот покупатель, вот он заплатил за товар и тут же перестал быть покупателем, став продавцом. Теперь он продает то, что купил пару минут назад, и имеет с этого свой маленький интерес.
– Куда! – меня кто-то дергает за пояс, и я вижу, что Назир держит за руку юркого паренька, который, несомненно, только что пытался меня обокрасть.
– Не докажете, – нахально заявляет мальчишка, его лицо гуттаперчево искривляется, и он издает жуткий плач. – А-а-а-а-а-а-а! Зачем вы меня вот хватаете! И что вам нужно?
– Мужчина, – около нас останавливается немаленьких размеров дама с крошечной собачкой под мышкой. – Что вы так хватаете подростка, будто он вам родной? Если он вам насолил, так оставьте его в покое, пусть ему зададут перцу его родители. Если они у него, конечно, есть.
Толпа вокруг нас собралась моментально, все что-то говорили, каждый высказывал свою точку зрения, кто-то требовал предать нас суду и анафеме, неважно в каком порядке, кто-то сетовал на произвол властей, какой-то человек с кавказским профилем гортанно требовал поставить во главе города именно его, поскольку он точно знает, куда следует всем идти.
Самое забавное, что уже и мальчишку Назир отпустил, и мы уже оттуда ушли, а люди все спорили и высказывались.
– Безумие какое-то, – ошарашенно произнес Гунтер. – Думаю, что если тут и была наша миссия, то ее давно закрыли. Нормальный человек тут не выживет.
– А мне нравится, – широко улыбнулся я и снова ощутил, как дернулся пояс.
Это был все тот же мальчишка, он виновато хлопнул глазами, с неприязнью посмотрел на Назира и произнес:
– Два раза попасться – это уже позор какой-то.
Его лицо опять скривилось, но на этот раз я его опередил:
– Погоди, не вой. Есть дело.
– Работаю из половины, – тут же заявил шельмец.
– Чего? – опешил я.
– Ну пусть будет треть, – поправился он. – Но не меньше. Ежели меньше, так люди не поймут. Авторитет – штука такая, сработал раз за так, и все, тебя уже не уважают. А шо, есть хорошая наводка?
– Какая наводка? – совсем запутался я.
– Так вы ж не местные, – мальчишка прищурил левый глаз. – Значит, «гастролеры». У меня глаз наметанный. Я вам так скажу – работать надо нынче ночью, потому как у нас залетных не любят. Сделаем дело – и уйдем морем, пока вас не подрезали.
– Да не «гастролеры» мы, – сплюнул я. – Мы гости города, туристы. Ищем наших друзей. Скажи, ты вот такой знак видел?
Я ткнул пальцем в центр доспеха Гунтера, где красовался герб ордена Плачушей богини.
– А если да, то какой мой интерес будет? – тон прохиндея мигом поменялся, теперь в нем сквозило пренебрежение, мол – куда вы без меня?
– Сохранность пальцев, – опередил меня с ответом Назир, и в тот же миг мальчишка вскрикнул от боли. – Пока их у тебя пять, через минуту будет четыре. А если заорешь, так ни одного не останется.
– Зачем ты так? – пожалел шельмеца сердобольный Гунтер. – Он же ребенок.
– Жеребенок, – фыркнул я. – Где ты видел этот знак, дефективный?
– Оскорблять не надо, – кривясь от боли, самолюбиво потребовал мальчишка. – Тем более незнакомыми словами. Я тоже сейчас могу разного вам наговорить, но не стану, потому как воспитание не позволит.
И тут он выкинул совсем уж неожиданный трюк – попробовал ударить Назира ногой в живот. Пусть и неудачно, но тем не менее.
Однако, нравы здесь.
Как я успел удержать ассасина от сворачивания строптивому местному жителю шеи, сам не понимаю. Причем в процессе этого мальчишка, лихо извернувшись, еще и сбежать умудрился. От Назира! Однако.
– Прозвучит не очень вежливо, но на твоем месте, Хейген, я бы радовался тому, что ты рос не здесь, – заметил Гунтер, глядя вслед улепетывающему воришке. – Неизвестно, что бы из тебя получилось.
Это да. Если честно, чем дальше, тем больше Тронье мне напоминало театр абсурда, несмотря на то, что местные жители здесь были буквально образцом добросердечия и доброжелательности. Качества эти прекрасны, но когда они присутствуют в избыточном количестве, то результат может воспоследовать совсем не тот, какого ожидаешь. Не зная ответа на поставленный вопрос, жители Тронье пытались нас утешить другой, на их взгляд полезнейшей информацией. Проще говоря, в последующие два с половиной часа мы безуспешно пытались выяснить у местных жителей, не видел ли кто эмблему ордена, и в процессе чего только мы не узнали! Нам поведали, где выгоднее всего покупать овощи, массу подробностей об интимной жизни горожан, о том, где есть хорошие невесты с богатым приданым, о том, где выгоднее всего купить небольшой корабль, о ценах на зерно, о том, что вчера в порт пришел бриг с грузом амонтильядо и о многом другом. При всем этом мы совершенно ничего не узнали из того, что нам было нужно.
– Таки говорю – если вам надо сделать эту эмблему в золоте, то мой двоюродный брат изготовит ее в лучшем виде, – назойливо нудил последний из опрошенных нами граждан. – Да-да-да. У него золотые руки и такое художественное дарование, что страшно не только сказать, но и подумать. Таких мастеров, как он, уже почти нет, а скоро совсем не станет. И возьмет он с вас за это совсем смешные деньги.
– Нам не надо в золоте, – утомленно ответил Гунтер. – Мы же про другое спрашивали.
– Ну не в серебре же! – всплеснул руками горожанин, с недоумением глядя на нас. – Такие вещи делают только в золоте. Какие-то двести монет – и вы владельцы раритета, которым не постеснялся бы владеть даже сам Хейген!
– Кто? – встрепенулся я. – Кто не постеснялся бы владеть?
– Вы не знаете за Хейгена? – возмутился горожанин. – Мне стыдно за вас, честное слово. Что в нашем городе могут делать люди, которые не знают, кто такой Хейген из Тронье, пусть даже они и приезжие? Это великий человек, который прославил наш город там, за Сумакийскими горами, в беззаконных королевствах Запада. Теперь даже эти дикие люди знают, что выходцы из Тронье – они такие личности, которые всем остальным не чета, вот что я вам скажу.
– Ух ты, – только и вымолвил я.
– Да-да-да, – горожанин подбоченился. – Это великий человек, и уберите с ваших губ эту улыбку. Что он творил с королевами и принцессами, я бы вам рассказал, но мама с детства запрещала мне говорить с посторонними на такие интимные темы. А с престолами он вообще играл так, что даже смешно рассказывать. Он делал с ними то, что мальчишки делают с круглым мячом. То есть пинал ногами, и не думал, куда этот мяч попадет.
– В самом деле? – Гунтер еле сдерживал смех.
– А как вы хотели? – горожанин торжествующе хмыкнул. – Он же из нашей семьи. Мне он четырехюродный брат, а моей маме, чтобы ей еще сто двадцать лет жить, троюродный племянник. И что в свете этого какие-то триста монет? Вам сделает ювелирное украшение родственник самого Хейгена, такую бранзулетку потом можно передавать от отца к сыну как семейную реликвию.
Правда, что ли, сделать? Ей богу, забавно же. Пока цена до четырехсот монет не поднялась.
Интересно, чьи это шуточки, Костика или Валяева? Но вообще-то за такое убить мало.
И еще – надо сказать, чтобы по имени меня никто не называл. На самом деле, подобное может стать серьезной проблемой. Доказать, что я Хейген, может, и удастся, но сначала меня забьют дрекольем, как самозванца.
– Мы подумаем, – пообещал я горожанину. – Парни, пошли потихоньку к памятнику, время на исходе.
Местного явно не успокоили мои слова, он тащился за нами еще минут десять, рассказывая, какую ошибку мы совершаем и что нам надо вот прямо сейчас идти с ним к его брату.
Отстал он только тогда, когда я дал ему задаток в десять монет и пообещал, что вечером непременно загляну в мастерскую.
Оказавшись у памятника, я признал, что то, что казалось мне достаточно несложной задачей, на самом деле может оказаться почти непреодолимым препятствием. Мы здание здесь отыскать не смогли, что уж говорить о человеке.
– Вся надежда на Флоси, – сказал Гунтер, который, похоже, размышлял на схожую тему. – Это его стихия.
– Люди добрые, денежку дайте, – просипел кто-то и ухватил меня за ногу. – Выпить охота.
Это был нищий, один из многих, сидящих вокруг памятника. Здесь, похоже, было их основное место работы.
– Держи, – кинул я серебряную монетку. – Кому-то из нас должно же сегодня повезти, почему не тебе?
– Повезло – это если золотой, – проворчал нищий и мотнул гривой седых волос, почти полностью скрывающих его лицо. – А серебрушка – это так, вчерашнее похмелье сбить.
Флоси все-таки умудрился надраться, несмотря на то, что времени у него было в обрез. Брат Мих притащил его на себе, все, что северянин смог сделать сам, это забавно расставить руки в стороны и издать губами достаточно непристойный звук. Вся эта пантомима явно означала то, что ничего у них не получилось.