Английское адмиралтейство оказалось настроено куда менее любезно. Его дешифровальная служба, впоследствии названная Комната 40 в соответствии с номером служебного помещения, где сидели ее сотрудники, занималась взломом не только военно-морских, но и дипломатических шифров– американских в том числе. Начальник военно-морской разведки Англии капитан Реджинальд Холл очень ценил разведывательную информацию, которую для него добывала Комната 40. Благодаря ей Холл приобрел исключительное влияние, на которое в противном случае вряд ли бы мог рассчитывать.
Именно под непосредственным руководством Холла была прочитана и продана гласности знаменитая шифртелеграмма немецкого министра иностранных дел Артура Циммермана. Это событие в значительной степени способствовало вступлению США в Первую мировую войну. Поэтому слова Ярдли о том, что Холл «по своему влиянию был вторым лицом после английского премьер-министра Давида Ллойд-Джорджа» были не так уж далеки от истины.
Холл плохо относился к Ярдли, считая его болтуном. Он довел свое отрицательное мнение о Ярдли до сведения всех сотрудников Комнаты 40. А когда Ярдли обратился за разрешением посетить Комнату 40, то Холл наотрез отказался предоставить такую возможность.
Тогда Ярдли отправился во Францию, чтобы посетить дешифровальную секцию из состава английских экспедиционных сил во Франции. Ярдли встретился с капитаном Хитчингсом, в мирное время работавшим учителем музыки, а с началом Первой мировой войны переквалифицировавшемся в дешифровальщика. Хитчингс удостоился высокой оценки своего начальства, которое заявило, что он один стоит целой английской дивизии.
Вандемана к тому времени отправили служить в разведслужбу американских экспедиционных сил в Европе за допущенные им нарушения прав граждан США при проведении контрразведывательных операций. Вандеман решил, что Ярдли вряд ли сможет узнать что-то новое, находясь в расположении американских экспедиционных сил, и послал Ярдли в Париж.
Сценарий парижского визита Ярдли оказался примерно таким же, как и лондонского. Ярдли встретился с полковником Франсуа Картье, который возглавлял дешифровальную службу военного министерства Франции. Картье разрешил Ярдли пообщаться с французскими военными дешифровальщиками, трудившимися над взломом немецких шифров. Ярдли познакомился с капитаном Джорджем Пейнвином, который рассказал о взломе самого трудного шифра военного времени под условным наименованием «АДФГВ». Назван так шифр был потому, что только эти буквы встречались в его криптограммах.
Картье наотрез отказался обсуждать с Ярдли вопросы взлома дипломатических шифров Германии, поскольку полагал, что тот вел себя неосмотрительно. Это мнение еще более окрепло, когда один из сотрудников Комнаты 40 рассказал Картье, что Холл не дал Ярдли встретиться со своими подчиненными. И Холл, и Картье считали, что Ярдли слишком преувеличивал успехи «МИ-8» и собственную роль в их достижении. Причину такого бахвальства можно было понять: Ярдли приходилось постоянно доказывать полезность своей работы для государства, чтобы не лишиться источников бюджетного финансирования. И пока что ему удавалось избегать неблагоприятных последствий своего хвастовства. Тем не менее Холл и Карте решили не рисковать и допустили Ярдли только к информации о взломе криптосистем тактического уровня. Рассказывать же ему о своей работе над иностранными дипломатическими криптосистемами они не собирались ни под каким видом, поскольку очень дорожили разведывательной информацией, добываемой таким способом, и боялись ее лишиться из-за болтливости Ярдли.
Во время своего пребывания в Англии Ярдли настаивал, чтобы Холл поделился с ним испанским кодом. Однако Холл демонстративно дождался отъезда Ярдли во Францию и вручил испанский код Эдварду Беллу, сотруднику посольства США, отвечавшему за взаимодействие с английскими разведывательными ведомствами. При этом Холл сказал Беллу, что ни при каких условиях «не отдал бы испанский код любому другому человеку из ныне живущих, кроме Белла». Слова Холла прозвучали как намеренный упрек в адрес Ярдли.
Ярдли вернулся в Лондон в начале декабря 1918 года. К этому времени воюющие стороны подписали перемирие и начали подготовку к мирной конференции в Париже. В январе 1918 года Ярдли стал советником начальника американской военной разведки, который входил в состав комиссии США по мирным переговорам. Помогали Ярдли капитан Фредерик Лайвси, который более года проработал дешифровальщиком в американских экспедиционных силах в Европе, и Ривз Чайлдс, штатный дешифровальщик военной разведки США.
Незадолго до этого немцы ввели в действие новый шифр– специально для своих делегатов на мирной конференции. Американцы не смогли его взломать, как, впрочем, и англичане с французами. Чтобы как-то компенсировать острый дефицит добываемой разведывательный информации, Ярдли и его помощники выпускали ежедневный новостной бюллетень, который составляли из немецких газетных статей.
Служебные обязанности Ярдли были минимальными. Он работал с утра и до полудня. Потом его сменял Чайлдс, а с 16 часов наступал черед Лайвси. Вскоре на тот факт, что услуги троицы американских дешифровальщиком были не востребованы, обратило внимание их начальство. Ярдли получил приказ возвращаться на родину через Италию, чтобы разузнать там что-нибудь полезное у итальянских дешифровальщиков и прикомандированных к ним англофранцузских консультантов по вопросам дешифрования.
При отъезде в Италию Ярдли забыл свой саквояж с секретным документами в комнате американского военного коменданта на вокзале в Париже. Военный комендант позвонил Чайлдсу, взволнованно поведал ему о своей находке и сказал, что не стал бы открывать саквояж, если бы была другая возможность идентифицировать его владельца. Чайлдс забрал саквояж и отправил курьерской почтой в Геную. Там его получил Ярдли и 31 марта 1918 года отчалил на корабле к родным берегам.
Переходный период
Свою основную задачу в качестве руководителя «МИ-8» Ярдли видел в том, чтобы обеспечивать американское правительство обильным и постоянным потоком разведывательной информации относительно целей и планов других стран. Эту информацию сотрудники «МИ-8» добывали путем дешифрования. Всего за полтора года, прошедшие с момента создания службы «МИ-8», ими было прочитано более десяти тысяч шифровок и взломано около пятидесяти шифров, принадлежавших восьми иностранным государствам.
В ходе Первой мировой войны к выводу о важности дешифрования для достижения победы над врагом пришли все ведущие европейские страны. В результате они обзавелись дешифровальными службами, которых у них не было перед войной. Их примеру вскоре последовали и США.
Ярдли считал, что работу по взлому иностранных шифров, начатую в США в военное время, следовало продолжить и после окончания войны. Эта работа, как полагал Ярдли, должна была вестись централизованно. Ярдли был не первым, кому пришли в голову подобные идеи. То же самое в своей служебной записке написал Вандеману сотрудник государственного департамента США Леланд Харрисон, получавший из американских спецслужб сводки с разведывательной информацией.
Харрисон отнюдь не пустословил. Государственный секретарь США Роберт Лансинг пообещал Харрисону выделить необходимые денежные средства для финансирования единой дешифровальной службы. Поэтому, по мнению Харрисона, Вандеману следовало уже сейчас подбирать новых сотрудников в «МИ-8» с учетом того, что они останутся работать в качестве дешифровальщиков и в послевоенный период.
Харрисона поддержали директор ФБР, а также начальники военно-морской и военной разведок США. Подытоживая высказанные ими мнения, Вандеман предложил, чтобы новоявленная дешифровальная служба занималась «шифровками, полученными из всех правительственных организаций», и чтобы она стала «постоянно действующим правительственным ведомством, которое будет существовать после войны».
После этого Ланье Уинслоу, коллега Харрисона, приступил к планированию роли, которую в деятельности новой дешифровальной службы должен был играть государственный департамент. Уинслоу уже тогда предвидел, что после войны возникнет проблема с американскими телеграфными компаниями, которые не захотят предоставлять в распоряжение правительства США копии своих телеграмм. Об этой проблеме и о некоторых других в конце января 1919 года он написал письмо Харрисону, находившемуся в тот момент в служебной командировке в Париже:
«В настоящее время мы испытываем большие трудности при получении материала для дешифрования. Происходит это потому, что цензура со стороны военно-морской сил была практически упразднена, и за любым материалом приходится обращаться к телеграфным компаниям, которые боятся предпринимать какие-либо действия без разрешения генерального почтмейстера Альберта Берлсона – в основном из-за того, что он принял закон, по которому разглашение содержания телеграммы кому бы то ни было является уголовным преступлением…
Вопрос продолжения нашей дешифровальной работы был чудесным образом окончательно решен, когда стало ясно, что оставлять все, как было раньше, никоим образом нельзя. Произошло это, главным образом, оттого, что в генеральном штабе сочли невозможным содержать команду дешифровальщиков за счет средств военного департамента. Ведь это означало бы, что во главе «МИ-8» пришлось бы поставить кадрового офицера. Но ведь совершенно невозможно, чтобы большое количество гражданских лиц работало под началом военнослужащего, который не разбирается в сути исполняемой работы. Если он может быть хоть чем-то полезен, или если он дорожит своей репутацией, то не захочет быть чисто номинальным начальником, а если попытается работать по-настоящему, то только испортит все дело. У этой проблемы есть множество различных аспектов, и я занимаюсь их обсуждением со всеми заинтересованными сторонами. Я полагаю, что приемлемое решение уже найдено, и обо всем можно позаботиться, но только в другом городе. Это связано с необходимостью учитывать, что требуемые финансовые средства не могут быть потрачены в местном административном округе и что в Вашингтоне трудно найти подходящий персонал, который значительно проще подобрать и дешевле содержать в каком-нибудь другом крупном городе. Через несколько дней у меня должна состояться очередная встреча с генералом Черчиллем