Этот позорный для США эпизод в очередной раз продемонстрировал пренебрежение американцев в отношении любых международных законов и правил ради достижения собственных целей. Одновременно он показал Сноудену, что путь на авиалайнере из Москвы в Южную Америку для него был закрыт. Конечно, оставалась еще возможность попасть туда на борту русской атомной субмарины, но это было уже из области фантастики.
Примерно через три недели после прилета Сноудена в Москву из Гонконга руководительница московского филиала «Хьюман райтс вотч»[21] Татьяна Локшина получила электронное письмо. Оно было написано от лица Сноудена и содержало приглашение приехать в аэропорт Шереметьево, где ее встретит кто-то из обслуживающего персонала с плакатом, на котором будет написано «G9». После этого ей позвонили из Шереметьево и попросили продиктовать паспортные данные.
По дороге в Шереметьево с Локшиной связались из посольства США в Москве. Американский дипломат хотел, чтобы Локшина сказала Сноудену, что, по мнению правительства США, никакой он не правозащитник, а банальный правонарушитель, и что его ждало наказание за совершенное преступление.
В здании аэропорта Локшина быстро отыскала человека, державшего в руках плакат с надписью «G9». Через некоторое время он громко сказал, чтобы все приглашенные следовали за ним. Таковых набралось 9 человек. В их числе, помимо Локшиной, были уполномоченный по правам человека в России, члены правозащитных организаций и адвокаты. Всех их посадили в автобус и отвезли к другому терминалу, в котором они встретились со Сноуденом. Он был в хорошем расположении духа, и, стоя за письменным столом, взволнованным голосом зачитал заявление. Сноуден выглядел застенчивым, это была его первая пресс-конференция. Начал он так:
«Здравствуйте, меня зовут Эдвард Сноуден. Немногим меньше месяца тому назад у меня была семья, домик в райском уголке, и я жил в очень комфортных условиях. У меня также была возможность, не имея на то никакого ордера, отыскивать ваши сообщения, завладевать ими и читать. Любые сообщения в любое время. Таким образом, у меня была возможность вмешиваться людские судьбы. Эта также являлось серьезным нарушением законодательства. Четвертая и пятая поправки к конституции моей страны, двенадцатая статья «Всеобщей декларации прав человека», всевозможные конвенции и договоры запрещают заниматься такой массовой, всепроникающей слежкой».
Далее Сноуден сказал, что решения секретной судебной комиссии по надзору за внешней разведкой «каким-то образом узаконили эту нелегальную слежку» в США и «попросту исказили основополагающий принцип правосудия, состоящий в том, что оно должно вершиться зримо». Он также соотнес свои действия с Нюрнбергским процессом над немецкими военными преступниками, проходившим с 1945 по 1946 год. Сноуден сослался на один из принципов, провозглашенных на этом процессе: «То обстоятельство, что по внутреннему праву не установлено наказания за какое-либо действие, признаваемое, согласно международному праву, преступлением, не освобождает лицо, совершившее это действие, от ответственности по международному праву».
Сноуден, отвечая на обвинения в том, что он изначально намеревался нанести США вред или даже невосполнимый ущерб, заявил: «Соответственно, я сделал то, что считал правильным, и начал кампанию, чтобы положить конец этим правонарушениям. Я не стремился к личному обогащению. Я не пытался торговать американскими секретами. Я не сотрудничал ни с каким зарубежным правительством, чтобы гарантировать себе безопасность. Вместо этого, я предал гласности, что знал, чтобы то, что всех нас затрагивает, могли обсудить все из нас без утайки, и я обратился ко всему миру за правосудием. Нравственное решение рассказать общественности о шпионской деятельности, которая касается всех нас, далось мне дорогой ценой, но оно было правильным, и я о нем нисколько не сожалею».
Сноуден расценивал охоту, которую на него устроило американское правительство по всему миру, как недвусмысленное предупреждение тем, кто захочет высказаться, подобно ему, по щекотливым вопросам, затрагивавшим американские интересы. Включение в список лиц, которым отказано в авиаперевозках, угрозы применения санкций, беспрецедентное требование, адресованное западноевропейским союзникам, принудительно посадить у себя самолет с боливийским президентом на борту– все это Сноуден назвал опасной эскалацией конфликта. Сноуден с похвалой отозвался о странах, которые оказали ему поддержку и предложили политическое убежище, несмотря на несоразмерный нажим со стороны США. К ним Сноуден причислил Россию, Венесуэлу, Никарагуа и Эквадор: «Я выражаю им свою благодарность и свое уважение за то, что они первыми выступили против нарушений, которые власть имущие допускают в отношении беззащитных граждан. Отказываясь изменить своим принципам перед лицом запугиваний, они заслужили уважение всего мирового сообщества. Я намереваюсь посетить каждую из этих стран, чтобы выразить мою личную благодарность их народам и руководителям».
Под конец Сноуден объявил, что решил попросить временного политического убежища в России. Это было вынужденное решение на период, пока у него не появится возможность уехать в одну из стран Южной Америки. Сноуден также попросил поддерживавших его активистов обратиться с петициями к США и их союзникам в Западной Европе, чтобы те не препятствовали его отъезду.
Пресс-конференция Сноудена длилась в общей сложности 45 минут. Один из приглашенных, московский адвокат Генри Резник сказал журналистам: «Мистер Сноуден – не призрак. Он существует на самом деле. Я пожал ему руку. Она, как и у всех людей, состоит из плоти и крови». Другой на приглашенный пресс-конференцию, уполномоченный по правам человека в России Владимир Петрович Лукин дал интервью российскому телевидению, заявив: «Сноуден сказал, что, конечно, он обеспокоен свободой передвижения, ее отсутствием, но что касается всего остального, то у него нет жалоб на условия проживания. Как он сам сказал, бывало и похуже».
Среди приглашенных на пресс-конференцию Сноудена был и московский адвокат Анатолий Григорьевич Кучерена. После ее окончания Сноуден послал ему электронное письмо с просьбой о помощи. Кучерена согласился и пару дней спустя снова встретился со Сноуденом в аэропорту Шереметьево. Кучерена разъяснил Сноудену некоторые требования российского законодательства, а также посоветовал аннулировать все иные просьбы о предоставлении политического убежища, кроме просьбы, обращенной к России.
На следующий день Кучерена опять приехал для встречи со Сноуденом и помог ему составить прошение о политическом убежище в России. По итогам встречи со Сноуденом Кучерена сказал репортерам: «В настоящий момент он хочет остаться в России. У него есть выбор. У него есть друзья и много сторонников. Я думаю, что все будет в порядке».
Почему Сноуден выбрал именно его, Кучерена не знал. Возможно, на решение Сноудена повлияла близость Кучерены к российским властям. В 2011 году Кучерена публично поддержал решение Путина баллотироваться на новый президентский срок. У Кучерены были связи с влиятельными людьми и знаменитостями. Например, он представлял интересы известного кинорежиссера Никиты Сергеевича Михалкова. В 2007 году Кучерена вошел в Общественный совет при Федеральной службе безопасности (ФСБ) России. Основной задачей Общественного совета стало «развитие взаимодействия органов безопасности с общественными объединениями, научными организациями и гражданами Российской Федерации в области обеспечения национальной безопасности, защиты прав и свобод граждан Российской Федерации, конституционного строя Российской Федерации в части, касающейся органов безопасности».
Навещая Сноудена в Шереметьево, Кучерена неизменно захватывал с собой различные подарки – путеводители по России и Москве, книги русских писателей (Достоевского, Чехова и Карамзина), предметы одежды. Карамзин заинтересовал Сноудена больше всего, и он попросил Кучерену привезти все произведения Карамзина. Одно из них Кучерена специально приобрел для Сноудена на языке оригинала, чтобы тот мог начать учить русский язык.
Выходить за пределы здания аэропорта Сноуден не мог. Несмотря на это, он не жаловался на плохое самочувствие. И все-таки жизнь беглеца, которую Сноуден вел с момента своего побега с Гавайских островов, накладывала негативный отпечаток на состояние его здоровья. По этому поводу Кучерена сказал: «Для Сноудена тяжело все время находиться в состоянии тревожного ожидания. В душе он остается свободным человеком и ни на шаг не отступает от своих убеждений. Что касается его реакции на события, он убежден и совершенно честно полагает, что сделал все, в первую очередь, для того, чтобы американцы и другие люди осознали, что за ними следят».
С прибытием Сноудена в Россию все чаще стал звучать вопрос: передал ли он секретные документы, которые прихватил с собой, китайцам или русским? 24 июня 2013 года американское издание «Нью-Йорк тайме» процитировало двух экспертов спецслужб. Не приводя конкретных доказательств, они утверждали, что китайцы сумели скопировать содержимое ноутбуков Сноудена, где он хранил украденные из АНБ документы.
Сноуден опроверг это утверждение, а также заявил, что ничего не передавал русским: «Я никогда не делился секретами ни с одним зарубежным правительством, и они не изымали никакой информации из моих ноутбуков». В защиту Сноудена от этих обвинений энергично высказался и Гринвальд.
Сноуден искусно выстроил свою линию защиты. Когда он работал в ЦРУ и по контрактам с АНБ, то занимался обучением правительственных чиновников надежным методам защиты информации от чужих посягательств. Теперь Сноуден мог на практике применить свои знания, оказавшись под повышенным вниманием иностранных спецслужб.
В Москве Сноуден вступил в переписку с бывшим американским сенатором-республиканцем Гордоном Хамфри, который в одном из своих писем написал Сноудену: «При условии, что вы не разгласили никакой информации, которая поставила бы под удар наших разведчиков, я полагаю, что Вы правильно поступили, когда разоблачили то, что я считаю массовым нарушением американской конституции». Хам