– Ах, вот вы где! Рассказываете, как я работу прогуливала? – в этот момент я могла бы броситься на директора с кулаками, несмотря на разницу в весовых категориях.
Федор посмотрел на меня задумчиво, встал, взял за плечи и повел на кухню.
– Все в порядке, – шепнул он мне по дороге. – Подожди меня здесь, – и усадил за стол, рядом с которым тут же возникла хозяйка, обиженно поджавшая губы.
Его шепот успокоил меня. Раз он со мной шепчется, значит, он за меня, а не за них. Значит, он мне верит. Я машинально размешивала сахар в чашке и изо всех сил пыталась уловить и расшифровать какой-нибудь звук, долетавший из комнаты. Но хозяйка нарочно шаркала тапочками, прохаживаясь из угла в угол, а я все тянула и тянула шею в направлении двери, пока не покачнулась на трехногой табуретке и чуть не упала.
Через несколько минут из коридора меня позвал Федор:
– Серафима, пора.
– Счастливо, – Валентин Никитич смотрел на него затравленно.
Я открыла было рот, но Федор взял меня под руку и вытащил из квартиры. На лестничной клетке он протянул мне трудовую, и я убедилась, что запись там заменена на новую: уволена по собственному желанию.
– Зачем он это сделал? – спросила я Федора, пристегнув ремень безопасности.
– Исправил запись?
– Нет, зачем ему было увольнять меня по этой статье? Я проработала в клинике десять лет и за все это время ни разу даже не опоздала. Что я ему сделала?
Федор разглядывал меня теперь пристально.
– что-то в тебе, Серафима, такое есть. Только не пойму еще – что.
– Ты о чем? – я почувствовала, как жар разливается по щекам и спускается вниз, охватывая все тело.
– Не об этом, – засмеялся Федор, разворачивая машину. – Ладно, дома расскажу.
Мне очень хотелось спросить, что же ему наговорил директор, но слова «дома расскажу» заставили меня проглотить язык. Значит, мы опять едем к нему. Ого! Интересно, луна уже пошла на убыль, или собирается все так же активно смущать добропорядочных граждан?
Дома Федор определил круг моих обязанностей на кухне в рамках грязной посуды, а сам сел чистить картошку.
– А теперь, Серафима, послушай замечательную историю. Жил ваш директор на свете и горя не знал. Но однажды пришла к нему зловещего вида женщина и сказала, что Серафиму Верещагину следует немедленно уволить.
Я смотрела на Федора во все глаза, забыв о посуде.
– Ты мой, мой, – напомнил он мне, – не отвлекайся. Директор же только накануне отправил в отпуск одну из сотрудниц, и Серафима была ему необходима, как воздух. «Извините, – сказал он. – Сейчас не могу». Тогда, как он утверждает, женщина стала угрожать ему. Но
только я думаю, что положила она перед ним конверт с валютой и добавила, что вы, мол, уж за нее-то не беспокойтесь, у нее жених богатый, она не пропадет.
– Чушь, – сказала я. – Не может этого быть.
– Это еще не все! А через несколько дней позвонил мужчина, и на этот раз, думаю, угрозы были настоящими. Мужчина потребовал, чтобы тебя не просто уволили, а уволили по статье. Сделать это оказалось легче легкого, потому что рассеянная Серафима не забрала трудовую книжку – раз, и перестала ходить на работу сразу после устного уведомления директора о сокращении штата – два. Повезло тебе только в том, что Ольга хорошо запомнила эпизод с твоим увольнением. Ей тогда несладко пришлось, она по двенадцать часов работала каждый день.
Он замолчал и вопросительно посмотрел на меня.
– Да этого не может быть! Врет он все!
– Серафима, ему это явно не было нужно. Ты ведь действительно могла подать на него в суд. Зачем ему неприятности? Тем более он сам говорит, что работала ты всегда прекрасно и никаких претензий у него к тебе не было. Он дурака свалял, что взял конверт у той женщины. Он решил, что тут какие-то женские дела. А когда позвонил мужчина с угрозами – понял, что вляпался, что все гораздо серьезнее.
– Может быть, это тот псих звонил, который ходил за мной по пятам? – недоумевала я.
– Товарищ Мокричкин? Не думаю, что он, живьем ли, по телефону, смог бы произвести хоть какое-то впечатление на Валентина Никитича. Нет, тот, кто звонил, по его словам, имел самый решительный тон и, похоже, настроен был весьма воинственно. А теперь подумай, Серафима, кто бы это мог быть?
– Понятия не имею!
– Ну подумай, кому ты насолила? Что за женщина тебя преследует?
– Никому.
– У тебя были, э… – он замялся, видимо, надеясь, что я ему помогу, но я не представляла,
О чем идет речь.
– Что?
– Ну, как бы это сказать? Романы с женатыми мужчинами.
– Да у меня вообще никаких романов не было!
– А ты припомни.
Он взял миску с начищенной картошкой и принялся крошить ее на сковородку.
– Давай рассказывай. Я адвокат, мне можно, – сказал он, не глядя на меня, тоном, каким врачи обычно говорят «раздевайтесь».
Пришлось, запинаясь и опуская детали, рассказать ему в двух словах о моих взаимоотношениях с мужчинами.
– Не то, – изрек он, когда я замолчала. – Дальше.
– А дальше Клим.
– Клим твой не из той оперы.
– А из той – всё, – вздохнула я.
Нож замер в его руке:
– Уж не хочешь ли ты сказать, что в последние пять лет не вступала…
– Хочу! – прикрикнула я на него, нервно подсчитывая, сколько же лет прошло с тех пор, когда мой последний товарищ пел не «Вологду» у метро, а «Гоп-стоп» у меня дома.
– Это интересно, – обронил Федор, но тут же спохватился и нарочито серьезно спросил: – А этой женщиной могла бы быть Света?
– Веркина сестра? Нет. Зачем ей?
– Мало ли. Может быть, Верка положила глаз на твою квартиру, например. Решила сестру пристроить в Питере.
– Она бы со мной так не поступила…
Федор закончил крошить картошку, подлил
масла и поставил сковороду на огонь.
– Ты знаешь, за время своей практики я столько раз слышал эту фразу! Каждый, кого обвели вокруг пальца, долго не может поверить в коварство замыслов своих ближних. А самые коварные замыслы обычно плетут именно люди из ближайшего окружения: родственники, супруги, с которыми прожили двадцать лет, ближайшие друзья. А махинации с квартирами сейчас вообще стоят на первом месте. Директор описал мне женщину, которая к нему приходила: высокая блондинка с короткой стрижкой и со зловещим блеском в глазах. Никого не напоминает тебе?
– Нет.
– А твою захватчицу?
– Ну она, высокая…
– Вот…
– Но волосы у нее темно-каштановые и длинные.
– Может быть, парик?..
В этот момент раздался телефонный звонок.
– Это твой Клим заступил на вахту, – сказал Федор.
– Я не буду брать трубку.
– Нет, – Федор покачал головой, – ты ответишь. Извинишься за то, что не позвонила, и договоришься встретиться с ним завтра днем.
– Зачем?!
– Потом скажу, – Федор подталкивал меня к телефону. – Давай, я рядом, не бойся.
– Алло! – я сняла трубку.
– Сима! – ревел Клим голосом раненого дикого зверя. – Что происходит?
Федор сжал мой локоть, и я, стараясь говорить как можно спокойнее, но все равно заикаясь на каждом слове, ответила:
– Извини-ни, К-клим. Так получилось-ось. Работы было очень много. Давай-ай завтра д-днем встретимся.
– Давай, – быстро сказал он. – А почему ты снова там? Где твой брат?
– Он в к-командировке. Я пока здесь по-поживу.
– Хорошо, – вздохнул Клим с облегчением.
– А к-как ты узнал его телефон? – спросила я.
– Завтра расскажу, – отмахнулся он. – Давай встретимся у меня.
– У тебя на работе?
– Дома.
– Д-д-дома? – переспросила я, и Федор, догадавшись, о чем идет речь, отчаянно замотал головой. – Давай лучше у метро, – предложила я, – у Грибоедова.
– Все, договорились. Если не приедешь, найду тебя. Мне уже стало мерещиться, что кто-то тебя похитил и держит заложницей.
– Нет, завтра буду.
17
Из кухни вкусно пахло, и мы наперегонки побежали туда, подгоняемые мыслью, что наш ужин, брошенный на произвол судьбы, сейчас сгорит.
– Итак, Серафима, насколько я понял, ты совершенно равнодушна к своему жениху?
– Да, – я тихо злилась, что он называет Клима моим женихом и в душе, наверно, посмеивается над моими любовными историями.
Но обжигающая картошка с хрустящей корочкой не настраивала гневаться, а располагала, наоборот, к самой мирной беседе.
– Значит, завтра будь понастойчивее. Во- первых, умри, но узнай, откуда у него мои координаты. А потом, когда он ответит тебе на этот вопрос, объясни ему наконец, что совсем не собираешься за него замуж. Скажи ему это определенно, чтобы у него не оставалось никаких сомнений.
– Это необходимо? – сморщившись, спросила я.
– Разумеется. Он мне уже надоел своими лионками. Отелло чертов! А вечером мы съездим к тебе домой. Хочу посмотреть на твою Светлану.
– Я несколько раз звонила туда – никто не берет трубку. Похоже, она сгинула.
– Или не хочет подходить к телефону.
Этим наш разговор о «грустном» ограничился, и мы стали весело жевать картошку, вспоминая сегодняшних клиентов.
– Ладно, – сказал Федор после ужина, – сегодня нужно выспаться. Завтра нас ждут серьезные дела. Пока! – и скрылся в своей комнате.
«И это все?» – раздосадованно думала я, оставшись одна. Значит, вчерашняя фантастическая ночь с таинственными мелодиями, значительными шорохами и лунными волнами больше не повторится? Выходит, она ничего не предвещала? Плечи мои опустились, а лицо приняло, наверно, самое унылое выражение. Вдруг дверь комнаты быстро приоткрылась, и Федор, выглянув, внимательно посмотрел на меня. Я моментально поднялась и засуетилась на месте, словно меня поймали с поличным.
– Хочу воды набрать, – важно и немного заносчиво сказал Федор, – чтобы ночью не бегать.
Он налил из чайника воды в стакан и гордо удалился в свою комнату. Но я могу поклясться, что оттуда тотчас же донесся его сдавленный смех. Ах вот, значит, как! Он надо мной потешается! Наверно, вчера я выглядела полной идиоткой в одеяле на кухне. Ну и хорошо, потому что я просто валюсь с ног после вчерашней бессонной ночи и сегодняшнего длиннющего дня. Он надеется уснуть раньше меня? Не выйдет!