Эдвард Сноуден, Давид Миранда, Гленн Гринвальд и Лаура Пойтрас (слева направо)
Однако тот же Гринвальд после досмотра его сожителя Миранды в лондонском аэропорту выступил с откровенными угрозами, которые отнюдь не свидетельствовали в пользу взвешенного подхода к отбору секретов для публикации: «Отныне я буду намного более агрессивным в своих репортажах. Я опубликую гораздо большее число документов. Я опубликую материалы и про Англию. У меня есть много документов про английскую разведку. Они еще пожалеют о том, что сделали». Похоже, что Гринвальд в гневе забыл, что цель разоблачений Сноудена состояла в том, чтобы выставить на всеобщее обозрение грехи спецслужб, а не чтобы мстить за нанесенные личные обиды.
В украденных Сноуденом секретных документах содержались упоминания сотрудников АНБ и ЦПС. Некоторые из них находились в служебных командировках в зарубежных странах и контактировали там с местными жителями. Если бы их фамилии и род занятий стали известны, то все, кто с ними контактировал, попали бы под подозрение. Сноуден заявил, что не собирался публиковать подобного рода секретные документы. Зачем же, спрашивается, он их вообще выкрал? Да и учитывая, как непрофессионально с ними обращались журналисты, получившие их от Сноудена, вероятность утечки информации была очень велика.
Разоблачения действий разведывательных служб американских союзников подрывали взаимное доверие между ними и США. Поскольку украденные чужие секреты требовали очень бережного обращения и довольно быстро теряли свою ценность в случае утечки, то разведчики инстинктивно стремились тайно копить у себя добытую секретную информацию, а не делиться ею с другими. Тем самым они оберегали свои источники и используемые методы, а также облегчали себе добывание новых секретов. Делиться с союзником разведывательной информацией, добытой с огромным трудом, стоило только в том случае, если ему можно было доверять как себе самому. Неспособность же АНБ хранить секреты вызывала законное недоверие к США со стороны союзников как к надежному партнеру в разведке.
История разоблачений Сноудена во многом повторяла историю скандала вокруг операции АНБ «Эшелон», о которой стало известно в 1990-х годах. Секретную информацию об «Эшелоне» тогда разгласила сотрудница американской оборонной корпорации «Локхид» Маргарет Ньюшем, работавшая по контракту с АНБ. Широкой публике про «Эшелон» стало известно после серии публикаций в английской и новозеландской прессе. В них говорилось, что американцы и англичане вместе со своими ближайшими союзниками шпионили за всем остальным миром. Для этого использовалась глобальная сеть станций перехвата телефонных разговоров, факсов, телексов и информации из зарождавшегося Интернета. И все это якобы делалось без ведома американской общественности и надлежащего судебного надзора.
Возмущение, вызванное разоблачениями Ньюшем, усилилось, когда английский журналист Дункан Кемпбелл заявил, что, помимо прочего, «Эшелон» был нацелен на добывание экономической информации. В результате американские компании, по мнению Кемпбелла, получали незаслуженные преимущества перед своими конкурентами на мировом рынке.
Были опубликованы точные места расположения американских станций перехвата, а также список слов и выражений, которые АНБ выискивало в перехваченных сообщениях. Своеобразную эмоциональную окраску разоблачениям Ньюшем придали и сопровождавшие их истерические тирады европейских политиков.
Впрочем, Ньюшем, как и Сноуден, не поведала ничего сногсшибательного. АНБ и ЦПС занимались тем, чем им было положено заниматься. Их тесные партнерские отношения в области разведки средствами связи сложились еще в 1940-е годы. Детали этого сотрудничества были строго засекречены по вполне понятной причине. Ведь даже самые незначительные, на первый взгляд, подробности о бюджетах АНБ и ЦПС, их сотрудничестве с подрядными компаниями и местах дислокации станций перехвата могли оказаться очень полезными для противника.
Никто не смог доказать, что разоблачения Ньюшем свидетельствовали о чем-то противозаконном. Согласно законодательству США, АНБ могло заниматься разведывательной деятельностью под надзором судебной комиссии. Тут мнения журналистов разделились. Одни доказывали, что полномочия АНБ были чрезмерно широкими, а надзор со стороны судебной комиссии – слишком либеральным, другие – наоборот. Однако при чем здесь журналисты и их читатели? Ведь за правильным балансом между свободой действий АНБ и строгостью надзора за ними должны были следить политики и юристы, а отнюдь не журналисты или рядовые граждане.
Самое серьезное обвинение, прозвучавшее в адрес АНБ в связи с «Эшелоном», оказалось связано с якобы имевшей место подменой государственных интересов на коммерческие. Доказывать беспочвенность этого обвинения было бесполезно. Тех, кто был уверен, что правительство США в сговоре с американскими корпорациями было способно на все ради прибыли, опровержения официальных лиц все равно нисколько не убеждали.
Однако одно дело – шпионить за иностранными компаниями, и совсем другое – делиться полученной информацией со своими. Тут даже наиболее ревностные разоблачители «Эшелона» не смогли предоставить никаких доказательств в пользу своих обвинений. Наиболее правдоподобное объяснение этому состоит в том, что ничего подобного не происходило. Любое систематическое предоставление частному сектору разведывательных данных было бы слишком рискованным предприятием. Совершенно непонятно, кто руководил бы процессом в целом, кого следовало допускать к секретной информации, и какой ее частью можно было делиться? И как насчет конкурентов, которые затаскали бы по судам правительство США, если бы вдруг обнаружили, что были неправомерно лишены доступа к ценной информации, добытой на средства американских налогоплательщиков?
Был ли у Сноудена альтернативный способ добиваться желаемого результата? Отвечая на этот вопрос, необходимо принять во внимание, что, несмотря на специфику деятельности, АНБ являлось бюрократическим правительственным агентством, которое в своих действиях руководствовалось строгими правилами. Если сотрудник АНБ сталкивался с нарушением каких-то правил, то первым делом должен был доложить об этом по инстанции. Согласно американскому законодательству, сотрудник спецслужбы США мог сообщить секретную информацию, касавшуюся серьезной проблемы, злоупотребления или нарушения закона, членам комитетов американского конгресса по делам разведки. Но перед этим требовалось исчерпать все другие возможности, включая обращение к генерал-инспектору АНБ и генеральному прокурору США.
Сноуден этого не сделал. Судя по всему, в его распоряжении просто не было информации, которая бы свидетельствовала о наличии в АНБ серьезных проблем, злоупотреблений или нарушений закона. Мотивацией разоблачений Сноудена послужила произведенная им экстраполяция траектории развития американского государства, которая, по мнению Сноудена, вела от демократии к тоталитаризму. Пусть так, но Сноуден мог хотя бы поделиться своими опасениями с американскими конгрессменами, даже не разглашая никакой секретной информации. Он и этого не сделал.
Наконец, Сноуден мог перейти на работу в один из «мозговых трестов», озабоченных проблемой соблюдения права на неприкосновенность частной жизни в эпоху цифровых технологий. Конечно, разглашением секретов Сноуден добился большей шумихи, чем получили бы откровения бывшего сотрудника. Однако для того, чтобы начать широкие общественные дебаты, совершенно не нужно было красть в АНБ такое громадное количество секретной информации!
Сноудену достаточно было бы просто предать гласности секретное решение судебной комиссии по надзору за внешней разведкой, из которого следовало, что американская телекоммуникационная компания «Веризон» регулярно поставляла АНБ информацию о телефонных звонках своих клиентов. В этом не было ничего противозаконного, и сотрудничество между АНБ и «Веризон» длилось многие годы. Однако широкая общественность все равно была бы возмущена масштабами электронной слежки внутри США. Никто не возражал против использования метаданных о телефонных звонках для того, чтобы разыскивать украденные мобильные телефоны. Полиция могла запрашивать метаданные при расследовании конкретных уголовных дел, например, чтобы выяснить, кто находился на месте преступления во время его совершения. Но информация о том, что одно-единственное правительственное агентство накапливало у себя метаданные обо всех телефонных звонках, вызывала большие опасения и справедливое возмущение.
За ее разглашение Сноуден, без сомнения, был бы сурово наказан. Но у него были бы все основания рассчитывать на амнистию после вынесения приговора. Сноуден мог бы с полным правом заявить, что сделал свои разоблачения с минимальным ущербом для разведки США и сосредоточил внимание на тайной деятельности АНБ, которую большинство считало наиболее спорной. А обязательство хранить в секрете информацию об этой деятельности нарушил исключительно ради общественного блага. Сноудена все равно ждала бы тюрьма. Тем не менее он мог бы сказать в свою защиту, что похитил очень ограниченное число секретных документов, имевших отношение к делу.
Напротив, Сноуден сбежал из США, прихватив с собой такое количество секретных документов, что их невозможно было не только проанализировать в полном объеме, но хотя бы составить самое краткое обезличенное описание каждого из них. Вряд ли эти действия были характерны для разоблачителя, скорее– для злостного вредителя. В АНБ даже прозвучало мнение, что Сноудену надо бы предложить амнистию, лишь бы он вернул все похищенные секретные документы. Ручаться, что их не видели посторонние люди, нельзя было. Но хотя бы можно было бы поточнее узнать, что именно похищено Сноуденом и откуда.
Операция «Сноуден»
История Сноудена, описанная в большинстве средств массовой информации по всему миру, выглядела следующим образом. Бывший высокооплачиваемый сотрудник ЦРУ Эдвард Сноуден, работавший по подрядным договорам с АНБ, испытал сильное разочарование, когда вдруг обнаружил, что АНБ вместе со своими зарубежными партнерами занималось массовым сбором разведывательной информации в США и за рубежом. Разочарование было настолько сильным, что Сноуден скопировал секретные компьютерные файлы, подтверждавшие эти ужасные действия АНБ и его иностранных пособников, и передал репортерам. Благородный разоблачитель не побоялся пожертвовать своей карьерой и благосостоянием ради того, чтобы вывести злодеев на чистую воду. Эта жертва сделала его кандидатом на вручение всевозможных премий как самому достойному человеку года в различных номинациях, а также претендентом на канонизацию в роли нецерковного святого. Бурные аплодисменты. Занавес.