Именно это. Любовь. Любовь братская. Любовь отцовская. Любовь к своей семье. Она никогда не исчезала. Она оставалась в душе, связанная воспоминаниями.
Медленно, осторожно Энджел открыл глаза. Сквозь пелену слез разглядел Мадлен и Лину. «Франко, я клянусь Всевышним, что никогда больше не покину их...»
Музыка внезапно прекратилась, и тишина наполнила церковь. Энджел оглядел собравшихся людей и только теперь начал понимать, что никакие они не чужие. Он разглядел пожилую миссис Констанцу из цветочного магазина на углу... А вот мистер Таббз из гаража на Десятрй улице... Вон там стоит мистер Фиорелли, аптекарь...
Он повернулся к Мадлен и Лине, стараясь улыбнуться, хотя это ему не особенно удалось.
– Не знаю даже, как вас и благодарить. Когда я посмотрел вокруг, я увидел своего брата, многократно отраженного в ваших лицах. Я понимаю, что так или иначе он повлиял на судьбы многих. И понимаю, что вы все были для него очень важны. И главное – я благодарю вас всех за то, что вы любили его, заботились о нем, позволяя также и ему любить вас. Без него мир несколько потускнел, но теперь я понимаю, что он не ушел безвозвратно. Какая-то его часть навсегда осталась с нами... Потому что он живет в наших сердцах.
Глава 28
Лина посмотрела на свое отражение в зеркале, и ей захотелось закричать. Ее прическа выглядела отвратительно. Она посмотрела на купленное для нее матерью платье, которое было сейчас разложено на кровати: восхитительное вечернее платье из темно-синего бархата.
Тоска сжала ей сердце. Не важно, наденет ли она это замечательное платье – все равно ничего хорошего с ней не произойдет. Да вся школа обхохочется, когда увидит, как Лина, взбалмошная, неуправляемая Лина Хиллиард, идет в длинном вечернем платье через гимнастический зал. Она почти наяву видела их насмешливые лица и слышала оскорбительные реплики. «Гляди, гляди, как вырядилась для Оуэна... На какой только свалке Зак ее откопал?»
Нет, она туда не пойдет. Она просто не сможет туда пойти...
Раздался стук в дверь.
– Войди, – сказала Лина, обернувшись.
В дверях стояла мать с большой плетеной корзиной в руках. На Мадлен были черные шерстяные брюки, в которых ее бедра казались узкими, как у девочки. Был на ней также пушистый свитер изумрудного цвета, который красиво оттенял ее необычные серебристо-зеленые глаза. Волосы лежали безукоризненно, волосок к волоску, косметика была искусно наложена. Мать выглядела так безупречно, что стало даже противно.
Мадлен неуверенно улыбнулась.
– Подумала, не помочь ли тебе с прической...
Лина тотчас инстинктивно ощетинилась. В голосе матери ей послышалось скрытое порицание – и Лина едва сразу не ответила грубостью. Но в следующую секунду внимательнее присмотрелась к матери – присмотре-лась – и не обнаружила в выражении ее лица ничего похожего на неодобрение. Просто желание искренне помочь. И легкое опасение, что Лина отклонит ее предложение, да еще и нагрубит.
– Лина? – спросила Мадлен, шагнув навстречу дочери. – С тобой все в порядке?
Мать спросила негромко, и в ее голосе было столько искренней озабоченности, что Лина даже растерялась.
– Я просто не знаю, мам... Может, не нужно мне никуда ходить сегодня? Ну их, эти дурацкие школьные танцы. Ладно было бы что-нибудь действительно стоящее.
Мадлен поставила корзинку на косметический столик и придвинула к себе стул.
– Я помню, как примерно в твоем возрасте – или, может, на несколько месяцев помоложе – я прочитала в местной газете о том, что там-то и там-то проводится танцевальный вечер. – Мадлен чуть улыбнулась. – Конечно, мне ужасно захотелось сходить, но со мной бы об этом никто и разговаривать не стал серьезно. Мой отец подобных развлечений совершенно не понимал. А у меня тогда не было парня, который мог бы взять меня с собой.
Лина недоуменно смотрела на мать. Ее слова звучали так... просто, и бесхитростно. Не Мисс Совершенство, не Безупречный доктор Хиллиард, а простая молодая женщина, вспоминающая свою юность. Лина уселась на постель.
– Ну и?
Мать сдержанно улыбнулась.
– Ну и я сказала отцу, что мне нужно сходить в медицинскую библиотеку, мне, видишь ли, руководитель дал кое-какое задание., Отец меня подвез. Я подождала, пока он уедет, и потом потихоньку улизнула из библиотеки, прошла шестнадцать кварталов под проливным дождем до школы в Ридженрест.
Лина подалась поближе к матери.
– И как там все было? Мать вздохнула.
– Там было просто... потрясающе. С помощью самых обычных вещей, вроде папиросной бумаги, фольги, целлофана, они превратили свой спортивный зал в настоящий снежный замок. Совсем как в романе «Доктор Живаго». Тема бала была «Рыцари в белом атласе». – Она даже рассмеялась оттого, что в памяти сохранилась такая мелочь. – Ну, как бы там ни было, я притулилась у дверей, словно какая-то церковная мышка. Стояла и смотрела, как танцуют все эти Золушки. – Улыбка исчезла с ее лица, голос погрустнел. – Именно тогда я и осознала, насколько одинока и насколько не похожа на остальных девочек. Была бы жива мама, она наверняка отпускала бы меня хоть иногда поразвлечься, во всяком случае, мне хотелось тогда в это верить.
Лина мысленно представила себе мать совсем еще молоденькой девушкой, одиноко стоящей в уголке огромного разукрашенного спортивного зала. Представила ее и в большом доме на вершине холма. Лине вспомнились сейчас решетки, которые она однажды видела на окнах материнской комнаты. И еще в памяти всплыли слова Мадлен: «Видишь? У тебя еще не самая плохая мать. Бывают родители и похуже». И сразу как будто что-то объединило Лину с матерью. Словно после рассказа матери у них вдруг появилось много общего, и Мадлен теперь сможет понимать свою дочь.
– Как знать, может быть, ты не подошла бы той компании? Тебя ведь там никто не знал. Они могли бы посмеяться над тобой.
– Тоже верно, – сказала мать, смотря в глаза дочери. – Всегда найдутся такие компании, которым ты не слишком-то подходишь. Но все равно, нужно идти и отвоевывать себе место под солнцем. Это как раз и называется: становиться взрослой. Это значит быть сильной и верить в себя. Даже когда все внутри тебя сжимается от страха.
Лина прикусила губу.
– Приятелям Захария я наверняка не понравлюсь. У меня... паршивая репутация, а он такой щепетильный, ты ведь знаешь.
Мать понимающе смотрела на нее.
– Хотела бы дать тебе волшебные таблетки, чтобы все было так, как тебе хочется. Может, одна из моих ошибок была как раз в том, что я невольно давала тебе понять, будто жизнь легка и приятна. Но в действительности она часто бывает тяжелой и несправедливой. Ведь на земле немало жестоких и эгоистичных людей. – взяла Лину за руку. – Но одно я знаю точно: ты умненькая, красивая девочка, за которой ухаживает очень хороший парень. Сегодня он хочет потанцевать с тобой вечером, и если ты не пойдешь только из-за своего страха, это будет означать, что потом ты покатишься все дальше вниз по однажды выбранной дорожке. Поверь мне на слово, я отлично знаю, какая у страха жесткая хватка. Но как только страх захватит твою душу, он один станет управлять всеми твоими поступками. Нельзя, чтобы такое случилось, деточка.
Лина задумалась над словами матери. И неожиданно к ней пришло ощущение уверенности и силы. Она понимала: мать, безусловно, права. Лина прежде никогда не позволяла страху брать над собой верх. А уж сегодня тем более нельзя было давать воли этому чувству. Лина улыбнулась матери быстрой, лукавой улыбкой.
– Слушай, а ты могла бы, как в тот раз, сделать меня симпатичной?
Мадлен широко с облегчением улыбнулась.
– О девочка, это ведь совсем не сложно.
В дверь позвонили точно в 7.45. Мадлен, вскочив от неожиданного звука, неловко уронила чайник на плиту. Чайник упал с грохотом, и часть воды из него выплеснулась, окатив металлическую поверхность плиты. Она улыбнулась собственному волнению и вытерла руки полотенцем. Затем поспешила открыть дверь, ожидая увидеть на пороге Захария во взятом напрокат смокинге.
Однако за дверью стоял Энджел. Он был одет в какой-то синий комбинезон сплошь на молниях: в такие обычно одеваются автомобильные механики.
Мадлен улыбнулась:
– Пришел починить трубы в ванной?
Он улыбнулся в ответ так сексуально, что у Мадлен перехватило дыхание. Из-за спины он вытащил огромный букет розовых роз.
Она перестала улыбаться.
– Это мне?
Он отрицательно покачал головой.
– Ты не единственная женщина в этом доме. И не единственная в моей жизни.
В этот момент Мадлен любила его сильнее, чем когда-либо. Улыбаясь, она отступила, пропуская Энджела внутрь. Войдя, он положил букет на стол.
– Ну как, Лина уже готова?
Мадлен по глазам видела, что он тоже волнуется. Энджел быстро глянул в сторону двери, ведущей в комнату Лины.
– Почти. А ты как?
Вопрос, казалось, удивил его. Видимо, он думал, что его собственное волнение никому не заметно. Встретившись с Мадлен взглядом, Энджел улыбнулся.
– Я вот только о чем думаю... Ты уверена, что она уже достаточно взрослая, чтобы бегать на свидания?
– Мне тоже было шестнадцать лет, когда я встретила тебя, и мы...
– Не напоминай даже... – Энджел выдавил на губах неуверенную улыбку и нервно заходил по комнате, посматривая то в сторону Лининой комнаты, то в сторону входной двери. С каждой минутой он становился все более серьезным.
Мадлен, сидевшая на диване, похлопала по месту рядом с собой:
– Присядь.
Энджел подошел и плюхнулся рядом. Обняв Мадлен за плечи, он притянул ее к себе.
– Я что-то так нервничаю, даже неловко. Как будто кот на горячей крыше. Я ведь абсолютно ничего не знаю о том, как должен в такой ситуации вести себя отец. И совсем не уверен, что сумею когда-нибудь этому научиться.
Она теснее прижалась к Энджелу, чувствуя исходящее от него приятное тепло и комфорт. Как хорошо ей было чувствовать руку Энджела на своих плечах.