– Извини, – добавила я и пошла прочь.
Но отошла я только на расстояние его вытянутой руки. Он развернул меня за плечо, и я почувствовала скорее, чем поняла, что единственное его желание сейчас – убить меня. Прихлопнуть на этом самом месте, как муху. Потом на лице его отразилась тяжелая внутренняя борьба, и он притянул меня к себе уже совсем легонько, но решительно:
– Что случилось, Серафима?
Мне было очень трудно объяснить ему, что же случилось. Наверно потому, что я и сама еще хорошенько в этом не разобралась. И дело тут совсем не в событиях последних дней или последней ночи. Мир, представлявшийся серым и унылым, как-то в одночасье обрел живой цвет и звук, развернулся теперь, как сжатая пружинка, и манил тысячью радостей, которые раньше мне даже не снились.
Я не знала, что ему ответить. И, честно говоря, даже не понимала, почему должна откровенничать с человеком, к которому не испытываю ровным счетом никаких чувств. Но, наверно, я была виновата перед ним. В том хотя бы, что не сказала ему раньше об этом, в том, что давала ему возможность строить иллюзии на мой счет. Снова не то. Ведь все его планы относительно бывшей Симочки иллюзиями не назовешь. Они были уместны и реальны. Только вот теперь рассыпались в прах. Что же действительно со мной случилось?
– Я бы тоже хотела в этом разобраться.
– Значит, тебе всего лишь навсего нужно еще немного времени? – настаивал Клим.
– Да, – произнесла я, думая о своем, – мне нужно время, чтобы во всем разобраться.
– Хорошо.
Клим быстренько выпустил меня из своих цепких рук.
– Хорошо. Даю тебе три дня. Надеюсь, этого достаточно?
– Может быть, – мысли мои были уже далеки от нашего разговора.
– Через три дня встретимся. А сегодня поужинаем вместе, мы ведь так давно не виделись…
– Нет, Клим, – перебила я его. – Не поужинаем. Я хочу побыть одна и подумать.
Он явно не ожидал такого ответа и занервничал: стал доставать из пачки сигарету, мять ее, в конце концов сломал и бросил на тротуар.
– Подвезти тебя?
– Спасибо, я на метро. Пока.
На этот раз он не остановил меня, а дал спокойно влиться в шумный людской поток, гудящий на Невском. Краешком глаза, пока волна несла меня к метро, я заметила, как Клим, потеряв меня из вида, достает радиотелефон…
19
Когда я вернулась в офис, Федор в полном одиночестве сидел на кухне и курил. Он подскочил ко мне и, замерев в нескольких шагах, принялся жадно шарить глазами по моему лицу. Потом, всмотревшись получше в мои глаза, что-то, очевидно, нашел там такое, расслабился, сделал шаг вперед и, притянув к себе за плечи смешно, чмокнул в щеку.
– Мы победили? – спросил он на всякий случай.
– Скорее да, чем нет, – сказала я.
И тут же начали звонить посетители, словно ждали все это время, притаившись за дверью.
Вечером, когда все стихло – телефон, звонки в прихожей, шум машин за окном, – Федор отнес меня на руках за свой стол, усадил к себе на колени и принялся неторопливо целовать. Я умирала во время каждого поцелуя, потому что не была знакома с чувствами, находящимися по ту сторону радости, счастья, восторга. Казалось, удовольствие доходило уже до предела, ан нет, оно все катилось и катилось дальше, куда-то уже в страну снов и грез. Это было сладостное умирание, но как только он отрывал свои губы от моих, чтобы передохнуть и тоже, может быть, не умереть от счастья, я моментально возвращалась к реальности, тревожно ожидая продолжения своих сладких мучений. И они все длились и длились.
Пока мы упивались своими запредельными ощущениями, раздался телефонный звонок и сторож уведомил нас, что пора бы и честь знать. Мы как школьники, застуканные на месте преступления, выбрались из офиса и на цыпочках, не желая привлекать внимание здоровенного деда-сторожа с лохматыми бровями, попытались проскользнуть незамеченными мимо него. Но он все-таки бросил осуждающий взгляд в нашу сторону и погрозил пальцем.
На улице у машины мы расхохотались.
– У меня для тебя сюрприз! – сказал Федор, когда мы поехали совсем не туда, где находился его дом. – Не уверен, что выйдет, как я задумал, но попробуем.
Мы все ехали и ехали, пока я не стала замечать, что дорога мне теперь знакома и мы находимся где-то около моего дома.
– Кстати, в этом районе я живу, – сообщила я Федору, но эта новость, похоже была ему хорошо известна.
– Что ты говоришь! – притворно протянул он, сворачивая прямиком к моему подъезду.
– Приехали, – объявил он. – Вперед!
– Ты шутишь, – я даже не пошевелилась.
– Пойдем, утрясем и это маленькое недоразумение.
Он обошел машину и потянул меня за руку. Я сопротивлялась.
– Что с тобой, – спросил он, – Серафима? Куда делась твоя решительность?
– А что я ей скажу?
– Скажешь, зонтик забыла.
Действительно, мне давно было пора забрать
кое-какие вещи. Как только я об этом подумала, их список стал стремительно расти в моей голове, и я с озабоченным видом выбралась из машины.
Путь вверх по лестнице (лифт не работал) представлялся мне восхождением на голгофу. Теперь я искренне жалела, что оказалась когда- то с Веркой за одной партой.
Федор нажал кнопку звонка – в ответ тишина. Он снова позвонил – безрезультатно. Тогда он нажал звонок и не отпускал его до тех пор, пока не занемел палец.
– Вот видишь, никого нет, – вздохнула я облегченно.
Тогда Федор развернулся на сто восемьдесят градусов, и не успела я даже ойкнуть, как он позвонил в соседнюю дверь.
– Что ты делаешь?! – запричитала было я, но дверь распахнулась и соседка уже изучающе смотрела на Федора, а потом, переведя взгляд на меня, сказала:
– Сима, я предупреждаю вас – только в виде исключения, – и протянула… ключи от моей квартиры.
Я остолбенела, а Федор поблагодарил соседку и, как только та захлопнула дверь, развернулся ко мне:
– Прошу вас, мисс.
В квартире царил полный порядок. То есть, разумеется, это был порядок в моем понимании, и женщина других взглядов бесспорно решила бы, что квартира нуждается в генеральной уборке. Порядок царил в том смысле, что все вещи при беглом осмотре лежали на своих местах и следов пребывания здесь чужого человека не наблюдалось. Я заглянула в шкафы, на кухню и даже под кровать. Похоже, моя захватчица съехала. Могло даже показаться, что ее и не было никогда. Я с опаской посмотрела на Федора, беспокоясь, как бы ему опять не показалось, что историю со Светланой я выдумала. Он в это время заканчивал изучение моей книжной полки, после чего обернулся ко мне и изрек:
– Я понял, Серафима, отчего все твои беды. У тебя нет ни одной книги по гражданскому праву! Ни одной по экономике! Сплошная фантастика и любовь. Немудрено на подобном чтиве докатиться до такой жизни. Но мне твоя квартира нравится, и я думаю, что ты как гостеприимная хозяйка накормишь меня пиццей.
С этими словами он протянул мне полиэтиленовый пакет, в котором оказалась провизия. Я машинально взяла его и пошла на кухню. Отправив сразу четыре пиццы в духовку, я вдруг вспомнила, как Федор звонил моей соседке. Откуда он знал, что ключи у нее? Я никогда соседям ключей не оставляла.
– Послушай! – с этим воплем я прилетела в комнату, где Федор удобно расположился на моей тахте.
– Ага! – обрадовался он. – Просветление началось. Я уж было решил, что ты совсем не способна делать логические выводы.
– Так ты…
– Да, это я, – его распирало от гордости. – Пока ты выясняла отношения со своим Климом, я в свободную минутку позвонил… Ты следишь за моей мыслью? по-твоему, позвонил?
– Светлане…
– А вот и нет! Я позвонил Валентину Никитичу.
– Зачем?
– Чтобы узнать, где отдыхает твоя однокашница Вера. Она ведь, когда собралась срочно уехать, трясла перед ним путевками, чтобы поверил и отпустил. Директор вспомнил, как называется пансионат в Анапе, куда она укатила: «Мать и дитя».
– Ну?
– Тогда я позвонил в пансионат, где Веру уже знали все, от вахтера до генерального директора, поэтому твою удивительную подругу разыскали через пять минут. Я объяснил ей в двух словах, что вытворяет здесь ее любимая сестра, но она и ухом не повела. Но вот узнав, что я твой адвокат и что ей придется выступать в суде в качестве свидетельницы, тут же сменила тон и выдала мне всю правду.
Федор поведал мне весьма интересные вещи, которые узнал от Веры. Оказалось, что Света ей вовсе не сестра. Что однажды днем, когда у нее был выходной, а муж, наоборот, работал допоздна, к ней явился Клим с цветами и шампанским. Они два часа сидели за столом, под которым просвечивали Веркины коленки, и Клим плакался ей в жилетку, рассказывая, какая Сима дура, что тянет с замужеством, просил помочь. Говорил: «Верочка, только вы, с вашим умом…»
Верка и хотела бы ему помочь, да не знала как. И тогда он объяснил ей, что у него есть прекрасный план. От нее требуется только одно – выдать родную сестру Клима, которая тоже жалеет его и мечтает обзавестись невесткой, за свою собственную сестру и поселить у Симы. Клим утверждал, что совместное проживание с его сестрой ускорит принятие несговорчивой невестой окончательного решения. Он клялся, что в долгу не останется, и тут же на столе оказались три путевки в Анапу, в самый дорогой санаторий.
– После этого, похоже, подруга твоя больше уже ничего не соображала. Она подсунула тебе Светлану и укатила, заверенная Климом, что, вернувшись, попадет прямиком к вам на свадьбу в качестве свидетельницы со стороны жениха. Там с кухни что-то угольками потягивает…
Я вышла из оцепенения и, выскочив на кухню, выключила духовку как раз вовремя, когда еще пиццу можно было назвать хорошо поджаренной, а не подгоревшей.
Новости, которые сообщил мне Федор, взрыхлили целый пласт моих представлений о жизни и поставили все с ног на голову. Самые фантастические догадки стали обрушиваться на меня одна за другой и я, окончательно потеряв аппетит, ковыряла пиццу ножом.
– Ну что, продолжать? Самое интересное еще впереди.