л ни одной юбки, будто коллекционировал женщин в своей постели. Алиса не удивилась бы, если бы однажды выяснилось, что он записывает их имена в столбик где-нибудь у изголовья кровати.
Успокоив Софи, что с Мирославой Раф имел еще более кратковременное знакомство, чем с ней самой, Алиса вернулась к жертвоприношениям, и они еще раз обсудили все, что Алиса с Леоном делали последние два дня. Беседы хватило как раз до поворота с трассы на проселочную дорогу, ведущую к небольшому дачному поселку, где круглый год жил Тимофей Аркадьевич Голубицкий, пятьдесят восемь лет назад накрывший секту «Спасение». Тимофею Аркадьевичу было уже за восемьдесят, и Алиса удивилась тому, что он не перебирается в город, однако, увидев бывшего милиционера, поняла, почему он предпочитает проводить время на даче даже зимой.
Голубицкий, несмотря на возраст, оказался высоким, подтянутым мужчиной, которого язык не повернулся бы назвать стариком. Он жил в небольшом, но ухоженном доме-бунгало, который было видно издалека благодаря мигающим новогодними огнями окнам и крыше. Большой двор, куда бывший милиционер провел гостий, тоже оказался аккуратным. Ровные дорожки, небольшие хозяйственные строения, тщательно подстриженные кусты и спящие клумбы.
Сам Тимофей Аркадьевич встретил гостий в теплом вязаном пуловере и джинсах с потертостями, седые волосы были аккуратно подстрижены и уложены набок. Даже лицо имело не так много морщин. Только трость в его руках да выцветшие глаза и выдавали возраст.
После короткой процедуры знакомства Тимофей Аркадьевич пригласил девушек в теплый дом, где пахло хвоей и цитрусовой отдушкой. Никакой стариковской затхлости и лекарств. Никакого склада старых вещей и сентиментальных черно-белых фотографий на стенах. Все стильно, современно и качественно. Увидев заинтересованные взгляды девушек, Тимофей Аркадьевич усмехнулся в пышные усы.
– Я в свое время в милиции мало проработал, – начал он, приглашая их за собой в небольшую уютную кухню. – На одном задержании меня подстрелили, месяц в реанимации лежал, легкое удалили. Так и живу с одним уже почти шестьдесят лет. Ни о каком возвращении в милицию речи не шло. Да я и не хотел, честно говоря. Я шел туда из романтических побуждений, но, как выяснилось, оказался трусоват для этой профессии.
Тимофей Аркадьевич говорил с усмешкой, не стесняясь своих пороков. Одновременно с этим, не спрашивая, чего хотят гостьи, он наливал воду в монстроподобную кофемашину, доставал из холодильника молоко и варенье.
– Как вылечился, пошел в институт на инженера учиться. Благо родители мои были обеспеченными людьми, согласились содержать меня и мою молодую жену, пока я учусь. Ну а потом я неплохо по карьерной лестнице поднялся, дал хороший старт в жизни двум сыновьям, те – внукам. А теперь и они нас с матерью не забывают. Дом вот нам построили, жена постоянно по санаториям ездит, спину лечит. Я не любитель, поэтому тут сижу. Дом, сад, небольшая мастерская. Что еще надо на пенсии? Так что, можно сказать, даже благодарен тому человеку, что меня подстрелил много лет назад.
Тимофей Аркадьевич поставил на стол три высоких стакана капучино, следом вазочку с печеньем и лишь после этого сел напротив девушек.
– А вы же о секте «Спасение» приехали поговорить?
– Откуда вы знаете? – не сдержала удивления Софи.
– Молодой человек, который звонил мне и просил о встрече с вами, упомянул, что дело касается какого-то давнего преступления, о котором я могу знать. Как я вам уже сказал, в милиции я проработал всего ничего и могу вспомнить лишь два дела, которые могут кого-то заинтересовать спустя столько лет: это секта и тот человек, что меня подстрелил. Но его самого расстреляли еще в советское время, так что едва ли вы приехали поговорить о нем.
– Вы правы, – очаровательно улыбнулась Софи. – Нам нужна информация о секте.
Тимофей Аркадьевич кивнул, удовлетворенный собственной догадливостью.
– Что именно вас интересует?
– Честно говоря, все, – призналась Софи. – Все, что вам известно.
– В том числе то, о чем в отчетах советский милиционер не написал бы? – снова хитро усмехнулся Тимофей Аркадьевич.
Софи и Алиса переглянулись, а Голубицкий рассмеялся.
– Летом я, знаете ли, много времени в саду провожу, а вот зимой заняться нечем, – признался он. – В мастерской уже здоровье не позволяет днями пропадать, с интернетом я, даром что инженер, так и не подружился. Телевизор смотрим с женой. А там разное показывают. В том числе и начальника вашего, который себя черным колдуном называет. И вас рядом с ним. А у меня память на лица феноменальная, я вас сразу узнал.
– Что ж, тем проще, – согласилась Софи. – Мы можем не задавать наводящих вопросов, а сразу попросить рассказать все, что помните, в том числе и то, о чем не писали в отчетах.
Тимофей Аркадьевич удовлетворенно кивнул и начал рассказ.
Это было году в пятьдесят девятом – шестидесятом. Молодой Тимофей Голубицкий тогда работал в милиции всего несколько месяцев, но связи непростого папы позволили миновать стадию низшего звена и сразу устроиться в уголовный розыск. А вот его близкому другу и товарищу Вовке Семенову повезло меньше, уехал он патрулировать деревни. И как раз на его участке и находилась секта «Спасение». Времена тогда были уже более или менее спокойные, в коммунизм шли широкими шагами, отголоски войны остались в прошлом. Тем не менее, участок Вовки был сильно отдален от областного центра, ехать туда работать желающих находилось мало, а потому участковые сменялись часто и участок был в некотором роде бесхозным. Секта обосновалась в лесу у старой церкви несколько лет назад, но никому до нее не было дела. В деревню сектанты не ходили, людей к себе не вербовали, а потому их не трогали. Однако Вовка, молодой и горячий, истовый комсомолец, решил навести порядок. Где это видано, чтобы советские люди по лесам прятались, да еще и верили во что-то, кроме светлого будущего.
Сунулся он к ним буквально через месяц, как в должность заступил. Приняли его гостеприимно, тепло даже, можно сказать. Лидер секты, который называл себя отцом Никифором, жил в небольшом домишке, сколоченном из досок, прямо в лесу. Домишко был маленьким, потолка высокий и статный Вовка касался головой. В единственной комнате стояла печь, стол и пара лавок. Кроме отца Никифора, в доме жила молодая девушка, которую тот называл своей дочерью, однако никаких документов, подтверждающих родство, предоставить не смог. Остальные сектанты ютились в большой землянке. Участкового провели в нее, чтобы он лично убедился, что ничего страшного там не происходит. Трое мужчин и четыре женщины от двадцати до сорока лет. Выглядели все более или менее прилично, в добротной одежде. Никаких икон по углам, ничего противозаконного. По уверениям сектантов, в старую церковь, находящуюся неподалеку, они не ходят. Вовка не поленился, наведался и туда. Кроме обшарпанных стен и поломанных кирпичей под ногами, ничего не увидел. В общем, ничего такого, что позволяло бы молодому участковому немедленно принять меры.
И тем не менее при встрече с Тимофеем, после трех стопок деревенской самогонки, Вовка признался:
– Знаешь, будто мороком меня обволокло. Пока там был, все казалось таким правильным и логичным. Ну есть люди, живущие в лесу, что ж тут такого? Да, тунеядцы, но не воры и не убийцы же. У меня пока других проблем хватает, за этих потом возьмусь. А потом как вышел оттуда, так и думаю: что-то там нечисто. Как они живут? На что? Что едят? В деревне говорят, там дети есть, а я не видел. Спрятали? Почему я там про это не вспомнил, не подумал?
В общем, секта казалась Вовке странной, но заняться ею времени у него реально не хватало. На запущенном участке хватало и грабежей, и драк, и хищений.
Все изменилось летом шестидесятого. В лесу потерялись две девочки. Пошли за черникой, отбились от компании и не вернулись домой. Вся деревня поднялась на ноги, сколотили отряды, отправились на поиски. И в отдаленном уголке, куда местные обычно не ходят, поскольку нет на том участке ни грибов, ни ягод, нашли тело молодой девушки. Она была присыпана землей, и, если бы не поиски детей, никто никогда бы ее не нашел. Однако собака одного из жителей что-то унюхала, и небольшой холмик раскопали.
Девушке на вид было около двадцати. Смерть наступила не больше месяца назад, она еще не успела разложиться так, чтобы лицо стало неузнаваемым. Тем не менее никто из местных ее не опознал. Она умерла от потери крови, поскольку на груди ее были четыре глубокие колото-резаные раны. А губы оказались сожженными дочерна, что сразу же вселило в поисковиков суеверный ужас и указало на возможных виновных.
Тут, конечно же, оставить в покое секту уже никто не мог.
– Мы подготовили целую операцию, – рассказывал Тимофей Аркадьевич, попивая капучино. А вот Алисе он в горло почему-то не лез, она даже не притронулась к напитку. – Следователь из области приехал со своей командой. Так я там и оказался. Нужно было сделать все тихо и быстро, чтобы до сектантов слухи не дошли и они не сбежали. Но при этом качественно. Ведь Вовка у них был и ничего не заметил. Мы боялись, что они могут спрятаться так, что и не найдем.
Облаву устроили ранним июльским утром. Сектанты действительно не ожидали, не успели ни убежать, ни спрятаться. И увиденное поразило и молодых милиционеров, и видавших виды следователей.
Оказалось, что землянок у сектантов было целых пять, а не одна. Но лишь та, в которую приводили Вовку, была более или менее оборудована. Остальные же походили на звериные норы: маленькие, тесные, темные. На входе в каждую стояла тяжелая решетка с большими амбарными замками, ключи от которых висели на поясе у одной женщины, которую затем назвали правой рукой Никифора. В землянках этих сидели как молодые девушки, так и мужчины, и даже дети. Детей, надо заметить, было немного: мальчик лет трех и две девочки до года. Все сектанты были истощены, но при этом горой стояли за своего лидера.
Но самое страшное открылось милиционерам, когда они вошли в старую церковь. Вовка описывал ее как заброшенную, но заброшенной она не была. Как не походила и на ту, в которой проводились нормальные религиозные обряды. Пусть коммунизм боролся с религией, но кое-где церкви все еще оставались. Бабушка Тимофея, даром что сын в люди выбился, не последнюю должность в министерстве занимал, держала дома иконы, молилась перед сном и маленького Тимошу пару раз с собой на службы брала. Как выглядит церковь внутри, Тимофей помнил.