анный доступ ко всей информации, которой обладало АНБ. Имел этот доступ и Прайм. Кроме того, в течение года работы в Челтнеме Прайм получал для ознакомления совершенно секретные данные об успехах и неудачах ЦПС в дешифровании перехвата из советских линий связи.
Все же, несмотря на это, пентагоновская оценка ущерба представляется чрезмерно завышенной. Как раз в тот год, когда Прайм работал в Челтнеме и имел самый широкий доступ к тайнам ЦПС, инструкции 3-го управления КГБ, которые он получал по радио, по неизвестной причине перестали поддаваться расшифровке. В результате контакт с Праймом был прерван, и большую часть информации, добытой в Челтнеме, Прайм смог передать только в 1980 году в Вене. Да и та оказалась сильно подпорченной.
После ареста Прайма ПГУ отыгралось на 3-м управлении за то, что оно узурпировало работу с самым важным агентом КГБ в английской системе радиошпионажа со времен Кернкросса. В вину сотрудникам «тройки» ставилось неумение поддерживать постоянный контакт с Праймом, как это делалось в то же самое время ПГУ при работе с другим агентом КГБ, имевшим доступ к криптографическим тайнам США.
В 1982 году Прайма приговорили к тридцати трем годам тюрьмы за шпионаж и еще к трем годам – за растление малолетних. Эти два тюремных срока он по приговору суда должен был отбыть последовательно. Сам Прайм во всем винил свое, по его словам, «не в меру идеалистическое представление о русском коммунизме, которое наложилось на глубокие внутренние психологические проблемы».
Еще до разоблачения Прайма руководство АНБ неоднократно указывало коллегам из ЦПС на необходимость введения испытания на полиграфе в систему проверки персонала. После ознакомления с результатами проведенного расследования по делу Прайма правительство Англии в апреле 1984 года приняло, наконец, запоздалое решение о применении полиграфа в спецслужбах страны. В первую очередь подвергнуться тесту на детекторе лжи предстояло служащим ЦПС.
Липка
23 февраля 1996 года стало известно о еще одном случае предательства в АНБ: был арестован пятидесятилетний американец Роберт Липка. Дождавшись, пока его двое сыновей уйдут в школу, а жена – на почту, около дюжины сотрудников ФБР ворвались в дом Липки и надели на него наручники. После ареста Липке было предъявлено обвинение в том, что в течение многих лет он продавал КГБ секретные документы АН Б, где с 1964 по 1967 год был мелким клерком. В служебные обязанности Липки входил прием информации, поступавшей в АНБ по спецсвязи, ее сортировка, рассылка по подразделениям и последующее уничтожение. На основании этой информации в АНБ составлялись разведывательные сводки для высшего руководства страны.
В 1967 году Липка ушел из АНБ, чтобы закончить колледж в провинциальном городке в ста километрах от Филадельфии. Потом он преподавал историю в этом же колледже, содержал небольшой нумизматический магазин, публиковал безобидные заметки в местной газете и увлекался азартными играми. После того как в 1992 году в одном из игорных клубов на Липку упал стол, он подал судебный иск на хозяев заведения. Дело было улажено до суда. В качестве компенсации за частичную потерю трудоспособности Липка получил в десять раз больше, чем, по сведениям ФБР, ему заплатила советская разведка за все годы сотрудничества с ним.
Первые подозрения в отношении Липки появились у ФБР еще в 1960-е годы, когда он необоснованно задерживал у себя некоторые документы, вместо того чтобы своевременно передавать их дальше по назначению. Однако что же в конце концов вывело американских «чекистов» на след Липки, остается тайной. По одной из версий, в 1993 году, почти через двадцать лет после разрыва их отношений, на Липку донесла в ФБР его первая жена Патриция. В этом же году к Липке явился фэбээровец, который прикинулся сотрудником российской военной разведки – неким капитаном Никитиным. Сначала Липка сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Но когда пришедший назвал его старой кличкой Рук (в переводе с английского – шахматная ладья), придуманной для Липки в КГБ, поскольку он серьезно увлекался шахматами, Липка дрогнул.
Роберт Липка
Своему гостю Липка подтвердил факт продажи секретов АНБ русским, связь с которыми он не прерывал до 1974 года (количество похищенных им ценных материалов было столь велико, что встречи Липки с кураторами из КГБ растянулись на долгие годы), и пожаловался на неадекватную оплату ими своих услуг. По словам Липки, за каждый пакет документов, вынесенный им из штаб-квартиры АНБ в Форт-Миде, КГБ давал не больше одной тысячи долларов. Для передачи информации и получения за нее денег служили дупла деревьев в зонах отдыха и бачки унитазов в придорожных ресторанах.
В беседе с подставой Липка подтвердил, что работал на КГБ исключительно из-за денег, и предложил продать якобы имевшиеся у него еще «нетухлые» материалы. Получив пять тысяч долларов задатка на одной из последующих четырех встреч, Липка ни информацию не передал, ни щедрого аванса не вернул. И правильно сделал, поскольку в данном случае ФБР нарушило неписаный джентльменский закон разведки – не вербовать «под чужим флагом». Ведь если бы в России тоже начали вербовку агентуры от имени ЦРУ, результат был бы не менее впечатляющим.
Штаб-квартира АНБ в Форт-Миде, 1966 г.
Американская пресса дружно отметила подозрительное сходство Липки с анонимным персонажем книги Калугина «Первое управление. Тридцать два года в разведке», изданной в США в 1994 году. В ней автор повествует:
«Другим агентом, пришедшим к нам и передававшим сверхсекретные материалы по вооружению, был солдат, служивший в АНБ. В его обязанность входил контроль над средствами связи по всему миру. Хотя он не был настолько знаменит и ценен, как Джон Уокер[51], этот молодой американец передал КГБ значительное число документов.
Солдат пришел к нам добровольно в середине 1960-х, утверждая, что он занимается уничтожением секретных материалов в АНБ и мог бы снабжать нас ими в огромных количествах. Свой поступок он объяснил нехваткой денег. Мы прибегли к системе, которую использовали и в контакте с Уокером, – он должен был оставлять принесенные документы в тайниках в заброшенных местах в штатах Вирджиния и Мэриленд. После этого в заранее обговоренном месте солдат мог взять свой гонорар – как правило, тысячу долларов за раз, а также инструкцию, где и когда произойдет следующая передача. Подобные тайники позволяли нам получать и передавать документы без какого-либо опасения, что его заметят с одним из нас.
Документы, которые доставал этот солдат, были отлично рассортированы. Иногда, если он должен был делать вид, что уничтожает их, к нам поступали уже нарезанные бумаги. Он снабжал нас ежедневными и еженедельными докладами АНБ Белому дому, планами систем связи и движения американских войск по всему миру. Все, что попадало в его руки, оказывалось у нас. Порой он даже не имел представления о том, что передает.
Конечно, добрая часть материалов не представляла для нас особой ценности. Мне приходилось тратить массу времени, отбирая то, что нам не нужно, и переводя на русский язык важные документы для пересылки в Москву. Я никогда не встречался с ним лично, но этот случай, как и наглый шпионаж Уокера, показал, насколько небрежно поставлена система обеспечения безопасности в сверхсекретных учреждениях США.
Солдат покинул АНБ и поступил в колледж за деньги, полученные им от КГБ… Насколько мне известно, этот «крот» до сих пор может служить либо в структурах АНБ, либо в ЦРУ».
Вскоре после ареста Липки американские власти подтвердили, что в ФБР давно догадывались о наличии вражеского агента в своих рядах, однако долгое время никак не могли его обнаружить, и подозрение пало на Липку лишь после тщательного изучения книги Калугина.
В ответ на эти обвинения Калугин заявил, что по информации, которую он сообщил в своей книге, лучшие американские следователи искали бы агента сотню лет, ведь в середине 1960-х годов в АНБ работало почти сто двадцать тысяч человек. Однако даже абсолютному дилетанту ясно: зная те детали, которые Калугин привел в своей книге (сравнительный возраст, воинское звание, время вербовки, характер работы, доступ к конкретным документам, год поступления в колледж), вычислить Липку не составило особого труда. И если предположить, что у ФБР уже имелись подозрения в отношении нескольких бывших сотрудников АНБ, то литературное творение генерала-летописца от КГБ могло стать недостающим звеном в цепи расследования. А бывшую жену Липки просто взяли в разработку, и она «сбросила» ФБР информацию о бывшем муже.
Гузенко
Вечером 5 сентября 1945 года шифровальщик военного атташе в Канаде, лейтенант Советской Армии 26-летний Игорь Сергеевич Гузенко, решив попросить убежища на Западе, тайно покинул частную квартиру в Оттаве, снятую для него и его семьи посольством СССР. Сначала он попытался войти в контакт с прессой, но газетчики сочли его наглым лжецом. Канадская полиция также не поверила перебежчику. Только после того, как его квартира подверглась нападению, которого сам Гузенко избежал просто чудом, полицейские начали воспринимать его всерьез.
Переданные Гузенко материалы повергли канадских экспертов в состояние шока. Список советских агентов включал многих известных в стране и за ее пределами людей – членов канадского парламента, видного ученого-атомщика, руководящих деятелей коммунистической партии и некоторых лиц в других государствах. Украденные Гузенко документы также подробно описывали принципы шифрования, применявшиеся в КГБ и ГРУ.
Премьер-министр Канады сразу же отправился в Вашингтон, чтобы проинформировать о случившемся президента США и посоветоваться с ним. Поскольку Канада поддерживала тесные союзнические отношения с США и Англией, ее полиция немедленно оповестила о Гузенко руководителей контршпионских спецслужб этих стран. В Канаду спешно прибыли ведущие американские и английские специалисты по советской разведке.